Семь проблем: тезисы, вопросы, ответы
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2004
Новые времена внезапно наступили, и новый читатель возник — образовался почти мгновенно, словно выпал в кристаллы перенасыщенный раствор, — и возникла потребность в новой литературе, литературе свободы и пренебрежения, которая должна была прийти на смену литературе-из-под-глыб, да так и не пришла, пожалуй, даже и по сей день.
Б.Н.Стругацкий
1
Авторство — это комплекс отношений с обществом, автор — это тот, кто породил текст и вступил в отношения с людьми, назвав себя автором, подвергнувшись хуле или хвале окружающих, зависти и травле коллег, преследованию или премированию властями, вступив в оформляющие все это денежные, правовые и медицинские (язва, геморрой, инфаркт) отношения. В Интернете, как и в бумажной литературе, у большинства — но не у всех — текстов есть автор.
Породил ли Интернет новые правовые отношения между обществом и автором, и если да — то какие? Как они будут эволюционировать? Породил ли он новые отношения между властью и автором и какие? Как они будут эволюционировать?
Правовые отношения между автором и прочими людьми регулируются “авторским правом”. Накал дискуссий на этом поле таков, что спички можно зажигать без трения. Права делят на материальные (гонорар) и нематериальные (признание и указание авторства, неискаженная передача текста, иногда к ним добавляются и еще какие-то — например, регулирование окружения текста: скажем, автор может не захотеть воспроизведения в одном сборнике с “певцом унитазов”).
Нематериальные права можно анализировать с точки зрения их “материальности” — то есть влияния на последующие материальные события: воспроизведение на туалетной бумаге может повлиять на репутацию автора и уменьшить тиражи (хотя?..). Другой аспект — чисто нематериальный: автору может быть небезразлично, что сделают с его текстами — даже после его смерти, когда материальные аспекты делаются менее значимы.
Примечание: степень “собственности” на собственность есть еще функция общественного сознания, выраженного в политике. Например, в Российской Федерации человек не является вполне собственником многих вещей, даже если он их законно приобрел: картину или орден он, например, не во всех случаях может увезти за границу, дерево на своем участке — спилить, автомобили некоторых марок могут быть конфискованы, если потребуются Государству. Не являются вашей собственностью ваш паспорт и даже — можете улыбнуться — проездной билет на метро.
Проблема права в области интеллектуальной деятельности (в том числе и писательстве) состоит в том, что собственность на “вещь” объявляется не полной. Кусок мяса, за который я заплатил, — мой, и я могу с ним делать все. Утюг, который я купил, — не весь мой! А именно: знание того, как он сделан, вложено в него и может быть из него извлечено, но оно охраняется патентным правом. Утюг “мой”, но он иначе “мой”, нежели кусок мяса. Книга, которую я купил, — моя, но она моя не как мясо, а, скорее, как утюг от GE — дать почитать я могу, а выпустить на рынок под своим именем не могу — товарный знак этому препятствует. (Примечание: в древнеримском праве было семь видов собственности; большинство нынешних дискутантов на тему права в Интернете до таких больших чисел не считают.)
В целом патентное право, авторское право и т.п. регулируют данную сферу, управляя распределением доходов и расходов между изготовителем, дистрибьютором и покупателем (пользователем). На больших интервалах право устанавливается так, что люди получают свои утюги “по разумной цене”. Ее устанавливают “невидимая рука рынка” и видимая рука государства — то есть в цивилизованных странах — общества: через антимонопольное законодательство и таможенные пошлины. Фирма получает свой доход, то есть возможность для себя — инвестировать в производство новых утюгов, а для ее сотрудников — покупать утюги. Люди получают книги, автор — возможность купить утюг, погладить рубашечку, сходить на презентацию и творить дальше, книготорговец — свой доход. При этом реальное право или, как говорят, правоприменение, отличается от номинального права. Если я на одном утюге напишу “мастер Иванов из Урюпинска”, фирма GE не почешется.
Интернет на эту ситуацию повлияет, причем вполне предсказуемым образом. Он настолько сильно облегчает копирование, изменение и распространение текстов, что реальная ситуация, реальное правоприменение изменится. Все серверы не перевешаете — особенно если держать их “в нейтральных водах”. Номинальное право изменится, наверное, тоже, хотя и меньше, чем правоприменение, и не сразу. На данный момент изменений почти нет, потому что авторы книг получают доход от изданий на бумаге, а Интернет служит средством информации, увеличивая, а не уменьшая доходы (хотя кто-то прочитает и не купит). Впрочем, есть и авторы, которые выступают против распространения своих книг в электронном виде (В.Крапивин, С.Лукьяненко), утверждая, что от выкладывания доход снижается. Издатели, видимо, тоже придерживаются этой точки зрения: во многие договоры включается пункт о нераспространении автором произведения в Интернете (и автор потом на это ссылается — С.Логинов). Некоторые авторы относятся к сетевому распространению пофигистично (Б.Н.Стругацкий). Некоторые же — действуя по принципу “не можешь избегнуть — возглавь!” — сами выкладывают тексты и даже организуют печать книг принт-он-деманд (К.Бояндин). Возможно, что влияние размещения текста в Интернете зависит от конкретной ситуации: могут уменьшиться продажи книги, которую покупают, чтобы прочесть один раз и никогда к ней не возвращаться. Если же книга попадает в группу тех, которые “хочется иметь”, то Интернет ей не страшен, скорее, наоборот. Разумеется, заслуживает отдельного рассмотрения вопрос — какие книги “хочется иметь”. Это вопрос скорее к социологам и психологам, но вы, посмотрев на книжную полку (если читаете этот текст на бумаге и дома), можете увидеть ответ сами.
В журнальном мире ситуация аналогичная: многие журналы выкладывают в Сеть только часть статей или даже только анонсы. Журналы, больше ориентированные на консервативного потребителя, выкладывают статьи целиком (на одном секторе рынка: “Наука и жизнь” выкладывает, а “Знание—сила” и “Химия и жизнь” — нет). “Толстые журналы” — почти все выкладывают: могут не бояться выкладывать свои тексты те, кто является культурным явлением “как целое” (у филателистов есть термин “цельная вещь”), от которых человек получает удовольствие не только за счет чтения текста, но и от его созерцания, нюхания, поглаживания, вида журнала, лежащего на журнальном столике, и лицезрения подруги, созерцающей сей журнал, как бы случайно оказавшийся на прикроватной тумбочке. Ну да, я его выписываю… (этак небрежно).
Вот если когда-то бумажное книгоиздание начнет хиреть всерьез, если когда-то вселенская марьиванна возьмет в руки электронную книгу с марин/инодо/нцовс/кокуэ/льевс/кими текстами, шинкованными поэкранно, тогда возникнут проблемы. Но они возникнут не у писателей, а у дистрибьюторов. Больше, чем платят сейчас, они платить писателям не захотят, меньше — писатели не дадут, больше с читателя не возьмешь (и так в России книги по отношению к зарплате в несколько раз дороже, чем в Америке, блин), меньше — читатели оскорбятся. Нет, кроме
шуток — С.Лукьяненко продает свои романы в электронном виде по десятке (рублей) штука, большинство считает, что дорого, но в Сети были вопли на тему, что, мол, так мало — не подвох ли? (А бóльшая часть криков не издает, а молча
ждет — ждать, кстати, приходится недолго — пока в какой-либо сетевой библиотеке, пусть даже пиратской, появится отсканированный и почти совсем бесплатный — если не считать денег, потраченных на время скачивания в Интернете — файл.) Значит, проведет дистрибьютор, а попросту — книготорговец, дланью по потному лбу и закажет Биллу Гейтсу (которого в итоге и будут ругать недоумки) такое программное обеспечение, которое позволит получать деньги с читателя за каждое прочтение (как в прачечной — за каждое глаженье, а не за утюг на веки вечные). Оно, конечно, многих огорчит, но народ, кстати, в целом обрадуется — ибо при сохранении общего дохода книготорговца это повлечет перераспределение читательских расходов, увеличение расходов тех, кто перечитывает или учит наизусть, и уменьшение расходов того большинства, которое прочитывает и выбрасывает. И из головы тоже.
Но гениальные российские хакеры, вскормленные командной строкой, будут, сладострастно покрякивая, крякать это матобеспечение, очередной раз доказывая, что только личный интерес движет прогресс. И напоминая нам, что лучший способ вернуть Россию в ранний феодализм — это тот способ, который и сейчас, как уже 70 лет, применяет российская власть: подавление людей, имеющих личный интерес.
Впрочем, возможно, дистрибьютор не только нашинкует поэкранно, но и нафарширует рекламой чипса и шолдерса, чего марьиванна не заметит, как не замечает она этого в ящике — и будет права. То есть оба будут правы. Можно еще предположить, как это делают некоторые, что круг деятельности авторов отчасти изменится — например, они будут уже за индивидуальные денежки индивидуально отвечать на дурацкие вопросы поклонников. Или будут творить “за стеклом” — в самом деле, если поклонницы иных певичек ездят с ними на гастроли, чтобы приобщиться и сподобиться, то отчего бы не поехать в дом отдыха, чтобы посидеть за одним столом с кумиром и за очень отдельные деньги поглядеть в замочную скважину, как он морщит лобик, беря в руки стило? Та мысль, что в Российской Федерации выстроится обычная, в остальном мире существующая система защиты авторских прав, высказывается редко. Во-первых, эта идея недостаточно сенсационна, чтобы подвигнуть гиен пера на сочинительство, в во-вторых, уже мало кто верит, что в России возобладает цивилизация. Хотя — чем черт не шутит.
На отношения между властью и автором Интернет тоже повлияет. Власть действует через поощрение (налоговые льготы, гранты) и запреты (цензуру — законную и фактическую). Чем авторитарнее общество, тем больше цензура охраняет власть, то есть пресекает деятельность, угрожающую (по мнению “верхов”) сохранению правления в их руках. При всей ничтожности слов в скобках не надо их недооценивать. Вся Перестройка свелась к тому, что власть поняла: телевидение цензурировать надо налысо, а прессу — только до ежика (раньше считали, что “под ноль” надо все). Соответственно, поскольку Интернет позволяет легче нарушать запреты, это увеличит расходы общества на цензуру и несколько ослабит ее действие. Второе мы заметим, первое — нет. Потому что налоги в РФ, как и всегда, скрытые. Ведь большинство совграждан по сей день молятся на 13%, забывая — как забывали они всегда — о чудовищном по любым меркам налоге, который платит на фонд заработной платы работодатель. А Сетью займутся всерьез, когда количество читателей “последних известий” в Сети сравняется с таковым для газет. Будем надеяться, что власть предержащие понимают, что интерес к политике в Сети намного меньше, чем среди читателей газет, и это отодвинет момент, когда “действующий президент” изречет что-то насчет злоупотребления некоторых граждан благами цивилизации и свора его соратников займется любимым делом.
2
Сначала письменная литература существовала как часть другого занятия (историографии, религиозной деятельности и т.д.). Когда она стала самостоятельной областью деятельности, она явилась как хобби обеспеченных джентльменов и лишь потом возникла проблема денег, авторских прав, издательской доли и т.д. В Интернете имеет место бесплатная литература и проклевывается платная.
Психология отрицания коммерциализации, имеющаяся в Интернете, — временное явление из-за сложности организации платежей или для нее есть более серьезные основания? Связана ли эта психология с возрастом участников процесса (протест против “продажного мира старперов”) или наличием у них независимых доходов и пониманием того, что не обязательно все делать за деньги? Всякая ли человеческая деятельность начинается как хобби и потом коммерциализируется? Произойдет ли разделение Интернета на высокий (конкурсы, признанные сайты, известные авторы), молодежно-любительский и коммерческий — аналогично бумажному миру? Если да, то будет ли топ-Интернет коммерческим? Как различаются сейчас социальный статус бумажного автора и интернет-автора, какова тенденция различия статусов?
Искусство родилось в тот момент, когда первый прачеловек гортанными криками и обильной жестикуляцией попытался объяснить и показать своим соплеменникам сцену удачной охоты. Такое невозможно без художественных образов и вымысла. С этого момента образы реальности и вымысел начали жить в голове человека своей жизнью, и машина завертелась. Какова мотивация человека, пытающегося передать словами теснящиеся в голове образы и поступки, формирующие сюжет действа? Мотивам несть числа: от банального желания рассказать окружающим забавный или удививший случай из жизни до попыток передать потомкам (и никак иначе) собственный взгляд на некое социальное явление. Застолбить идею, прославиться, и даже — “срубить по-легкому много-много денег”. Впрочем, как правило, если основной мотив — лишь возможный гонорар, то произведение появляется на свет мертворожденным. “Халтура…” — скажет потенциальный издатель, и будет прав. А если он облажается, “халтура!” — воскликнет читатель и навсегда закроет книжку после первых страниц. Что посредством дарвиновского процесса естественного отбора на издательском рынке повлияет на выживание издателя. Соответственно, если читателю не понравился текст, выложенный в Сети, то он не купит его “на бумаге”.
Существовали гениальные авторы, зарабатывавшие на своем творчестве, — драматурги древних Рима и Греции, сказители саг и былин. А Вильям Шекспир? Основной доход шел с театра “Глобус”, в котором ставились его собственные пьесы. Александр Дюма, Оноре де Бальзак и даже Александр Сергеевич Пушкин — первые профессиональные литераторы, жившие только с литературы. И все же даже у профессионалов меркантильные интересы и процесс творчества не смешивались. Потом, когда произведение уже готово, — шла “рубка” с издателем за дензнаки. Но так это же потом… А подавляющее большинство писавшей, да и ныне пишущей братии, хоть и надеются на гонорары, а живут в основном с других доходов
(хотя — во всяком случае, в ФИДО — почти все дружно утверждают обратное…). Посему главное желание любого автора — чтобы с его произведением ознакомилось как можно больше читателей. Для того и писалось.
Большинство современных профессиональных литераторов с удовольствием отмечают факты появления собственных книг в Интернете, хотя, казалось бы, свободное хождение текстов по Сети бьет по их же карману — издатели не любят публиковать и переиздавать (и, главное, оплачивать!) романы и повести, “засветившиеся” в Сети. Но появление в Сети — показатель интереса общества к творчеству данного автора, что греет душу сильнее гонорара. Ведь возможная аудитория — намного больше любого “бумажного” тиража.
Расхождение интересов автора, издателя и читателя порождает запутанную ситуацию. Автор, связанный договором с редакцией, вынужден официально отказывать Интернет-сайтам в просьбах выложить в доступ то или иное их произведение, но на неофициальном уровне недвусмысленно дает понять, что не будет сильно возражать против появления на том же сайте “пиратского” скана с уже вышедшей книжки. Иногда писатель втихую от издателей присылает свой вычитанный вариант произведения, чтобы заменить выложенный на сайте скан со множеством ошибок от программы-распознавалки. И, разумеется, старается отслеживать — сколько посетителей скачало и прочитало его незаконно выложенное произведение. Ведь это и в самом деле интересно!
Известны попытки коммерциализировать Интернет-издания. Стивен Кинг затеял любопытный проект — выкладывать в доступ на своем сайте очередную главу из нового романа (кажется, “The Plant”) после сбора некоторой суммы за предыдущую. Разумеется, деньги должны были присылать благодарные читатели и на строго добровольной основе. Проект умер на 6-й главе — С.Кинг не собрал установленного минимума и не стал дописывать роман (точнее, отложил его на неопределенный срок).
Отечественный опыт — платный литературный портал www.km.ru (“Кирилл и Мефодий”): с популярными авторами заключается договор на определенные произведения. С этого момента любой пользователь сети может за небольшую плату скачать понравившийся текст. Якобы часть от этой суммы должна пойти автору. Увы, спустя полгода-год литераторы начали массово расторгать заключенные было договора (одному из авторов этой статьи было сделано соответствующее предложение — он отказался с мотивировкой: “Я ведь сам таскаю из Сети бесплатно”). Причин несколько: тут и отсутствие информации — сколько же народу реально скачало их произведения, и выкладывание в доступ текстов, не оговоренных в договоре, и либо полное отсутствие гонораров, либо выплата совсем смехотворных сумм. И автор в таких условиях считает, что бесплатное распространение во всех отношениях выгоднее.
А у читателей свои претензии. Деньги уплачены? Так почему организаторы платного сайта “Кирилл и Мефодий” вместо выверенного и хорошо оформленного авторского экземпляра подсовывают невычитанные сканы, которые можно бесплатно взять на любом пиратском библиопортале? Нашлись у km и более примитивные подражатели. И просят немного — десятку за файл. Неужели находятся дураки, которые платят за то, что на другом сайте можно взять бесплатно? Причем взять законно, а не заплатив вору. Между прочим, для продавца это статья 208 часть 3 (“Сбыт или хранение с целью сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем”), причем даже при отягчающих обстоятельствах — “в виде промысла”, но даже для покупателя это кое-что — часть 1 той же статьи. Загляните в УК, будете неприятно удивлены…
Низкая коммерциализация Интернета — отчасти временное явление из-за сложности организации платежей, и на Западе, где эта проблема решена, степень коммерциализации выше. Отчасти же это явление связано с тем, что в Интернет приходят люди, имеющие свою коммерчески успешную жизнь, и поэтому не все они рвутся немедленно доить. Либо люди молодые, из которых также далеко не все тоскуют по доильному агрегату, насаженному на весь мир. Потому что многие виды человеческой деятельности начинаются как игра, как хобби, и лишь потом — и не во всех случаях — они коммерциализуются. Сейчас на наших глазах происходит структурирование литературного Интернета — разделение на высокий (конкурсы, признанные сайты, известные авторы), молодежно-любительский и коммерческий — аналогично бумажному миру. Топ-Интернет сам по себе может и не стать коммерческим, может хоть демонстративно быть “весь в белом”, но всякий понимает, что успех на серьезном конкурсе когда-нибудь должен быть конвертирован в осетрину. Это конвертирование может происходить “прилично” — в конце концов, король Швеции не отсчитывает прямо в зале уважаемым лауреатам, гремя мешком, кроны и дублоны. А также пиастры.
Как различаются сейчас социальный статус бумажного автора и Интернет-автора, какова тенденция различия статусов? Вопрос о социальном статусе тем более осмысленен, чем более социально однородно общество. Поэтому ставить такой вопрос сегодня в РФ, в социально разобщенном обществе, да еще в ситуации, когда власть, чтобы удержаться у власти, играет на этом социальном разобщении, как большевики в 1917 году? Где-нибудь в “счастливой Голландии”, в сытых скандинавских странах… Даже в Америке этот вопрос имеет смысл больший, чем в РФ, — там общество весьма неоднородно, но хоть есть объединяющее все общество понимание, что неоднородность не должна влечь за собой разобщение. И там поэтому есть соответствующая грамотная и настойчивая политика. В РФ же вопрос о каких-то общих идеях в применении ко всему обществу может ставиться только в качестве шутки. Если счесть за статус доход — в конечном счете, его действительно обеспечивает все общество, — то ответ ясен: у чистых Интернет-авторов дохода не хватит и на оплату Интернета. При этом статус в своей среде у них может быть как угодно высок. Вообще некоторым из нас повезло — в своем кругу, под одеялом, у нас очень высокий статус.
По мере коммерциализации Интернета статус Интернет-авторов будет, естественно, расти. Но “общесоциальный”, т.е. коммерческий статус чистых Интернет-авторов всегда будет низок. Им, впрочем, он и не нужен — от денег они бы не отказались, но зачем им признание общества, к которому они относятся во многих случаях с легкой брезгливостью? Эту печальную дилемму разрешает
жизнь — люди взрослеют, с ними делается “не о чем поговорить”, зато у них появляется этот самый, который общесоциальный…
Невысокий статус Интернет-авторов связан еще и с тем, что многими — “по умолчанию” — они воспринимаются не как идейные люди, а как неудачники, у которых не получилось заинтересовать издателя и не нашлось денег на публикацию “за счет автора”. На сайте разместиться относительно легко, и даже создать
его — немногим сложнее: есть программы “сделай сам себе сайт”, есть
приятели — веб-дизайнеры. Кроме того, среднестатистический текст не проходит в Интернете никакого отбора: даже если автору действительно удалось создать нечто такое, от чего шарахаются держатели сетевых библиотек (некоторые из них ввели отбор — остепеняются), всегда найдется (или создастся) сайт, где текст будет принят с радостью; не взяли текст на сайт “Новые научные результаты” — ничего, попробуем вон тот, “Инопланетяне среди нас”. Вот если бы стало известно, что писателю N. пять издательств предлагали опубликовать его роман, но при этом требовали снятия текста с сайта, а N. гордо отказывается, и шестое издательство уже закрывает глаза на наличие сетевого варианта, — другое дело.
3
Автор — это тот, кто внес вклад: а) творческий, б) существенный, в) могущий иметь читателя (хотя бы потенциально — “писание в стол” тоже творчество).
Пункт а) отделяет автора от издателя, пункт б) от редактора, пункт в) от читателя, который тоже творит, домысливает, но только для себя. Деление в пунктах а) и б) не идеально резкое, но важнее то, что уровень требований по этим трем позициям зависит от жанра, времени, культурной традиции. Для автора в Интернете тоже можно определить эти параметры.
Какие изменения в этих трех направлениях породил Интернет? Как отличаются требования к новизне вклада, к его существенности и к количеству читателей для автора в Интернете? Как будут эволюционировать эти отличия? Рудис утверждает, что Сеть формирует автора — насколько нов этот новый тип автора, какова тенденция изменения степени новизны? Принципиальное отрицание авторства как позиция, история вопроса и что нового внес Интернет. (“Какая разница, кто написал, — сказал кто-то, — какая разница, кто написал”. С.Беккет.)
Читатель Интернета не тратит денег и даже не идет в магазин за книгой. Поэтому он должен быть менее требователен. С другой стороны, читатель Интернета тратит время на чтение, когда он мог бы делать в том же Интернете что-то другое — в отличие от потребителя “жвачки для глаз” в транспорте, которому просто больше нечем себя занять (разве что держать в руке банку, горделиво из нее прихлебывать да помавать головой в такт звуку из наушников). Поэтому он должен быть более требователен. В итоге разница оказывается не столь велика, а поэтому и требования к авторам различаются не сильно.
Но читатель Интернета несколько более молод, более образован и имеет больший доход, чем средний читатель вообще. Поэтому различия требований к авторам скорее связаны не с методом чтения, а с демографическим составом читателей. Но и эти различия представляются небольшими; кажется, что более молодые чувствительнее к оригинальности текста, но и это не доказано.
Что в Интернете отличается заметно — так это вариация количества читателей. Оно может быть и очень большим, и совсем небольшим, но и это не может быть использовано как четкий критерий, поскольку и на бумаге иногда издаются книги совсем малыми тиражами. Ситуацию “это читают все” мы видали и раньше и под “все” понимали — все наши знакомые. Разве что в 1988—1990 годах “все” звучало немного иначе… (здесь уронить скупую слезу). Что сейчас читают “все”, мы видим, и, конечно, это говорит кое-что о тексте и об авторе. Ситуация “это читают все” в Интернете невозможна, поскольку не все читают именно там, но в принципе возможна ситуация “читает весь Интернет”. Но это разница не сущностная, а техническая. Получается, что читатель Интернета не так уж сильно отличается от читателя на бумаге, стало быть, и Интернет-автор не сильно отличается от автора на бумаге. Именно поэтому, в частности, Интернет оказался хорошим местом для распространения информации о бумажных книгах.
А вполне возможно, что со временем произойдет “великое объединение”, как говорят физики. При технологии “принт-он-деманд” книгу не печатают тиражом в несколько тысяч экземпляров, а выкладывают на сайт. Особо желающие же получить книгу как книгу шлют заказ “изготовителю” и получают книгу как книгу, изготовленную по их персональному заказу. При гипотетической технологии, назовем ее “технология GU”, на сайте будет выкладываться текст, варианты дополнительных материалов (например, указателей) и оформления и гипотетические цены. После сбора заказов и мнений (их вклад в реальный спрос определяется легко) издатель, кряхтя, заряжает детище Гутенберга и — вперед.
4
Литературе во всей ее истории сопутствовал “литературный салон”. В зависимости от массовости литераторов, трудности коммуникаций, коммуникативных традиций и реакции властей он мог быть больше и меньше, мог располагаться “У Грибоедова”, в котельной соседнего дома и на Соловках. Благодаря облегчению коммуникации Интернет возродил явление “литературного салона” в виде гостевых книг и форумов.
Как явление “литературный салон” влияло на литературу? Как влияет “литературный Интернет-салон” на Интернет-литературу? А на бумажную литературу? Как будет эволюционировать эта ситуация? Возникнет непрерывная цепь форумов от высоколобых, через инкрустированные репликами “Петров-@#$%!” до стопроцентно матерных? Рассмотрим аналогию — создатели игр и игровое Интернет-сообщество — как они связаны и похожа ли эта связь на связь в литературном Интернет-сообществе?
Трудно сказать, как литературный салон влиял на литературу. Г-н Литератор мог швырнуть слуге цилиндр и шубу и зайти послушать, что говорит почтеннейшая публика о его новом романе. Но кажется, что писатель древности ничего полезного для себя бы не извлек. В том приземленном смысле, что написать следующий роман или следующую главу это ему не помогло бы. Уж скорее, помешало бы — вышел бы он из салона княжны N., сплюнул бы, сказал злобно: “Публика —
дура!” — взял бы извозчика и отбыл в свое Болдино. Впрочем, мог что-то и принять во внимание. Писательская душа — потемки.
Влияние литературного Интернет-салона, то есть форумов и гостевых книг, на писателя устроено так же — он может принимать во внимание и не принимать. Разница только в том, что Интернет сделал обе части этого процесса — и организацию салона, и слежение за ним — технически намного более простыми. И некоторые писатели не только принимают во внимание, но и активно участвуют в обсуждениях, загадывают участникам загадки насчет дальнейших событий, попросту — вовлекают их в творческий процесс. Который становится в некоторой мере коллективным. Но это пока единичные случаи, и не похоже, что их станет больше. Просто автор, человек, берущий в руки перо и опускающий руки на “клаву”, обычно такого мнения о себе, что слушать чьи-то советы очень напряжно для его психики.
В глубокой древности один раз имела место игра в “соавторство с читателями” (“Пионерская правда”, К.Булычев), но никаким соавторством это не было. Писатель писал сам, а письма читателей в основном отправлялись именно туда — в Recycle bin в углу экрана. Или в Trash… Впрочем, тогда технологии были стопроцентно бумажными…
5
Новые технические средства всегда привлекали активных и творческих людей и посредством их деятельности формировали культуру. Например — авиация, автомобиль, фотография, космонавтика, компьютинг. Активные люди, концентрируясь в какой-то области, самим этим влияют на культуру. Кроме того, они повышают общую выживаемость человечества, поскольку через продукты своей активности, предъявляющие некоторые требования к людям, влияют на них. Интернет — техническое решение, привлекшее множество активных и творческих людей.
Что нового технически дал Интернет литературе? Избавление от “тирании печатного станка” — в какой мере оно имеет место? Необратимо ли оно в России? Что за организация “администрация сети”, которая намедни рассылала без спросу по мейлу поздравления с каким-то государственным праздником? Как связана свобода Интернета и степень тоталитарности режима? На сколько лет приблизил Интернет падение тоталитарного режима в СССР и насколько он приблизит это событие в Китае и Северной Корее? Влияет ли Интернет на бумажную литературу? Если да, то как — угнетает или стимулирует?
“Тиранию печатного станка” можно понимать в двух смыслах — интеллигентском и массовом. Начнем с первого — здесь ответ очевиден и положителен. Во-первых, потому, что в Сети публикация и распространение дешевы, и поэтому можно, не имея денег, публиковать то, что не приносит дохода. В этом смысле Интернет — спасение для культуры в обществе, которое мирится с тем, что его государство тратит деньги налогоплательщиков на войну, а не на культуру (и не на медицину, и не на образование). Во-вторых, Интернет почти не цензурируется, и хотя и в нем не все можно опубликовать, но реально диапазон весьма широк (кажется, пока было только два случая закрытия сайтов властями). Однако не надо переоценивать значимость явления — в Интернете свобода существует не потому, что его нельзя взять под колпак, а потому, что это пока никому не нужно. Наблюдая, как власть строит СМИ, можно сделать вывод, с какого уровня популярности это начинает происходить. Если учесть, как растет аудитория Интернета и какая доля его посетителей читает последние известия, то после несложных вычислений можно получить ответ, в каком году власть начнет заниматься, надо полагать, “информационной безопасностью подрастающего поколения”. Или еще какое-нибудь красивое слово. Опыт регулирования Интернета имеется (здесь посмотреть на карту и спеть “Москва — Пекин”), а возможность его заимствования определяется близостью психологии.
Тиранию печатного станка можно понимать и в том смысле, что массовый читатель читает “в метре”. В этом смысле никакого избавления нет и не будет, даже если возникнет техническая возможность — электронные книги, по всем параметрам не уступающие бумажным. Просто потому, что новое решение будет не дешевле старого, если этим займется книжный бизнес, а для полноценной конкуренции с ним нужны немереные стартовые деньги. В РФ таких денег (на это) нет, а от гипотетического зарубежного электронного издателя российский бумажный легко защитится, проведя через Думу в порядке защиты от происков империализма 1000-процентную пошлину на ввоз. Кроме того, в книжном бизнесе в РФ обращаются такие суммы, что за неправильное поведение легко убивают. Один раз, кажется, даже применили гранатомет.
Интернет дал литературе много нового и полезного, попутно, вкупе со всеми прочими областями — электронную рекламу и торговлю, возможность соавторства по е-мейлу (первые приходящие в голову примеры — А.Лазарчук и М.Успенский — Санкт-Петербург и Красноярск, “В.Бурцев” — В.Косенков и Ю.Бурносов — Таллин и Брянск и, наконец, авторы этой статьи).
Отдельный и интересный вопрос — качество письма. Когда в Сети размещают уже вышедшие книги, то все претензии — к бумажному издателю или тому, кто сканил и не спеллчекил. Если же это чисто сетевые тексты, то… роль гувернера брать на себя не хочется, но понятия “редактор” они не знают. Ан масс… Понятия “корректор”… а вы как думали? Зрелище страшненькое, но литературе от этого ни тепло, ни холодно. Скорее даже, тепло, хотя и извращенным способом — бесграматный Интернет понижает требования к грамотности бумажной литературы. Хотя эффект, скорее всего, невелик, да и в бумажной литературе устаревшие явления редактирования и корректуры успешно изживаются. Примечание: на 10% сайтов слово “безграмотный” так и написано.
Так что вывод достаточно прост — если литература религиозна и принадлежит к государственной религии, она должна поставить Интернету свечку. В остальных случаях — ящик пивка.
6
Не слишком частой, но вполне традиционной игрой для литературы является игра в автора — анонимизация, псевдоанонимизация, мистификации — лжеавторство, виртуализация. Иногда авторский текст превращается в фольклор (например, А.Городницкий). В Интернете эти игры расцвели пышным цветом.
Насколько в Интернете удается “создать лицо” — новый стиль, уровень, позицию, языковые особенности? Развиваются или затухают эти игры и каков прогноз? Можно ли формировать “авторское лицо” программными средствами? Часто ли авторский текст превращается в фольклор, что внес в этот процесс Интернет? Не приближается ли массовая литература к фольклору ради увеличения привлекательности (использование мифов, архетипов)?
Увы. Кажется, что во всех этих пунктах серьезных отличий нет. В принципе, легкость коммуникации имеет то следствие, что всякого рода игры в анонимность, создание персонажа и т.п. идут легче. С другой стороны, выше головы не прыгнешь, изобразить индивидуальность, которой нет, не удается. Общество это прекрасно понимает, и понимание общества диагностируется распространением анекдота: “Ты меня любишь или это такой пиар?” С другой стороны, если у человека есть “подавленная индивидуальность”, то Интернет для нее самое место. То есть в медицинском смысле Интернет явно полезен, да и в литературном тоже — ведь все сгенерированные тексты поступают в общелитературный Интернет-котел. Салат с озерными грибками…
Облегчает Интернет и превращение в фольклор — если произведение раз попало в Интернет без указания автора, оно там будет жить вечно, причем именно без автора. До тепловой смерти Вселенной. Хоть на каком-то сайте да и будет этот текст без указания авторства. А часто текст попадает с автором, а потом оказывается без этого атрибута. И начинает жить как Интернет-фольклор, хотя если он где-то бытует с автором, то не представляет труда автора установить. Но зачем, спрашивается, это делать? В целом Сеть растормаживает. Нет злого редактора, который поправляет “а” на “о” в “карове”.
Создать оригинальный авторский стиль программными средствами можно — по крайней мере в примитивном варианте, путем подбора синонимов с определенной “окраской”. Более того, как только сформулированы на математическом языке признаки стиля какого-либо автора, так тут же появляется возможность его имитации. Другое дело, что читатель-человек может и не счесть такой текст похожим на текст имитируемого автора. Нам не известны какие-либо эксперименты в этом направлении.
7
В значительной части истории литературы известно такое явление, как соавторство. Обычаи соавторства (распространенность, отношения между авторами) были и остаются разными в разных областях деятельности (в науке распространенность выше, чем в литературе), региона, жанра. Известно явление “литературного рабства” (нечто вроде франчайзинга). По мнению Натальи Самутиной, высокая концентрация авторов свойственна музыкальному видеоклипу (музыка, текст, исполнитель, режиссер, актеры и т.д.). Соседнее явление — цитирование в широком смысле слова. Известны “заведомо цитирующие” жанры — подражание, приквел, сиквел, заполнение лакун, взгляд с другой стороны.
Когда, где, в какой мере существовала практика “литературных рабов”, связано ли это с аналогичной практикой в науке? Вносит ли в эту ситуацию что-то новое Интернет? Насколько концентрация авторов в клипе высока на фоне всей литературы, как она соотносится с концентрацией авторов в мультимедиа, можно ли считать, что клип и мультимедиа составляют отдельный жанр? Почему наблюдается рост популярности произведений заведомо цитирующих жанров? Вносит ли в этот процесс что-либо Интернет?
Ходят слухи, что “скорострельность” Александра Дюма обеспечивал корпус литературных негров, то есть платных соавторов, имена которых не указывались на титуле. Аналогичные слухи распространяются и про современных детективщиков. Помнится, не так давно в одной из телепередач известной писательнице пришлось в прямом эфире демонстрировать рукописные черновики, дабы доказать, что она не пользуется трудом “рабов” от литературы. И тем не менее слухи не уменьшаются. Многие сетевые писатели (те, кто активно публикуется в Интернете, но пока не имеют “бумажных” книг) уверяют, что не раз и не два получали предложения поработать “за денежку”, но без имени. Называют они и расценки — в среднем 100 у.е. за печатный лист художественного текста. Время, место и персонажи в предлагаемом сюжете оговариваются заранее, плата по факту получения текста. Как правило, это небольшой и относительно законченный эпизод из некого пухлого (крупным шрифтом и поля пошире) произведения. “Автор”, точнее, homo-бренд (в качестве бренда используется имя популярного писателя, и не факт, что это сам писатель) сливает все куски в единое целое, увязывает и подчищает “торчащие хвосты”. Все, очередная нетленка готова в рекордные сроки. И не надо делать большие глаза и вопрошать: “Как такое возможно?” В большинстве случаев все участники подобных проектов остаются вполне довольны сотрудничеством. Авторы, а это в основном молодые и начинающие писатели, оттачивают свое мастерство под чутким руководством маститого корифея и за это еще и некоторую денежку получают. Сам мэтр, указывая лишь общие направляющие линии сюжета и шлифуя полученные “неограненные” куски, получает кучу свободного времени и потому может параллельно ваять несколько произведений. Да и издатель доволен — больше книг “хороших и разных” с заведомо просчитанным успехом. Причем именно Интернет открыл необъятный “рынок литературных негров”, ведь именно тут, не отрываясь от стула, любой желающий может заявить о своих возможностях, таланте и фантазии. А “писатель-издатель” — особо не утруждаясь, заглянув на какой-нибудь портал самиздата, подберет нужный “товар” (по стилю, лексике, профессионализме, технике) и тут же с ним спишется по e-mail-у. А поработав “негром”, можно начать издаваться самому и… кто
знает — в будущем самостоятельно этих “негров” набирать? Во всяком случае, уже есть примеры — авторы, получившие популярность и признание, хотя начинали именно с работы “на чужого дядю”. Кто именно? Увы, тут никто не признается. Сие есть строжайшая коммерческая тайна издательств, да и бренд-писателей тоже. Правда, иногда у персонажа написание имени меняется от главы к главе, но не будем слишком привередливыми, ладно? Тем более что если этого вида деятельности раньше немного стеснялись, то нынче не самая желтая российская газета — и не в виде наезда — сообщает про одного вполне живого и конкретного автора, что он — группа авторов из С.-Петербурга.
Рабство в науке носит несколько отличный характер — менее важна финансовая сторона, имена младших, как правило, указываются, более важно обучение младшего при работе с руководителем. Это — в среднем; частные случаи лежат в диапазоне от почти равноправного сотрудичества до почти настоящего рабства. Разумеется, когда мы пишем “настоящее рабство”, мы не имеем в виду физическое принуждение, как в лагерях и тюрьмах. Хотя некоторые товарищи, имея в виду транслировать свой экстаз (настоящий или хорошо оплаченный), употребляют эмоционально нагруженный термин “рабство” в любой ситуации, когда они выбирают какой-то вид спорта, а хотели бы получить призы во всех видах.
А скоро издатели начнут создавать бранд-нейм просто на пустом месте. Хороший психолог придумает вам такую Барби с усталыми глазами майора Пронина, что будет лучше натурального.
Но мы в этой области личного опыта пока не имеем.