Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2002
Первый роман кемеровского писателя Сергея Солоуха (“Шизгара или незабвенное сибирское приключение”) вышел в 1993 году в журнале “Волга”. Это был роман о попытке бегства от серой советской действительности, роман о стремлении к свободе и обреченности бунта. Это был роман о поколении рок-н-ролла. Об этом же и второй роман Солоуха “Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева”, впервые изданный в 1996 г. в Кемерове, а в 2002 — в Москве, в популярном и престижном издательстве ОГИ.
Уже в названии задана основная метафора, основная тема — противопоставление “одиноких сердец” миру “унтера Пришибеева”. Время действия — конец 70-х, место действия — крупный провинциальный город Южносибирск, герои — 18-19-летние молодые люди, канонические герои любой молодежной прозы. И, как и должно быть в молодежной прозе, юность противопоставлена миру взрослых, и юность в такой прозе всегда права. “Взрослые” у Солоуха действительно мерзопакостны: подловатые комсомольские вожди, гэбэшные провокаторы, ханжи, дуболомы, вороватые проходимцы-карьеристы, сластолюбцы, развратники, они вызывают даже физическое отвращение. Вот характерный пассаж: “Душняк! Парфен французский от фабрики “Свобода”, и тот, бедняга, не справлялся, сникал перед сибирской удалью желез многообразных. <…> подванивало трогательно и неизменно”. Цинизм позднего, “развитого” социализма, помноженный на провинциальную затхлость, воплощается в образе жирного похотливого начальничка с оловянными глазками и низким лбом.
Впрочем, молодежь в Южносибирске тоже разная. Собственно говоря, весь роман — это описание трех дней из жизни нескольких юных разноплеменных сибиряков и сибирячек — с подробными экскурсами в прошлое. Каждый из них сталкивается с проблемой выбора, каждый выбирает, как жить. Одни восстают против “душняка”, другие с удовольствием играют в предложенные игры. Восставшие гибнут, приспособившиеся процветают, третьи с упоением предаются поглощению горячительных напитков и свальному греху.
Жизнь, изображенная Сергеем Солоухом, отвратительна и трагически безысходна. Роман, написанный в начале
90-х, следует по пути, проложенному перестроечной чернухой. По-своему завораживающей оказалась возможность писать про повальное пьянство и воровство, про гомосексуализм и наркотики, групповой секс, всевластие спецслужб и гнусности партийных бонз. Сегодня чернуха представляется банальной, одномерной и плоской. Но Сергей Солоух вырывается из тисков одномерной банальности — благодаря тому, что “Клуб одиноких сердец…” написан ритмической прозой, усложненной экстравагантными инверсиями и требующей определенного усилия при чтении. И назвал автор свое сочинение поэмой.
Сама по себе ритмическая проза ни хороша, ни дурна, хотя виртуозность Солоуха не может не восхищать. Для примера — две цитаты, два случая, когда ритм фразы совпадает с ритмом описываемого события. Пример пер-
вый — женщина падает в обморок: “Взмахнула рукой, качнула этажерку, отправила на пол скрепок московских разноцветную баночку, костяшками другой, зацепиться как будто даже и не пытаясь, по оголившейся столешнице безвольно провела и на бумагу, еще дрожать, шуршать не переставшую, упала, опрокинулась, легла”. Вторая цитата, может быть, и слишком длинна, но здесь точно, физически точно передан стремительный бег улепетывающего героя, только что в припадке хмельной злобы швырнувшего камень в лобовое стекло такси: “Двор, площадка детская, щель между гаражами и будкой трансформаторной, скрип гравия, скамейки, вросшие в песок, вонючая и длинная (исписанные стены) подворотня овощного, проспект Советский — поперек, склад тары ломаной мясного и мусорные баки “Жаворонка”, вновь гаражи, ограда школьной спортплощадки, кустов колючих хруст, дерьмо собачье, крышки погребов, сруб, государством охраняемый, опять свет — улица…” Уф! Даже читать — дыхание перехватывает. Прервемся.
Энергия текста рождается от столкновения, сочетания чернушной фактуры и эффектной, взвихренной, музыкально организованной прозы. Видимое несовпадение формы и содержания не позволяет читателю погрузиться в безнадежность, во мрак чернильной советской ночи. И именно поэтому ритмическая проза Сергея Солоуха выглядит органично, уместно. Это проза, проникнутая духом рок-н-ролла, противопоставленного унылой, давящей, депрессивной реальности. “Я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране”, — пропел когда-то Борис Гребенщиков — и об этом тоже роман Солоуха.
Помимо романа в книгу вошли два цикла рассказов — ранее публиковавшиеся “Картинки” и новый цикл, “Разное”. Первый взгляд на оглавление позволяет предположить, что перед нами римейки. Все названия рассказов, вошедших в цикл “Картинки”, взяты у Чехова — “Крыжовник”, “Ионыч”, “Душечка” и далее, числом двенадцать. Но это не так. Солоух не переписывает классику, его тексты вполне самостоятельны; более того, если бы не названия, обнаружить связь их с рассказами Чехова было бы затруднительно. Эта связь основана на ассоциациях, иногда исчезающе тонких, еле ощутимых. Часто ассоциативную связь вообще приходится с усилием вчитывать в рассказ, поверив автору, что взятое им название выбрано не случайно.
Что конкретно происходит в каждом рассказе — не так и важно. События даны фрагментарно, вскользь, легкими полукасаниями. Гораздо важнее общая атмосфера “Картинок”. Действие происходит летом, в жару, и рассказы наполнены духотой и влажными испарениями, они пропитаны речной прохладой и запахами перегретой земли, продуты сухими, пыльными ветрами, и они пронизаны эротическим токами. Персонажи рассказов изнывают от желания, истекающая истомой плоть, плоть неодухотворенная, вольготно расположилась в центре каждой картинки. А прорывающаяся тоска по бесцельно проходящей жизни и душная, гнетущая пошлость описываемого мирка должны, надо полагать, напоминать о Чехове. Постоянное воспоминание о Чехове придает “Картинкам” дополнительную глубину, дополнительный объем. О некоторых особенностях поэтики “Картинок” можно также прочесть в рецензии Николая Александро-
ва — на отдельное книжное издание цикла (“Дружба народов”, 2000, № 5.)
В рассказах Сергей Солоух остается самим собой. Как и в романе, он всматривается в людей без иллюзий и сантиментов, как и в романе, они для него слишком плотские и слишком плоские существа — “организованный белок”, “физиологическая бурда, похлебка отпускного сезона”. И, как и роман, рассказы очень хорошо написаны. В них главенствует метафора, порой вычурная, чаще выразительная и красивая: “На другой стороне узкой сабли острова перекаты проток и неподвижные заводи. Там, где паутина и тлен, тонконогие каллиграфы-жуки пишут тысячелетиями китайские книги по шелку водной глади. Там, где журчание и плеск, птицы, стерегущие круглые камни, строительный материал, вычерчивают в небесах контуры альпийских башен и шпилей”. Здесь речь изысканна до степеней последних; словесное мастерство самодостаточно и абсолютно; русский язык очаровывает и удивляет.
Завершает книгу цикл “Разное”, написанный аналогично “Картинкам”, с использованием заголовков и мотивов широко известных сочинений, но уже не Чехова, а Леонида Андреева, Бунина, Куприна, и действие происходит не летом, а осенью и зимой. И, соответственно, в рассказах цикла нет единого настроения, нет общей атмосферы. Создается впечатление, что написаны они на инерции разгона, мощного потока, каковой был в “Картинках”. И ассоциативные связи попроще, и нет характерного для “Картинок” через край перехлестывающего эмоционально-чувственного напряжения. То ли солнышко стало светить не столь ярко, то ли снег припорошил. Автор как будто снизил накал, отпустил вожжи и медленно двинулся, покатился по наезженной колее. Это не значит, что цикл плох, он просто не столь впечатляющ, как предыдущий.
В заключение хочется сказать, что проза Сергея Солоуха занимает в современной литературе отдельное, особое место. У него, одного из немногих, “как” превалирует над “что”. Страстная ненависть к “совку”, пронизывающая “Клуб одиноких сердец…”, могла бы вызвать раздражение как пример безопасной борьбы с прошлым; “Картинки” могли бы показаться бессодержательными и скучноватыми — но этого не происходит, поскольку у Солоуха торжествует слово и торжествует ритм. Читатель, доверясь автору, забывает о своих сомнениях. Доверие вызывает владение искусством прозы, а сотканная Сергеем Солоухом словесная ткань блестит и переливается всеми красками, влечет и манит, захватывает и долго не отпускает.
Сергей Солоух. Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева. — М.: ОГИ, 2002. — 302 с.