Этническая специфика контрабанды наркотиков в Россию: мифы и реальность
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2002
Стереотипы и факты
Представление о том, что контрабанда наркотиков осуществляется прежде всего этническими меньшинствами и иностранцами, весьма распространено среди специалистов, изучающих организацию контрабанды и функционирование рынков наркотиков в Центральной Азии и в России. Доминирует она и в официальных кругах государств Средней Азии и России, особенно среди представителей правоохранительных органов. Их позицию тиражируют средства массовой информации, закрепляя ее в массовом сознании в качестве абсолютной истины.
Между тем сомнения в достоверности подобной информации должны были бы возникнуть уже потому, что разные авторы называют разные этнические группы в качестве преобладающих на нелегальном рынке наркотиков. Например, в числе лидеров наркобизнеса в России одни называют таджиков, другие — азербайджанцев, третьи — цыган, четвертые — чеченцев. Подобные же расхождения заметны при сравнении докладов известных экспертов и официальных лиц. Так, в широко цитируемом докладе Совета по внешней и оборонной политике (СВОП) утверждается, что “азербайджанцы — главная сила на рынке наркотических веществ во многих областях. В Москве и Подмосковье они контролируют сто процентов торговли героином и метадоном, а также значительную часть рынка марихуаны”. А вот по мнению начальника Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков ГУВД столицы полковника милиции Василия Сорокина, “90% всего героина в Москву доставляется и реализуется таджикско-афганскими преступными группировками”.
Разница между российскими и центрально-азиатскими публикациями на эту тему состоит лишь в том, что роль главного распространителя наркотиков, которую в России отводят азербайджанцам, таджикам или цыганам, в других странах приписывают русским.
Во всех перечисленных случаях заявления о преобладании тех или иных этнических меньшинств среди наркоторговцев не опираются ни на анализ судебной практики, ни на статистику правонарушений, ни на иные статистически подтверждаемые и убедительные доказательства. Именно эта “свобода от бремени доказательств” и позволяет некоторым обозревателям и даже официальным лицам делать безответственные заявления, по сути участвуя в распространении стереотипов массового сознания.
В тех редких случаях, когда этническая статистика правонарушений все-таки просачивается в прессу, читатели имеют возможность сделать неожиданные для них выводы, такие, например, как сделала журналистка из Сургута: “В сознании рядового сургутянина, — пишет Наталья Быкова, — прочно закрепилось мнение, что наркодельцы — в основном “лица кавказской национальности”. На самом деле это не так. За шесть месяцев текущего года к уголовной ответственности за распространение наркотиков по ст. 228 УК РФ привлечено 367 человек, из них только 38 человек из этнических групп: 16 таджиков, чуть меньше чеченцев — 14 человек, 8 азербайджанцев”. Как видим, на долю этнических групп, которых называют главными распространителями наркотиков в Сургуте, приходится лишь 10,4% зарегистрированных преступлений.
Аналогичная картина открывается и по другим регионам. В Самарской области, считающейся одним из основных центров распространения наркотиков в России, согласно данным областного управления по незаконному обороту наркотиков (УБНОН ГУВД), за распространение наркотиков в течение 8 месяцев 2001 года было задержано 4959 человек. В официальном сообщении сказано, что среди задержанных особенно много цыган, таджиков и азербайджанцев. Далее приводятся конкретные показатели, которые позволяют точнее представить, что значит “особенно много”. Оказывается, цыган среди задержанных — 50 человек, таджи-
ков — 39, азербайджанцев — 26. То есть представители всех перечисленных групп составляют всего 2,3% задержанных.
Даже если сузить круг поиска и выделить из всей преступности только ее верхушку, так называемые “организованные преступные группировки” (ОПГ), то и в этом случае окажется, что этнические меньшинства в них не доминируют. Министр внутренних дел Борис Грызлов заявил, что в Москве из двадцати одного преступного сообщества только семь являются этническими. Если учесть, что эта пропорция справедлива для всей России, то получится, что в организованной преступности этническая часть составляет примерно одну треть, причем роль этнических групп убывает по мере перехода к наиболее массовым преступлениям в сфере распространения наркотиков.
Еще один миф, прочно утвердившийся во всех постсоветских странах, — это то, что основными распространителями наркотиков являются иностранцы, граждане иных государств, мигранты. Подобное предубеждение существует в массовом сознании, но еще больше разжигается представителями властей всех уровней и рангов. Например, губернатор Иркутской области Борис Говорин заявил, что “проблема наркомании напрямую связана с проблемой иностранных граждан на территории области. Главным образом речь идет о людях таджикской и цыганской национальностей”.1 Представители правоохранительных органов этой области с энтузиазмом откликнулись на высказывание губернатора. Милиция города Братска выступила с предложением депортировать из города кавказцев и азиатов, поскольку они-де являются главными распространителями наркотиков. Еще радикальнее оказался глава Ханты-Мансийского автономного округа Александр Филипенко — он предложил ограничить въезд мусульман на территорию севера Тюменской области. В этой новации его поддержал и глава Ямало-Ненецкого округа Юрий Неелов.
1 “АС Байкал-ТВ” (Иркутск), 11.08.2001.
По мнению милицейских экспертов, нерегулируемая миграция считается едва ли не главным фактором роста контрабанды наркотиков в Центральной Азии и в России. Не исключено, что именно подобные представления о миграции как о преимущественно опасном процессе, подстегивающем рост преступности, и привели к тому, что Федеральная миграционная служба России с 2001 года была переведена в состав Министерства внутренних дел. Между тем они так же не соответствуют реальности, как и миф об этнической преступности, не подтверждаются статистикой и расходятся с официальными данными, опубликованными в открытой печати.
Так, по данным Государственного таможенного комитета РФ (ГТК России), доля российских граждан среди задержанных за контрабанду наркотиков уже несколько лет является наибольшей и год от года растет, а доля граждан других государств, например Таджикистана и Украины, занимающих следующие за россиянами строчки в списке лидеров контрабанды наркотиков, напротив — падает.
За год (с 1999 по 2000 гг.) доля россиян в этом списке подскочила с 34,8% до 53,6%, а доля граждан Таджикистана сократилось с 26,8% до 16,7%. Особенно заметно сокращение доли граждан Украины — почти вдвое, с 14,6% до 7,9%.
Еще ниже, по данным МВД РФ, доля иностранных граждан среди задержанных за распространение наркотиков. Как сообщили в этом ведомстве корреспонденту Агентства военных новостей, в первом полугодии 2001 года за указанный вид преступлений было возбуждено более 130 тысяч уголовных дел (это почти четверть всех уголовных дел в России за данный период времени). Из их числа на долю самой представительной группы иностранцев (граждан Таджикистана) приходится лишь 540 дел, то есть менее 0,5%.
Аналогичная ситуация складывается и в других постсоветских государствах. Например, в Азербайджане, по данным Госкомиссии по борьбе с наркоманией и незаконным оборотом наркотических средств, за первую половину 2001 года зафиксировано 1515 преступлений, связанных с наркотиками, из них лишь 40 (то есть 2,6%) приходится на граждан иных государств. В Киргизии 92,3% преступлений, связанных с распространением наркотиков, приходилось в 1998 г. на граждан республики и только 7,7% — на граждан иных государств. “Местные наркоди-
леры, — утверждает соответствующая служба госдепартамента США, — контролируют продажу и доставку наркотиков в Туркмении”.
По моим данным, приведенные примеры отражают ситуацию во всех странах СНГ: именно на долю граждан этих государств и представителей этнического большинства приходится большинство (по крайней мере, относительное) всех преступлений в сфере наркоторговли. И роль этих групп населения по ряду причин возрастает. Во-первых, наркотики, прежде всего героин, распространяются так называемым “веерным способом”: распространитель, как правило, наркоман, “подсаживает на иглу” с десяток своих знакомых, зарабатывая таким образом себе на дозу. При такой “маркетинговой технологии” вовлечение в наркобизнес происходит по законам развития эпидемий, то есть тотально, с вовлечением широких слоев населения. Во-вторых, сложное социально-экономическое положение всех стран СНГ и вследствие этого ослабление механизмов традиционных моральных запретов подталкивают местное население к участию в таком весьма доходном промысле, как наркобизнес. В-третьих, по мере усиления акцента борьбы с нелегальным оборотом наркотиков на иностранцах и представителях этнических меньшинств неизбежно возрастают роль и доля в преступном сообществе местного населения, представителей этнического большинства. Организаторам наркобизнеса также становится все выгодней привлекать в качестве наркокурьеров представителей европейских этнических групп, поскольку они вызывают меньше подозрений. Недаром в последнее время в прессе все чаще стали появляться такие, например, сообщения: “Москва: сотрудники столичного управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков изъяли у 20-летней гражданки Молдавии 446 граммов героина”1. Екатеринбург: “В город партию героина привезла русская молодая женщина, гражданка Киргизии. Когда наркотик обнаружили, он уже был расфасован по стограммовым пакетикам и готов для продажи”.2
1 “Московская правда”, 2001, № 172, 18.09.
2 Телевизионная компания “4-й канал” (Екатеринбург), 24.09.2001.
Природа мифов
Почему же, несмотря на очевидность этих тенденций, представления о решающей роли этнических меньшинств и иностранцев в наркобизнесе все еще доминируют в массовом сознании населения стран СНГ?
Одной из основных причин этого является усиление ксенофобии, отмечаемое социологами в большинстве постсоветских государств. Наркобизнес во всех этих странах считается одним из самых отвратительных преступлений, и психологически людям легче поверить, что это дело не “своих”, а “чужих” этнических групп. Особенно часто роль “козла отпущения” отводят группам, отношения с которыми по тем или иным причинам осложнены.
Так, в Петербурге основную роль в распространении наркотиков молва приписывает азербайджанской преступной группировке. Хотя, по словам ответственных сотрудников местной милиции, такой группировки в городе вообще нет. Как правило, здесь действуют мелкие этнические группы, которые стихийно возникают и так же стихийно исчезают. Большинство азербайджанцев задерживаются милицией за хулиганство, а за наркобизнес чаще привлекают представителей иных этнических групп, с которыми местные жители почти не конфликтуют. В то же время ссоры с выходцами из Азербайджана следуют одна за другой. Именно этот фактор, на мой взгляд, является основным в создании “мифа о наркоторговцах-азербайджанцах”.
Психологами со слов опрашиваемых жителей ряда крупнейших городов России был составлен обобщенный портрет наркоторговца. Выяснилось, что он почти всегда совпадает с образом киношного злодея. Торговец зельем — это мужчина 18—30 лет, южанин. Он нигде не работает, но богато живет на деньги, вырученные от продажи наркотиков. Этот образ есть отголосок ксенофобии в ее сравнительно “мягкой” форме, свойственной большинству рядовых граждан России. Для представителей высших чиновничьих каст характерен иной тип ксенофобии, граничащий с расизмом. Сибирский аналитик Олег Воронин приводит в качестве образца подобной ксенофобии высказывания сенатора от Приморья, бывшего заместителя начальника Генштаба В. Манилова, прославившегося “правдивым” освещением чеченской кампании. Сейчас генерал размышляет над природой этничности, утверждая, что “китайские гены сильнее русских, т.к. если отец китаец, а мать русская, то дети — китайцы, а если мать китаянка, то дети тоже китайцы”. Комментарии, как говорится, излишни”1, — добавляет он. По этому принципу выводится якобы генетическая предрасположенность некоторых народов к преступной деятельности, в том числе и к наркоторговле.
1 Цит. по: Олег Воронин. Новая власть и новые бандиты…: К вопросу о “китайском опыте” для России. Иркутск: “Восточно-Сибирская правда”. 2001, № 174, 12.09.
Однако не только заблуждения и предрассудки, но и вполне рациональные основания обусловливают быстрое распространение мифа о решающей роли меньшинств в нелегальном наркобизнесе.
Важное место среди них занимает борьба между криминальными группами, стремление групп, в которых большинство составляют русские, вытеснить группировки с преобладанием других этнических сообществ. Именно она может служить одним из объяснений “мифа о цыганах”, распространяемого в ходе пропагандист-ской кампании против них, как основных распространителях героина в Екатеринбурге. Эта кампания спровоцирована самой известной в городе организованной преступной группировкой “Уралмаш”.
Оценивая подобные кампании, сопровождающиеся, как правило, эксцессами в ряде регионов, эксперт Московского центра Карнеги Алексей Малашенко приходит к выводу, что “русские преступные группировки опираются на поддержку силовых структур правительства”. Он также ссылается на имеющиеся у него “данные о том, что к борьбе с иноэтнической преступностью местные власти привлекают русские радикальные полуфашистские организации”.
Преднамеренное преувеличение роли этнических меньшинств в распространении наркотиков зачастую является также следствием корыстных целей нерадивых или преступных работников милиции, прокуратуры и других структур.
Делается это для того, чтобы списать на наименее защищенные группы населения нераскрытые преступления или для объяснения роста наркомании “нашествием мигрантов, инородцев, чужаков”, а также в целях вымогательства и в иных, далеких от интересов государства и общества целях. К сожалению, примеров таких много.
Весьма существенно влияют на распространение мифа об этнических меньшинствах политические цели. Такова во многих случаях природа “мифа о русских” в наркоторговле стран СНГ.
Любопытный пример в этой связи представляет публикация бакинской газеты “Зеркало” под названием “40 иностранных наркоторговцев задержано в Азербайджане”. Заметка основывается на данных Госкомиссии по борьбе с наркоманией, которые определенно показывают, что среди задержанных в республике наркоторговцев иностранцы составляют ничтожно малую долю (менее 3%). Зачем же в названии заметки понадобилось выпячивать именно роль неграждан республики? Ответ дают сами авторы, подчеркивая, что “среди задержанных в Азербайджане иностранцев доля россиян не меньше, чем доля азербайджанцев, задерживаемых в России”. Возможно, ради одного этого вывода, очень важного для газеты и стоящих за ней политических сил, и была затеяна публикация.
В России особую политическую нагрузку несет “чеченский миф”. Обвинения в адрес чеченцев, играющих якобы весьма значительную роль в распространении наркотиков, должны служить лишним доказательством правомерности проведения федеральными войсками второй военной кампании на территории Чеченской Республики, поэтому они постоянно звучат из уст высших руководителей России и заставляют все российские официальные структуры с особой тщательностью отыскивать именно “чеченский след” в наркоторговле. Однако, несмотря на все усилия, успехов в разработке этого направления, пока не заметно. Напротив, на северокавказском участке границы, где самая высокая в сравнении с другими ее участками концентрация пограничников и представителей Вооруженных сил России, отмечаются самые малые объемы конфискации наркотиков. Например, с января по август 2000 г. на всей российско-грузинской границе (чеченская
часть — лишь ее крошечный участок) зафиксировано 180 попыток незаконного пересечения российских рубежей, в ходе которых “у нарушителей, среди них есть подозреваемые в причастности к чеченским бандформированиям, изъято свыше 2 килограммов наркотиков”. За такой же промежуток времени на российско-казахстанской границе конфисковано свыше 1 тонны наркотиков. В самой Чечне за один месяц (май 2001 года) конфисковано около десяти килограммов наркотиков, а, например, в Самаре за один день при задержании машины “Камаз” изъято
590 кг наркотиков, включая 22 кг героина. Это не случайная игра цифр, а реальные различия между основным центрально-азиатским (Самара на этом пути один из основных перевалочных пунктов) и малозначительным кавказским направлениями наркотрафика в России.
По данным ГТК России, кавказское направление и по объемам конфискованной контрабанды, и по частоте задержаний контрабандистов уступает всем другим направлениям переброски афганских наркотиков в Россию — не только среднеазиатскому, но и украинскому, и даже дальневосточному. К такому же выводу пришли и авторы специальной аналитической записки, подготовленной к заседанию Совета Безопасности России 28 сентября 2001 года, посвященному проблеме борьбы с наркоманией в России. И такое положение абсолютно понятно: зачем контрабандисту везти свой товар через усиленно охраняемые границы с кавказскими государствами, если казахстанская граница на всем своем огромном протяжении практически открыта? Чечня меньше всего подходит в качестве транзитной территории для контрабанды. Сюда с Южного Кавказа можно попасть лишь горными тропами, занесенными снегом и обледенелыми с октября по май, частично заминированными, частично контролируемыми российским солдатами. Главное же — транспортировка наркотиков через Чечню смертельно опасна, поскольку контрабандист может стать жертвой как российских солдат, так и многочисленных, зачастую враждующих между собой групп боевиков. Поэтому Чечня не может играть сколько-нибудь существенной роли в транзите наркотиков на территорию России и, безусловно, уступает в этом отношении многим другим регионам Федерации. Рынок наркотиков в Чечне является сугубо местным, даже прилегающие к ней края и области, например Ставропольский край, получают основные объемы наркотиков не из этой республики, а из русских областей (Волгоградской и Астраханской), граничащих с Казахстаном. А основные потребители на этом рынке — вооруженные люди (чеченские боевики и российские солдаты), которые зачастую добывают наркотики не за деньги, а с помощью оружия. На таком рынке большие капиталы не складываются.
Этническая специализация наркопреступности
Один из существенных недостатков подавляющего большинства работ, затрагивающих рассматриваемую нами тему, состоит в том, что их авторы говорят о таджикской, цыганской, азербайджанской или другой этнической преступности в целом, не определяя специализации представителей разных этнических групп или отдельных личностей. А такая специализация существует и выявляется в ходе изучения организационных основ контрабанды наркотиков на пути из Афганистана в регионы России через Центральную Азию.
Схематично можно говорить о трех основных моделях организации этого незаконного бизнеса: 1) внесистемная, спонтанная контрабанда наркотиков одиночками и разрозненными группами; 2) контрабанда и последующая реализация наркотиков, осуществляемая автономно действующими организованными преступными группировками; 3) полный цикл незаконного оборота наркотиков, осуществляемого многоуровневыми иерархически организованными преступными сообществами.
Разумеется, модели эти весьма условны. Первая отнюдь не предполагает полной спонтанности. Вторая характеризуется лишь относительной автономностью преступных группировок, которые почти всегда сотрудничают с другими группами. И, наконец, третья означает лишь то, что полный цикл оборота наркотиков осуществляется разными группами, каждая из которых специализируется на одной определенной операции и связана с другими в едином “технологическом процессе”. В то же время было бы неверно представлять иерархически организованные группы как жестко связанные между собой и тем более централизованно управляемые. Преступные сообщества с такой жесткой взаимосвязью, с таким уровнем монополизации бизнеса, как у “Медельинского картеля”, пока не сложились ни в России, ни в государствах Центральной Азии, и тому есть немало объективных причин. Тем не менее о специфике вышеозначенных моделей говорить можно.
Внесистемная контрабанда и ее этническая специфика
Она подразумевает транзит небольших — в несколько граммов — партий героина одиночками или небольшими группами, действующими на свой страх и риск. При доставке героина таким способом к месту назначения, например в города России, он сбывается оптовым перекупщикам, выход на которых осуществляется через родственные, земляческие и этнические связи наркокурьеров. Реже привезенный героин продается самими курьерами.
Эта разновидность контрабанды была весьма распространена в начале
1990-х и в то время осуществлялась в основном таджиками.
После распада СССР, когда граница с Афганистаном оказалась в сущности неохраняемой, переход ее в Таджикистане стал массовым явлением. Многие субэтнические группы таджиков имеют родственников за границей, в частности в Афганистане. Например, 80% представителей ваханской группы народов Памира проживают за пределами Таджикистана, большей частью в Афганистане и Пакистане. Возможность свободного перехода границы стимулировала рост контрабанды наркотиков, особенно после 1992 года, когда в Таджикистане разгорелась гражданская война. Во-первых, из-за войны пограничные с Афганистаном районы Таджикистана, прежде всего памирские, лишились возможности подвоза сельскохозяйственных продуктов из долин, здесь начался голод, и в поисках источников пропитания население было втянуто в наркоторговлю. Во-вторых, появившиеся военные отряды противоборствующих сторон нуждались в средствах для продолжения борьбы, наркоторговля стала и для них важным источником пополнения средств. В-третьих, наркоторговлю облегчали хаос в Таджикистане и отсутствие какой-либо власти.
Итак, в 1992—1995 годах наркоторговля в Таджикистане была преимущественно частным промыслом множества людей, хотя и не семейным, поскольку старшее поколение считало позором получать доходы от богопротивного дела, а вот безработная и зачастую голодающая молодежь занималась им широко.
Ситуация изменилась после того, как власть в Таджикистане укрепилась. В конце 1995 года ужесточился контроль на дорогах при транспортировке всех видов товаров. И многочисленные милицейские и таможенные проверки и досмотры усиливались год от года. В настоящее время на трассе Хорог — Ош протяженностью примерно 700—800 км расставлено 12-13 таможенных и милицейских постов. Еще строже контролируются дороги, ведущие от афганской границы до Душанбе. Все эти препоны, правда, не являются непреодолимым препятствием, но нужны немалые деньги, чтобы откупиться от “строгих” контролеров, а таких средств у контрабандиста-одиночки нет. В этих условиях наркоторговля перестала быть массовым делом и сосредоточилась в руках ограниченного числа организованных преступных групп, которые постепенно все больше подчиняют себе не только контрабандистов-одиночек, но и мелкие преступные группировки и с которыми сращивается коррумпированное чиновничество.
Относительно автономные группировки наркоторговцев
Автономные группировки самостоятельно осуществляют полный цикл оборота наркотиков от закупки товара за пределами России (чем ближе к границе с Афганистаном, тем дешевле опий и героин) до перевозки его в различные точки сравнительно обширных регионов и передачи в розничную сеть, иногда ими же и созданную.
Эти криминальные группы (их еще называют “команды”, они существуют короткий срок, им редко удается продержаться вместе долее года) сравнительно небольшие — 3—5 человек. Месячная норма героина, находящаяся в обороте такой группировки, как правило, не превышает 10 кг.
Реже собираются группы в 10—15 человек. Лишь однажды за несколько последних лет в руки российского правосудия попалась действительно крупная международная группировка наркоторговцев, насчитывавшая 20 человек. В ходе совместной операции трех ведомств — МВД России, ГТК России и ФСБ России — в сотрудничестве со спецслужбами Таджикистана в 2001 году удалось арестовать большую часть участников этой наркогруппировки, в которую входили граждане России, Таджикистана и Узбекистана. В ходе этой операции было изъято 27,5 кг героина.
Почти все эти команды многонациональны.
В наркобизнесе особенно велико значение доверительных отношений, а следовательно, и предпочтительны контакты в замкнутых клановых и этнических сообществах. Но одновременно существует и некоторая этническая специализация, поэтому преступным группировкам нужны представители разных этнических общностей.
Так, закупку наркотиков в Центральной Азии и поставку их в Россию чаще всего осуществляют представители национальностей, имеющих корни и связи в тех местах, — таджики, таджикские цыгане, реже узбеки, афганцы, крымские татары… Представительство группы в России уже менее жестко связано с этничностью, поэтому его главой может быть как таджик, так и представитель другой национальности. Связь группы с розничной сетью в регионах России, как правило, осуществляют русские.
Хорошей иллюстрацией сказанному могут служить материалы уголовного дела, которое рассматривалось судом Советского района Казани. Суд вынес приговор преступной группе по обвинению в незаконном приобретении, перевозке и сбыте наркотиков в особо крупных размерах на территории трех республик Поволжья: Татарстана, Марий-Эл и Чувашии. По данным следствия, организатором бизнеса являлся уроженец Таджикистана Алим Гадоев. Его представителем в Казани был таджик Обиджон Тиллоев, а за связь с розничной сетью отвечала русская жительница Татарстана Анна Гаврилова.
Такие группировки в милицейских отчетах называют таджикскими, хотя не всегда в них русские оказываются на вторых ролях. В сентябре 2001 года суд города Новороссийска признал руководителем преступной группы, обвиненной в незаконном обороте наркотиков, русскую, жительницу Москвы, а двух наркокурьеров из Таджикистана — ее помощниками.
Автономные команды наркодилеров редко включают вооруженную охрану в свой состав. Чаще они действуют под вооруженной защитой (“под крышей”) крупных многопрофильных преступных сообществ. Например, команда А. Гадоева находилась под покровительством “казанской ОПС”, платя им за это соответствующие отчисления от своих доходов. Однако некоторые особенно крупные команды имеют собственную вооруженную охрану. Уже упоминавшейся нами международной преступной группой, поставлявшей в столичный регион афганский героин, руководил таджик, один из командиров национальной гвардии Таджикистана Сафаев. Организатором бизнеса в России выступал узбек, бывший замминистра сельского хозяйства Узбекской ССР Ибрагим Якубов (ранее он был судим по нашумевшему в 1980 годах “хлопковому делу”). “Крышей” этой преступной группы был чеченец Резван Магомадов.
Из других этнических групп, отдельные представители которых способны возглавить многонациональные криминальные группы, ориентирующиеся на самостоятельную доставку героина из Афганистана и Центральной Азии, можно назвать также афганскую диаспору. В начале 2001 года в Московской области были изобличены и приговорены к длительным срокам заключения члены одной из таких региональных группировок, во главе которой стоял выходец из Афганистана. По сведениям милиции, афганцы действуют под прикрытием одного из наиболее известных в России преступных сообществ — казанской группировки, руководит которой некий Радик Юсупов по кличке Дракон.
По мнению экспертов, в последнее время активизировались и другие этнически специфичные преступные группировки, в частности турецкие. Скорее всего, в России они действуют не самостоятельно, а совместно с азербайджанскими.
Иерархическая оптовая сеть наркоторговцев:
этнические особенности
Основной особенностью второй из названных моделей организации контрабанды является то, что наркотики, прежде всего героин, попадают региональным преступным группам не прямо из Таджикистана, а закупаются ими в России, на “оптовых базах”. Через “оптовые базы” ежемесячно оборачиваются десятки и даже сотни килограммов наркотиков в героиновом эквиваленте. Чаще всего в качестве таких баз служат крупные городские рынки (базары), а наркотики доставляют в контейнерах автомобильным транспортом и по железной дороге под прикрытием сельскохозяйственных продуктов. При такой организации контрабанды возрастает роль тех этнических групп, которые контролируют городские базары и транспортные перевозки овощей и фруктов. Это в значительной мере представители народов Кавказа.
Судя по материалам журналистского расследования, на мой взгляд — достаточно реалистичного, на московских рынках преобладают азербайджанские группировки, которые до недавнего времени контролировали Бауманский, Лефортовский, Тишинский, Ленинградский, Рижский, Щелковский, Даниловский, Выхинский рынки. На Черемушинский рынок и торговые ряды “Кузьминки” больше влияния оказывали дагестанцы. Азербайджанские и дагестанские группировки играют ведущую роль на рынках Курска. В Красноярске три главных рынка — “азербайджанский”, “армянский” и “китайский”. Но есть в России городские рынки, на которых, безусловно, доминируют русские. Например, главный хозяин на хабаровском рынке — его директор Борис Суслов, бывший первый секретарь горкома КПСС. Более того, процесс замещения “кавказцев” русскими на большинстве рынков России принял необратимый характер.
Превалирующая роль народов из южных республик на российских городских рынках была изначально временной. На стадии первоначального накопления они опережали своих коллег, представителей славянских криминальных структур, и по уровню групповой сплоченности, и по умению вести коммерческие операции. Главное же — они отличались меньшей брезгливостью к базару как месту работы. В сленге русского криминального мира само это слово традиционно имело негативное значение, тогда как для мусульман, по справедливому замечанию психолога Евгения Резникова, базар — место почти святое. Даже пророк Магомет был купцом. Однако за десять лет развития рыночных отношений в России выросло целое поколение русских людей, для которых торговля на базаре — вполне привычный и даже престижный бизнес. Поэтому процесс последовательного уменьшения влияния “южан” происходит постоянно и по нескольким направлениям одновременно.
С одной стороны, русский бизнес (как легальный, так и нелегальный) все больше вытесняет кавказцев с рынка при явном или неявном содействии местных властей. С другой, сами кавказцы стали уходить в тень, выставляя вместо себя представителей этнического большинства в качестве продавцов своего товара (как легального, так и нелегального). Этот процесс особенно усилился после серии кавказских погромов на российских рынках.
Тем не менее пока еще представители азербайджанцев, дагестанцев и других народов Кавказа в той или иной форме оказывают немалое влияние на городские базары, в том числе и на их теневую деятельность. Это, в свою очередь, в немалой мере обусловливает специфику национального состава региональной дилерской сети наркоторговцев.
При иерархической форме распространения наркотиков (через “оптовые базы”) значительно уменьшается роль представителей народов Средней Азии в региональных преступных группировках. Им нет необходимости содержать людей, способных договариваться с поставщиками где-нибудь в Таджикистане, куда важнее иметь в своем составе людей той же национальности, что и хозяева оптовых баз. Зачастую сами крупные оптовые торговцы создают региональную сеть, ставя во главе региональных группировок своих родственников или земляков.
В этом отношении весьма показателен этнический состав преступной группировки из Челябинска, закупавшей наркотики на одной из баз в Амурской области и “обслуживавшей” обширный регион от Амура до Урала (Амурскую, Омскую, Тюменскую, Новосибирскую и Челябинскую области). Афганский героин поступал в Амурскую область как сложным путем: Таджикистан — Киргизия — Китай, так и более простым — героин мог поставляться российскими дальневосточными пограничниками, которых время от времени отправляют служить в Таджикистан. Такие случаи неоднократно отмечались на Дальнем Востоке и в Сибири. Не редкость, когда героин из Таджикистана завозят таджики, добираясь даже в самые удаленные точки этого региона.
Связь с “базой” в челябинской группировке осуществляли азербайджанцы Габиль Аслан-оглы Джафаров и Абузар Заятхан-оглы Аббасов, финансовый менеджмент и “отмывка средств” лежали на армянине Валерии Аракеляне, а за связь с розничной сетью были ответственны две русские жительницы Челябин-
ска — Светлана Дроганова и Светлана Чибиркина.
Как выясняется, группировки наркоторговцев не только многонациональны, но и отличаются хорошими межэтническими отношениями в своем коллективе. По крайней мере, антагонизма между армянами и азербайджанцами, кавказцами и русскими в “челябинской пятерке” не было.
“Дружба народов” внутри преступных групп иногда сочетается с высокой межэтнической конкуренцией во внешней сфере. Я имею в виду не только конкуренцию кавказских и среднеазиатских преступных группировок со славянскими, но и борьбу с совершенно новым экономическим субъектом на нелегальном рынке наркотиков — китайским.
По данным экспертов МВД России, с конца 1990-х годов очень быстро идет концентрация капиталов в китайской диаспоре, и уже в ближайшее время можно ожидать резкого обострения в России конкуренции между китайским торговым капиталом и кавказским, а в перспективе — и вытеснения последнего как в легальном, так и в нелегальном бизнесе. Уже в начале 1998 года появилась информация о том, что китайская ОПГ наладила маршрут поставки наркотиков в столицу, но в сводках МВД России за 1998—2000 годы не зафиксировано ни одного задержания китайских торговцев наркотиками. Возможно, объясняется это лишь тем, что преступления, совершаемые китайскими преступными группировками, раскрыть труднее. Прежде всего, подавляющее их большинство совершается внутри китайской общины. При этом не только участники криминальных групп, но и китайцы, подвергшиеся нападениям, дают, вольно или невольно, “обет молчания”, ибо нарушивший его заранее знает, что его найдут, где бы он ни был. Так, арестованный в апреле нынешнего года 35-летний китайский рэкетир Лю Дзян Го, выпускник Московского гидромелиоративного института, более 10 лет нелегально жил в китайских общежитиях Москвы, обложил данью большую часть живущих там китайцев, но ни разу не был задержан, так как никто на него не заявлял. Даже став жертвой преступников-соотечественников и оказавшись в больницах, китайцы не дают никаких показаний, предпочитая не вмешивать милицию в свои дела.
Лишь летом 2001 года (на памяти сотрудников московской милиции — впервые за последние пять лет) была задержана гражданка Китая, 33-летняя жительница провинции Джеодзяо, с партией наркотиков, явно предназначенной, судя по их объему (почти 5 килограммов героина), для оптовой реализации. Китайская наркосеть считается самой автономной и замкнутой, то есть рассчитанной на обслуживание только членов китайской общины. Однако накапливается информация о том, что на Дальнем Востоке ранее закрытые китайские преступные группировки вступили в деятельное сотрудничество с местными русскими криминальными кругами.
Розничная сеть наркоторговцев
Какая бы модель контрабанды наркотиков ни использовалась, она неминуемо завершается розничной сетью, непосредственно обслуживающей наркозависимую часть населения через наркопритоны, небольшие нелегальные торговые точки или уличную торговлю.
Розничная сеть в большей мере, чем оптовая, моноэтнична, она чаще состоит из лиц одной национальности.
Большинство сообщений в прессе о розничной торговле героином так или иначе связано с упоминанием цыган. Не только журналисты, но и официальные лица в региональных управлениях милиции поддерживают представление о том, что чуть ли не вся розничная сеть состоит только из цыган. Аналогично описывают роль цыган пресса и официальные лица ряда государств Средней Азии, например Узбекистана.
Чем же объясняют официальные лица такое почти тотальное засилье цыган в розничной торговле наркотиками? “Цыганская диаспора, — отвечает на этот вопрос Аркадий Казак, представитель одного из региональных подразделений МВД России, — многочисленна, а из-за постоянной миграции — трудноконтролируема”. Насколько же действительно велика эта диаспора? Во всем Советском Союзе насчитывалось около 200 тыс. цыган, а в России — менее 150 тыс. И сегодня это одна из самых малочисленных этнических общностей в России. Уже одно это ставит под сомнение представление о доминировании цыган в розничной торговле наркотиками, особенно при нынешних огромных масштабах их потребления. Отчасти это вынуждены признать и те, кто поддерживает миф о засилье цыган. Уже упомянутый Аркадий Казак считает, что если раньше цыгане в свой бизнес чужих не пускали, то сейчас на них работает немало русских. Можно с уверенностью говорить, что сфера активности цыган сужается. Они проживают на окраинах городов, в рабочих районах и обслуживают соответствующую часть населения. В таких популярных ныне местах распространения наркотиков, как ночные клубы и дискотеки, рестораны, сауны и бильярдные, университеты и другие учебные заведения, цыгане — большая редкость.
Конкуренцию цыганам составляют представители многочисленных этнических групп.
Таджики как уличные торговцы и распространители небольших партий наркотиков становятся все заметнее в большинстве регионов России. По мнению начальника Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков ГУВД столицы полковника Василия Сорокина, только в Москве в незаконный оборот наркотиков вовлечено от одной до полутора тысяч таджиков. Однако следует различать тех, кто вовлечен в организованные группировки, и тех, кто занимается мелкооптовой и розничной торговлей. Таджики как розничные продавцы редко связаны с организованными преступными группировками. Последние предпочитают иметь дело с устойчивыми и разветвленными сетями розничной торговли, в том числе с цыганскими и кавказскими, а уличных торговцев-таджиков считают менее надежными партнерами. Как правило, те сами наркоманы, промышляющие торговлей от случая к случаю. Зачастую они сами и привозят небольшие партии героина, чтобы заработать денег и свести концы с концами
Азербайджанцы и представители других народов Кавказа также вовлечены, в различной мере и форме, в розничную торговлю наркотиками. Кавказское направление наркотрафика хоть и является наименее значимым по сравнению с другими, однако все же представляет собой ответвление одной из трех мировых трасс контрабанды, а именно ирано-турецкой. В России от него отходят сравнительно небольшие ручейки. Первый — через Азербайджан—Дагестан (это один из основных путей поставки ранних овощей, фруктов и зелени в Центральную Россию, вместе с которыми часто поступают и наркотики). Важно еще и то, что эта трасса проходит по региону с самым высоким в России уровнем коррумпированности всех властей, включая правоохранительные органы. По пути наркотрафика вовлекаются в торговлю не только азербайджанцы (хотя их группы самые многочисленные среди кавказских и их удельный вес в кавказских криминальных группах тоже самый высокий), но и представители многих других народов — например лезгины, аварцы, ногайцы, калмыки. Второй путь лежит через Грузию — Осетию. Он сегодня даже предпочтительней первого. Дело в том, что Южная Осетия хоть и является формально частью Грузии, но ей не подчиняется. Она такая же неконтролируемая территория, как Чечня, но на ней не ведутся военные действия, что делает ее весьма привлекательной для криминальных групп. К тому же на нее не распространяются визовый режим и другие ограничения, пограничные и таможенные, которые Россия ввела в отношении Грузии. Поэтому путь из формально грузинской Южной Осетии в российскую Северную Осетию сравнительно прост и доступен для контрабандистов. И в этом случае также можно утверждать, что представители народов, по территории которых проходит этот наркотрафик, вольно или невольно вовлекаются в потребление наркотиков, а значит — и в его продажу.
Хочу лишь обратить внимание на одну особенность. Существует устойчивое представление, будто важную роль на грузинско-осетинском направлении наркотрафика играют ингуши и чеченцы. Однако это представление выглядит, по крайней мере, нелогичным. В Северной Осетии до крайности обострены отношения осетин с ингушами, с одной стороны, и чеченцами — с другой. Во всей системе правоохранительных органов преобладают осетины, там нет ни одного ингуша или чеченца. Трудно представить, что в этих условиях ингуши и чеченцы могут контролировать контрабанду наркотиков в этой республике. Бесспорно, и те и другие участвуют в этом криминальном бизнесе в масштабе всей России и на трассах Средняя Азия — Россия, Кавказ — Россия, но больше не как торговцы, а как “крыша” для них.
Нигерийцы известны во всем мире как изобретатели особого способа транспортировки наркотиков — в собственных желудках. Сейчас их роль как наркокурьеров невелика, по крайней мере, в распространении основного для России наркотика — афганского героина. Однако нигерийцы возглавляют одну из известных в крупнейших городах России розничных сетей наркосбытчиков. Наркоманы утверждают, что у нигерийцев наркотики самые дешевые. Зачастую непосредственную торговлю наркотиками осуществляют “русские подруги” бывших “африканских студентов”.
Китайцы. Как уже было сказано, все больше накапливается свидетельств тому, что увеличивающаяся по численности и по финансовой мощи китайская диаспора создает розничную сеть торговли наркотиками преимущественно для собственного потребления. В Москве, например, китайцы живут в десяти “чайна-таунах”, в арендуемых квартирах, гостиницах и переоборудованных под непритязательные отели студенческих общежитиях, которые нередко служат и офисом фирм, и складом товаров. По данным милиции, наибольшей сплоченностью, в том числе и в криминальной сфере, отличаются уроженцы провинции Фудзянь. Их лидеры — Вэй Жен Лун по кличке Алуп и Че Вен по кличке Ворона. В числе основных сфер их незаконного бизнеса — организация подпольных притонов для занятия проституцией и потребления наркотиков.
У экспертов нет единого мнения о численности китайцев в России, поэтому она оценивается в интервале от сотен тысяч до полутора—двух миллионов. Отчасти трудности учета именно китайцев объясняются и тем, что российские милиционеры затрудняются внешне отличить одного китайца от другого, поэтому по одному паспорту могут “проживать” до десятка человек. Впрочем, и оценки по всем другим группам нелегальных мигрантов также не точны, так что данные о количестве их в России сильно варьируются — от полутора до семи-восьми миллионов.
Этнические особенности транспортировки наркотиков
Эта тема уже затрагивалась так или иначе при освещении большинства рассмотренных нами сюжетов, но я хотел бы остановиться на изменениях в сфере этнической специфики в разные периоды существования наркотрафика на пути Афганистан — Средняя Азия — Россия.
В советские времена, когда рынок наркотиков только еще складывался, одними из первых наркокурьеров были нигерийцы, известные, как уже было сказано, во всем мире “живые контейнеры” наркотиков. Нигерийцы прибывали в Советский Союз под видом африканских студентов, которых в те годы было много не только в Москве, но и во всех столицах союзных республик, да и просто в крупных городах Союза, имевших университеты и другие высшие учебные заведения. В качестве студентов они могли переезжать из города в город, не привлекая к себе особого внимания. После распада СССР поток африканских студентов почти иссяк, и сегодня они — редкость. Понятно, что сейчас нигериец, пересекая границу новых независимых государств, сразу же привлечет к себе внимание таможенников и, если перевозит наркотик, скорее всего, будет изобличен.
Разумеется, решающую роль в уменьшении их роли в наркоконтрабанде сыграла растущая конкуренция со стороны местных курьеров. С наращиванием потока контрабанды из Таджикистана курьер из этой республики мог заработать за один рейс до 700 долларов — в Таджикистане этого достаточно, чтобы жить целый год, поэтому огромное количество таджикской молодежи быстро освоило премудрости профессии наркокурьеров–глотателей, не оставив нигерийцам никаких шансов. Сегодня нигерийцы практически оставили эту деятельность на постсоветском пространстве, хотя еще в 1997 году эпизодически были замечены в этом бизнесе на территории Казахстана.
Впрочем, и таджики не могут удержать ту сферу деятельности, из которой они вытеснили нигерийцев. Возможности таможенного контроля и навыки таможенников совершенствуются как в России, так и в государствах Средней Азии. Они внимательно вглядываются в толпу, выискивая тех, кто потеет или нервничает. Они знают, что нужно искать не только наркотики, но и сопутствующие им препараты, необходимые глотателям. Кроме того, подозреваемых выборочно просвечивают рентгеном, чтобы найти контейнеры в желудке. Все это привело к тому, что в Москве, в аэропорту Домодедово, куда прибывают самолеты из Таджикистана, количество контрабандистов, перевозящих капсулы с героином в желудках, сократилось за год (с 2000 по 2001 год) втрое. Это значит, что поставщики героина будут искать другие пути переброски своего “товара” и, возможно, курьеров из других этнических групп.
На ранних стадиях развития наркотрафика из Афганистана заметную роль в нем играли приграничные этнические связи. Таджики, узбеки и туркмены, живущие по обе стороны афганской границы, использовали родственные и этнические связи для переправки сравнительно больших партий наркотиков из Афганистана в Таджикистан, Узбекистан и Туркмению. Таким же способом переправлялся героин и далее — в Киргизию, Казахстан и Россию. Этот канал действует и сейчас. Например, доставка опия и героина по маршруту Хорог—Ош осуществляется при участии этнических киргизов в пограничных районах Киргизии и Таджикистана.
В приграничных с Казахстаном районах Волгоградской области, скажем — в Палласовском, традиционно сильна казахская диаспора, у которой налажены как законные, так и криминальные связи с соседями, с помощью которых перевозится все: от китайских дешевых товаров до наркотиков.
Приграничные этнические связи еще играют некоторую роль в нарко-контрабанде, однако они могут быть использованы для насыщения лишь небольших локальных рынков. Для транзитных оптовых поставок подобная медленная и поэтапная схема не подходит, и сейчас все шире используются дальние транспорт-ные перевозки крупных партий наркотиков на крупнотоннажных автомобилях и по железной дороге. При этом постоянно совершенствуются формы конспирации. Теперь героин не просто прикрывают сверху овощами или фруктами, а прячут внутри плодов. Особенно хитроумной мне показалась транспортировка героина внутри абрикосовых косточек.
Большое внимание прессы привлек случай перевозки по железной дороге рекордно крупной партии героина. 30 июня 2001 года на станцию Ахтубинская Астраханской области прибыл товарный поезд № 2203 с хлопком, который шел транзитом из Курган-Тюбе в Ильичевск (Украина) и далее — в Швейцарию. В семи вагонах было изъято несколько контейнеров со ста тридцатью пятью килограммами героина общей стоимостью около 5 млн. долларов. Меня эта история заинтересовала прежде всего как пример высокой результативности транспортировки контрабанды. Судите сами, несмотря на то, что российские спецслужбы остановили этот состав не случайно, а по оперативной информации, полученной от таджикских коллег, на полный досмотр состава ушла целая неделя. Понятно, что проверять таким образом все приходящие из Центральной Азии грузовые составы просто нереально. Следовательно, большая часть таких грузов минует досмотр. Эксперты отмечают, что сейчас налажены такие способы перевозки наркотиков, которые вообще не поддаются выявлению ни обычными визуальными методами, ни с помощью собак, а специальных приборов для их обнаружения нет на всем постсоветском пространстве.
Так или иначе, растущая популярность перевозок крупных партий наркотиков по железной дороге, в грузовых автомобилях-рефрижераторах и с использованием военно-транспортной авиации уменьшает роль курьеров любой национальности. Когда груз в вагоне прямым ходом идет из Таджикистана в Швейцарию, нет нужды в использовании каких-либо этнических сообществ с их внутренними связями и солидарностью. И потому в целом можно говорить о постепенном уменьшении роли этнических факторов в наркобизнесе.
Мысль о том, что “преступность не имеет национальности”, верна лишь в юридическом смысле. В реальности она в силу разных объективных и субъективных причин не лишена этнической специфики. Однако специфика эта постепенно нивелируется, ибо наркопреступность в силу изложенных выше причин интернационализируется, возникает эдакая “дружба народов” на почве наркоторговли. Несмотря на это, в массовом сознании населения новых независимых стран представление об этнической окраске преступности продолжает преувеличиваться и демонизироваться, а определенными слоями общества и сознательно культивируется для достижения своих политических или сугубо коммерческих выгод, что, разумеется, не идет на пользу ни борьбе с наркопреступностью, ни реальной, без кавычек, дружбе народов.
* Статья Э. А. Паина, генерального директора Центра этнополитических и региональных исследований, основана на документах российских и международных исследовательских институтов, статистических данных и публикациях отечественной и зарубежной прессы. (Прим. ред.)