Стихи
Александр Ревич
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2000
Александр Ревич
…Забываю о плоти,
только в звуке живу
Сын человеческий
1
Когда коснулось глаз
свечение пещеры,
младенца в первый раз
окутал сумрак серый.
Стояли холода,
студя золу мангала,
и хоть взошла звезда,
тепла недоставало.
В тот предрассветный час,
когда знобило плечи,
пришел один из нас,
детеныш человечий,
из света или тьмы
холодным новогодьем
явился в мир, как мы
обычно в мир приходим
на счастье иль беду,
чтоб встретить утро снова
в двухтысячном году
от Рождества Христова.
22 февраля 2000 г.
2
Совсем не трудно гвозди вбить в ладони
и промеж ребер засадить копье.
Что делать! Зародилось в смертном лоне
Его живое тело, как твое,
и потому Он преклонил колени,
когда уснули спутники в саду,
и у Отца просил соизволенья
избегнуть казни, миновать беду.
Мы ближние Его в скорбях и боли,
мы все от плоти плоть, от кости кость
и стискиваем зубы поневоле,
представив, как вбивают первый гвоздь.
27 февраля 2000 г.
3
Когда меж камней раскаленных
Его утомляла ходьба,
дышал он с трудом на уклонах,
и смахивал капли со лба,
и пил родниковую воду,
такую прозрачную встарь,
и нищую славил природу,
неведомый странник и царь.
29 февраля 2000 г.
4
Все это виделось когда-то
в начале мира, на заре:
стекло оконного квадрата
в морозных пальмах, в декабре.
Все это виделось спросонья:
за дверью зимний белый двор
и пиковая масть воронья
пространствам снежным вперекор.
Все это было до сознанья:
тепло и пламя ночника,
и призрачные очертанья
вещей, не названных пока.
Так возникал в глазах младенца
мир узнаваний и примет:
лицо, рука и полотенце,
и древний смысл: “Да будет свет”.
2 марта 2000 г.
5
Говорят, в далеком ноябре,
в ночь, когда я вышел из утробы,
был мороз трескучий на дворе,
горбились за окнами сугробы.
В давнем южном городе мело,
вьюга за стеною выла бесом,
окон запотевшее стекло
поросло дремучим белым лесом.
С кранов лед свисал, не стало дров,
не топили печь, воды не грели,
с первого мгновенья был суров
ты, мой век, от самой колыбели.
Многое случится, а пока
ощутимы бережные чьи-то
две ладони, запах молока,
чья-то всемогущая защита.
Так в одну из самых лютых зим,
в дни бескормицы и бездорожья
был незримой силою храним
маленький росток, подобье Божье.
10 марта 2000 г.
Отправка
В непогодь самую жуткую
не было зябко и жутко,
если беспечною шуткою
сопровождалась побудка,
и сквозь поземку колючую
в пешем строю или конном,
веря счастливому случаю,
двигались части к вагонам,
чтобы по насыпям гаревым
в стуке колесном по стыкам
двигаться к вспышкам и заревам
в столпотворенье великом.
Было, как водится, всякое,
будет еще не такое:
дрожь перед самой атакою,
снег и беспамятство боя.
Кто не вернется с победою,
тот не узнает о многом.
Ведая или не ведая,
все мы ходили под Богом.
17 марта 2000 г.
Осколки
…вдруг стало видно далеко во все концы света…
Н. Гоголь
Стало видно далёко-далёко,
до конца и до края земли,
словно чудом прозревшее око
различило Карпаты вдали.
То ли сон, то ли блажь, то ли морок,
но на мартовский снег наяву
косо падают листья, чей ворох
в прошлом веке осел на траву.
Тут же пыль, духота и проселок
в колеях орудийных колес,
дым от стен обгорелых и елок
и фугасами взрытый откос,
и мальчишка, бегущий по травам
в зной, в далекие колокола,
и снежок над речным ледоставом:
все, как было, и жизнь не прошла.
27 марта 2000 г.
* * *
Как стрела на излете
при паденье в траву,
забываю о плоти,
только в звуке живу,
в звуке, в свете, в печали,
в том, что волей Творца
было Словом в начале
и не знает конца.
7 апреля 2000 г.
* * *
Так разрушалась империя,
Господи Боже, прости!
Сгинули Сталин и Берия,
следом пошли травести,
но и эпоха Тиберия
к дождику ноет в кости.
1963—2000
* * *
У детства были солнце и луна,
и облако и крыша с голубятней,
и двор в прямоугольнике окна,
и ветви клена, неба необъятней,
крутой обрыв над паводком степным,
соборный купол, ясный, как светило,
плывущий звон и золоченый дым,
какой-то луг и сивая кобыла,
чей бред потом вошел в прямую речь.
Неужто это всё? Совсем немного
с тех пор рискнула память уберечь.
Как знать, благая весть или тревога
ударила тогда в колокола,
но крыша, двор и дерево и плавни
души коснулись вскользь в тот полдень давний,
поскольку вечность впереди была.
6 мая 2000 г.
* * *
Быть может, это в детском сне
и, может быть, во время хвори
чернел тот Ангел на стене
в пернатом аспидном уборе.
Грузинского монастыря
взошла стена сторожевая,
и плакал дух, видать, не зря,
слезами камень прожигая.
Был детский сон, был камень глух,
и все на свете было глухо,
как мы, слезами плакал дух,
и очень жалко было духа.
10 июня 2000 г.