Нефтяные реки, российские берега…
Виктор Кузнецов
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2000
Виктор Кузнецов
Кризис — время благоприятное
Нефтяные реки, российские берега…
Каким бы это ни прозвучало анахронизмом, но нефть — энергоноситель будущего. Во всяком случае, эта горючая маслянистая жидкость, поэтически именуемая “черным золотом” и “кровью земли”, будет и в наступающем ХХI столетии служить катализатором всяческого прогресса.
Ей и ее родственнику, природному горючему газу, еще очень и очень долго предстоит играть первостепенную роль в жизни человеческого общества. Заменить их в обозримом будущем не в силах ни один из так называемых “альтернативных” источников энергии. Вечный двигатель существует лишь в воспаленных умах безумных изобретателей, а даровые сгустки концентрированной энергии — только в фантастических романах… Ядерная же энергетика — дело, несомненно, перспективное, однако нуждается в коренных усовершенствованиях…
Таким образом, человечеству без нефти не обойтись. А посему она и по сей день остается одновременно и “яблоком раздора”, и козырной картой в мировой политической игре.
Для нашей страны роль нефти и природного газа особенно велика еще и потому, что на их экспорте держится почти половина бюджета. Выплата заработков и пенсий, погашение государственных долгов напрямую связаны у нас с уровнем мировых цен на “черное и голубое золото”. В начале 1998 года, все мы помним, экспортные цены на нефть катастрофически упали до 9—10 долларов за баррель. Однако летом прошлого года мировая цена барреля опять выросла до 22 (определяющую роль в этом сыграли страны ОПЕК), осенью — приблизилась к 24, а к концу года — поднялась до неслыханного прежде уровня в 30 долларов. Максимального уровня (31,75 доллара за баррель) цена российской нефти достигла 7 марта 2000 года. В сравнении с началом 1999 года цены на нефть и нефтепродукты увеличились в среднем на 90—150 процентов, в сравнении с началом 2000 года — еще почти на 20 процентов. Но вскоре цена нашей экспортной смеси Urals на мировом рынке вновь пошатнулась, упав до 23 долларов за баррель. И страны ОПЕК на своем саммите в Вене в середине марта 2000 года приняли решение об увеличении собственной нефтедобычи с 1 августа почти на 2 миллиона баррелей в сутки…
Означает ли это начало нового кризиса?.. Сколько еще времени наше благосостояние будет напрямую зависеть даже не просто от распродажи за рубеж ценнейшего сырья, а от “руководящих и направляющих” решений богатых нефтью ближневосточных монархий?.. И как долго наша огромная страна с разбалансированной экономикой сможет продержаться в роли крупнейшего поставщика жидких энергоносителей на мировой рынок?.. Сколько еще лет “черному золоту” будет отведена роль главного богатства России?..
Чем мы располагаем?
Из российских недр выкачан уже целый океан нефти — более 15 миллиардов тонн. Половина изученных запасов нефтяных, нефтегазовых и нефтегазоконденсатных месторождений нашей страны вычерпана. Но мы все-таки прочно удерживаем одно из первых в мире мест по запасам топливно-энергетического сырья. Больше, чем у нас, разведанной нефти только в Саудовской Аравии: там сконцентрирована почти четверть мирового запаса “черного золота”. На долю нашей страны приходится около 13 процентов выявленной на планете нефти и примерно 15 процентов нефтедобычи, а также 45 процентов природного газа и 27 — его добычи.
Сегодняшняя Россия, производя в сутки по 6,2—6,3 миллиона баррелей (т.е. по 830—840 тысяч тонн) “черного золота”, находится на третьем в мире месте по нефтедобыче. Впереди нас США (8,04 миллиона баррелей в сутки) и Саудовская Аравия (7,48 миллиона баррелей в сутки); за нами следуют Иран (3,45), Норвегия (3,41), Мексика (3,28), Китай (3,17), Великобритания (3,03), Венесуэла (2,78), Канада (2,68)…
Максимального уровня (569,5 миллиона тонн) отечественная нефтедобыча достигла в 1988 году. Затем началось резкое снижение, во многом напоминающее обвал. В 1995 году удалось получить всего 307 миллионов тонн, в каждый из последующих — чуть больше 300.
В марте прошлого года только что назначенный министром топлива и энергетики Виктор Калюжный заявлял, что годовая нефтедобыча может упасть до 220—240 миллионов тонн — то есть до уровня начала 60-х годов, обозначенного директивами “внеочередного” ХХI партсъезда и пресловутым “семилетним планом”, когда еще даже не были выявлены главные нефтяные “жемчужины” Западной Сибири. Однако пессимистический прогноз, как мы видим, пока не сбылся. В 2000 году — как и в прошлом и позапрошлом годах — по всей вероятности, будет добыто не менее 306—308 миллионов тонн нефти и газового конденсата (природной бензин-керосиновой смеси). Отечественная нефтедобыча, утверждают в этой связи многие аналитики, переживает период стабилизации, которая воспринимается как весьма отрадное явление.
Но ежегодные 300 миллионов тонн — это всего лишь критический для отечественной экономики минимум нефтедобычи. Меньше нам добывать просто нельзя. Дальнейшее снижение добычи нефти сулит стране полный крах. Если это произойдет, то, как утверждает, например, вице-президент “ЛУКойла” Леонид Федун, уже в 2002—2005 годах нам придется не просто прекратить нефтяной экспорт, но и ввозить жидкое топливо из Казахстана и Азербайджана, имеющих развитую нефтедобывающую промышленность и значительные резервы увеличения добычи. (В 1999 году в Казахстане добыто 30 миллионов тонн нефти и 7 миллиардов кубометров газа, в Азербайджане — 14 миллионов тонн нефти и 6 миллиардов кубометров газа). “Без стабильных 320 миллионов тонн нефти ежегодно, — подчеркивает и замминистра топлива и энергетики РФ Валерий Гарипов, — ни о каком подъеме экономики говорить не приходится”.
В нашей стране к настоящему времени обнаружено более 2320 месторождений — включая знаменитые гиганты (Самотлор, Ромашкино, Федоровское, Варьеган, Уренгой) и совсем мелкие, разрабатываемые одной или двумя скважинами. Российские месторождения разбросаны по шестнадцати нефтегазоносным провинциям: Западно-Сибирской, Волго-Уральской, Тимано-Печорской, Прикаспийской, Северо-Кавказской, Лено-Тунгусской и др. И каждая характеризуется своими особенностями. У нас обнаружены все известные науке типы залежей — кроме одного, самого редкого: того, что обеспечивает нефтедобывающим странам Персидского залива сказочные богатства, полученные без особого труда и капиталовложений. Как подчеркивает профессор Абрам Намиот, более полувека скрупулезно изучающий физико-химию процессов, сопровождающих нефте- и газодобычу, общей особенностью всех российских месторождений выступает только каверзная неподатливость “черного” и “голубого золота”…
Бесспорно, мы не раз еще порадуемся новым открытиям: в недрах Европейского Севера, Сибири и шельфа арктических морей — согласно комплексным экспертным оценкам — содержится по меньшей мере 10—12 миллиардов тонн не выявленной пока нефти (в дополнение к 25 миллиардам тонн разведанных уже запасов) и сотни триллионов кубометров газа. В 17 миллиардов тонн условного топлива оцениваются геологические запасы углеводородов, которые еще предстоит разведать под дном Охотского моря. Площади перспективных акваторий в российской части Чукотского моря достигают 340 тысяч квадратных километров, геологические ресурсы, по самым скромным оценкам, составляют не менее 5—7 миллиардов тонн условного топлива.
Есть и еще более оптимистические прогнозы. По оценкам авторитетных специалистов “Росшельфа”, один лишь арктический материковый склон заключает в себе не менее 100 миллиардов тонн углеводородов. “В ХХI веке, — уверяет журнал «Нефть и капитал», — Дальний Восток заткнет за пояс Ближний”. А профессор Академии нефти и газа Владимир Гаврилов, базируясь на новейших геодинамических гипотезах о происхождении нефти, утверждает: “Мы выявили и разрабатываем лишь малую толику нефтяных запасов, которые представляют собой верхушку нефтяного айсберга. Основное тело его и корни кроются в глубоких недрах”. Солидарен с такой оценкой и ведущий петербургский геолог-нефтяник Василий Наливкин, утверждающий, что уже к 2010 году общероссийская нефтедобыча может вырасти до 350, а к 2020 году — до 400 миллионов тонн в год.
Определенные предпосылки скорого роста нефтедобывающей отрасли бесспорны: перспективы открытия новых залежей имеются не только в труднодоступных районах и на больших глубинах, но и по соседству с длительно разрабатываемыми месторождениями. За один лишь прошлый год в России было введено в разработку 36 новыx нефтяных и нефтегазовых месторождений. Добыча из них составила 242 тысячи тонн. А в Волгоградской области, например, за последние несколько лет выявлено столько же новых запасов нефти, сколько за почти три предыдущих десятилетия. Как подчеркивает президент ОАО “ЛУКойл-Нижневолжскнефть” Анатолий Новиков, 70—80 процентов разведанных недавно в Волгоградском Поволжье запасов может быть извлечено дешевым фонтанным способом — за счет собственной упруговодонапорной энергии продуктивных пластов. И в начале нового тысячелетия добыча нефти в области может удвоиться…
Хотя природа не всегда так уж милостива к отечественным нефтяникам, добывать “черное золото” в России смогут и наши дети, и наши внуки. Только легким и дешевым оно не будет уже никогда.
Особенности национальной нефтедобычи
Для многих государств нефть послужила не просто источником колоссального богатства, но и основой стремительного развития. В конце прошлого века рост нефтяной промышленности настолько подхлестнул прогресс всей экономики США, что cтрана ковбойских прерий стремительно превратилась в супердержаву… В наши дни нефтедобывающие страны Ближнего Востока наступают на пятки ведущим индустриальным государствам… Великобритания и Норвегия, стремительно — благодаря освоению месторождений Северного моря — перешедшие в разряд экспортеров нефти и газа, значительно укрепили свои экономические позиции…
Мы же и здесь идем собственным, ни на чей не похожим путем…
В былинные уже 70-е и 80-е годы прогнозировался непрерывный и интенсивный рост цены нефти — до 60—80 долларов за баррель. Это очень импонировало тогдашнему Политбюро, мечтавшему довести ежегодную нефтедобычу в СССР до 1 миллиарда тонн. Западно-сибирские нефтяные богатства представлялись партийным бонзам несметными. Их ласково баюкала восторженная сентенция новосибирского академика А. А. Трофимука, подхваченная журналистами: “Сибирский материк — это лодка в гигантском нефтегазовом океане”.
Успехи тюменских нефтеразведчиков, возглавлявшихся неуемными и талантливыми энтузиастами Ф. К. Салмановым, Ю. Г. Эрвье, Л. И. Ровниным, не только обеспечивали непрестанный рост нефтедобычи на новых тогда промыслах Нижневартовска, Сургута, Нефтеюганска, Урая, но и позволили партийным консерваторам похоронить “косыгинскую реформу” — попытку спасти экономику внедрением хозрасчета, самоокупаемости и материальной заинтересованности… Новая нефть сыграла роль допинга и подхлестнула больную экономику. Инъекция оказалась более чем щедрой — самотлорское производственное объединение “Нижневартовскнефтегаз”, например, вплоть до конца 80-х годов обеспечивалo половину общесоюзной нефтедобычи, поставляя больше “черного золота”, чем ныне совместно добывают в России все нефтяные компании. Зависимость жизни страны от экспорта энергоносителей стала поистине наркотической.
Богатства российских недр, однако, не оправдали “возложенного на них высокого доверия”. Западно-сибирские месторождения оказались значительно более сложными, чем введенные лет на 15—20 раньше залежи Урало-Поволжья. И дело не только в трескучих морозах и непролазности болот — у сибирских нефтяных пластов обнаружился коварный характер. Нефтяники-ветераны охотно вспоминают прибаутку первого главного инженера “Главтюменнефтегаза” Владимира Филановского-Зенкова, заслуженно слывшего остроумцем. “Здешние нефтяные бутерброды, — горько шутил он, когда на нефтепромыслах случались неприятности, — непременно падают маслом вниз. А вот в Татарии они почему-то шлепались маслом вверх…”
Нынешний кризис нефтедобывающей отрасли объясняется множеством причин, но определяющую роль все-таки сыграло ухудшение структуры остаточных запасов, возникшее вследствие опережающей выработки высокопродуктивных залежей. Основную причину бед специалисты видят в порочной практике прежних лет, когда власти требовали давать нефти побольше, но экономили на спецтехнике, прокладке дорог, ЛЭП и трубопроводов… “Если бы теперь, и даже в течение предшествующих пяти—семи лет, — в конце 80-х говорил авторитетный знаток нефтепромыслового дела профессор Владимир Щелкачев, — нефтяников стали обеспечивать оборудованием и всем социально необходимым, то удержать нефтедобычу от последующего срыва уже было бы нельзя из-за тех дефектов и ошибок, которые были совершены тридцать, двадцать и десять лет назад”.
В начале 80-х годов на долю залежей с падающей добычей в общем нефтяном балансе страны приходилось около трети; к сегодняшнему же дню она увеличилась более чем втрое. Резко упала производительность разрабатываемых залежей: число скважин с суточными дебитами по 100 и более тонн нефти теперь не превышает на наших промыслах и одного процента. Зато круто возросли объемы трудноизвлекаемых запасов, к которым относятся те, что невозможно или нерентабельно разрабатывать традиционными — то есть технологически освоенными — способами.
За последние двадцать лет более чем в пять раз увеличилась доля запасов нефти, способной поступать в скважины, лишь увлекая за собой 80—90 процентов воды, — это характерно не только для длительно разрабатываемых залежей Северного Кавказа, Волго-Уральской области, широтного Приобья, но и для новых месторождений тюменского севера. “Нефтяные бутерброды” в отдаленных и малоосвоенных регионах оказались еще более каверзными и преподносили разработчикам множество “сюрпризов”.
Выработанность нефтяных пластов крупнейших российских месторождений Урало-Поволжья превышает 75—85, а Западной Сибири — 60—75 процентов. Содержание воды в продукции скважин дошло до 90 и более процентов. Самая высокая в Западной Сибири обводненность — на Самотлоре. Это гигантское (крупнейшее в России) месторождение довольно сложного строения, введенное в разработку в 1969 году, оказалось на грани краха именно из-за опережающего отбора нефти из высокодебитных объектов. У нас почти нет уже самоизливающихся скважин; “черное золото” приходится поднимать насосами, станками-качалками или иными механизированными способами — трудо- и энергоемкими.
Свою отрицательную роль, безусловно, сыграла и неразбериха постперестроечных лет — неплатежи, нарушение хозяйственных связей, неразумность ценовой и налоговой политики, недостаток необходимых инвестиций… У каждого из российских нефтедобывающих предприятий сегодня множество нерентабельных скважин, добыча “черного золота” из которых не покрывает даже эксплуатационных затрат. Эти скважины, не считаясь с негативными для месторождений последствиями, приходится останавливать. Сокращению нефтедобычи способствует действующая в России система налогообложения: становится невыгодным разрабатывать залежи пониженной продуктивности, возвращать в строй бездействующие скважины, а тем более — внедрять передовые технологии, вести поиск и разведку новых месторождений, применять нетривиальные методы повышения нефтеотдачи… В итоге многие тонны “черного золота” безнадежно застревают в недрах.
Анализируя вынужденное сокращение добычи на нефтепромыслах Западной Сибири, Николай Медведев, главный геолог и вице-президент “Сургутнефтегаза” (одной из самых стабильных нефтяных компаний России), подчеркивает: “Нефтедобыча — производство комплексное. Если мы сократим ее, вернуться на исходные позиции будет крайне сложно. Поэтому мы не имеем права реагировать на рост цен на нефтяном рынке форсированной выработкой легко извлекаемых запасов, а на снижение цен — остановкой действующих скважин, сокращением бурения, нарушениями технологии”.
Кто добывает российскую нефть?
Больше половины отечественной нефтедобычи приходится сегодня на четыре крупнейших компании: “ЛУКойл”, “Сургутнефтегаз”, “ЮКОС” и “Татнефть”. “ЛУКойл”, дающий 17,5 процента, объединяет нефтепромыслы Лангепаса, Урая и Когалыма, первыми своими буквами подарившие концерну название. Влились в “ЛУКойл” и нефтедобытчики Перми, Волгограда, Калининграда и Астрахани. В “ЮКОС”, чья доля в российской нефтедобыче достигает 11,2 процента, объединились нефтедобывающие предприятия Нефтеюганска и Самары. “Сургутнефтегаз” (12,5 процента) и “Татнефть” (8 процентов) — реорганизованные производственные объединения бывшего Миннефтепрома, сохранившие прежние названия и территории.
За четверкой крупнейших следуют компании: Тюменская нефтяная, “СИДАНКО” (дающие примерно по 7 процентов всей нефти России), “Башнефть” (6 процентов), “Славнефть”, “Сибнефть” и Восточная нефтяная (добывающие по 4 процента), “ОНАКО” и “КомиТЭК” (производящие примерно по 1 проценту). Все остальные добывают меньше.
Во всех компаниях, кроме “Татнефти” и “ОНАКО” (Оренбург), добыча все последние годы снижалась — в том или ином темпе. “ОНАКО” стабильно увеличивает ее на 0,4—0,6 процента в год, “Татнефть” — начиная с 1994 года (после 19 лет падения) — на 5—6 процентов. В январе—мае 1999 года на 7 процентов возросла нефтедобыча и в НК “КомиТЭК”. Определенный рост наметился в 1999 году и на промыслах “Сургутнефтегаза”, “ЛУКойла”, “Славнефти”; признаки стабилизации добычи появились и в Тюменской нефтяной компании.
Несмотря на кризисы и политическую нестабильность, мировые нефтяные гиганты не отказываются от участия в российском нефтяном бизнесе. “Бритиш петролеум” и “Амоко”, слившиеся недавно в единую корпорацию, например, по-прежнему проявляют интерес к нефтяным проектам в Каспийском регионе, на Сахалине (здесь с ними активно сотрудничают “Мобил” и “Шелл”), а также в освоении Ковыктинского газового месторождения в Иркутской области. “Коноко” совместно с “Архангельскгеологией” и “Роснефтью” участвует в освоении Ардалинского месторождения, “Оксидентал Петролеум” — Ван-Еганского и Ай-Еганского, “Тоталь” — Харьягинского. Сотрудничество с солидными зарубежными фирмами идет России только на пользу. Опыт успешно функционирующих российско-иностранных совместных предприятий показывает, что привлечение иностранного капитала и разумное расширение его роли в освоении отечественных ресурсов углеводородного сырья способно принести впечатляющие результаты.
Все упомянутые выше месторождения отличаются повышенной сложностью строения… Объединение “Коминефть”, например, в свое время отказалось принять на баланс новое тогда Ардалинское месторождение в Архангельской области — крупное, но низкодебитное. Через три года “Архангельскгеология” (предприятие, открывшее и разведавшее Ардалин) и американская компания “Коноко” создали для разработки месторождения СП “Полярное Сияние”. Позднее к ардалинскому проекту присоединилась и НК “Роснефть”. Пай, внесенный “Коноко”, достигал 480 миллионов долларов — больше не инвестировала в российскую нефтедобычу ни одна иностранная компания. “Полярное Сияние”, применив самые современные технику и технологии — в том числе российские, добыло трехмиллионную тонну нефти уже в январе 1997 года, и с тех пор годовая добыча СП составляет около 400 тысяч тонн в год. Крупные доходы от сотрудничества получает и российская сторона: расчеты показывают, что за двадцать пять лет эксплуатации Ардалинское месторождение принесет государству не менее 1 миллиарда долларов.
Вступление в полную силу многострадального Закона “О соглашениях и разделе продукции (СРП)” позволило бы значительно укрепить российскую нефтедобывающую отрасль. По мнению заместителя министра топлива и энергетики РФ Валерия Гарипова, в Закон необходимо внести поправки, “создающие базу для работы с инвесторами”. А председатель Союза нефтегазопромышленников, депутат Госдумы Владимир Медведев призвал всех, “кому дорога судьба топливного комплекса и всей страны”, воздействовать на коллег-думцев, “не имеющих отношения ни к экономике, ни к производству, но связанных популизмом и партийной дисциплиной” и потому голосующих против СРП.
“То, что происходит с принятием Налогового кодекса, с уже действующими законами «О недрах», «Об иностранных инвестициях», «О соглашениях о разделе продукции», «О континентальном шельфе» и другими, — с горечью констатирует консультант Комитета по природным ресурсам Госдумы РФ Михаил Субботин, — лучше и не вспоминать”. Хотя СРП, как правило, обязывают инвесторов принимать все возможные меры к максимальному увеличению российского участия в нефтегазовых проектах… В Соглашении по проекту “Сахалин-2”, например, прямо говорится о предпочтении отечественному подрядчику в случае подачи равноценных предложений от российской и иностранной компаний.
Известные в отрасли специалисты Александр Джавадян и Вилен Гавура, несмотря на сопротивление чиновников и законодателей, настаивают на необходимости применения соглашений с инофирмами для разработки целого ряда месторождений (Русского — на тюменском севере, Катангли — на побережье северного Сахалина и др.). Главный геолог самой стабильной из российских компаний — “Сургутнефтегаза” — Николай Медведев тоже сообщает, что готов представить парламентариям список старых и новых месторождений, требующих привлечения сервисных фирм на основе СРП. Как утверждает профессор Элик Халимов, заместитель председателя Центральной комиссии по разработке нефтяных месторождений при Минтопэнерго, залежи, требующие высоких удельных затрат и нерентабельные при действующей налоговой системе, в условиях СРП становятся рентабельными…
Специалисты, участвующие в производстве, решительно настаивают на переходе от стандартного налогообложения к СРП между государством и инвестором — и иностранным, и отечественным. Многие отчетливо осознают необходимость гарантий поэтапного возврата инвесторам их капитала — только это способно сделать наши нефтяные и газовые проекты привлекательными. Как подчеркивает главный геолог “Татнефти” Раис Хисамов, ради сохранения достигнутого в последнее время уровня добычи в 14—15 миллионов тонн нефти можно даже пойти на увеличение компенсационной (причитающейся инвестору) доли до 80—85 процентов — если, конечно, цена барреля нефти не опустится ниже 18 долларов.
При рыночной экономике, поясняет и профессор Владимир Лысенко, не один десяток лет посвятивший изучению нефтяных месторождений Татарии, Казахстана и Сибири, у государства и инвестора разные цели. Государство, стремясь к увеличению поступления налогов, не задумывается о проблемах производства. Инвестор же заинтересован в оптимизации — только она способна обеспечить максимально возможный экономический эффект.
Без активного участия иностранных компаний не смогут быть осуществлены и новые масштабные проекты “Газпрома”. Ни Североевропейский морской газопровод, ни сухопутная нитка Ямал — Европа, ни “Голубой поток” из России в Турцию и Балканские страны по дну Черного моря не будут реализованы без соглашений со стратегическими партнерами, которыми, например, готовы выступить известные мировые корпорации-гиганты.
На нефтяной “игле”
Советских руководителей, сам того не желая, посадил на нефтяную “иглу” легендарный основатель итальянской нефтяной компании ЕNI Энрико Маттеи — он первым приложил руку к прокладке непрерывно ширившейся нефтегазовой реки из СССР. Отечественная нефть проникла на зарубежные рынки в конце 50-х годов и сразу же превратилась в источник твердой валюты для “плановой” социалистической экономики. Через десятилетие — в 1969 году — на Запад начал поступать и добываемый в СССР газ.
Сегодня российскую нефть вывозят за рубеж не только отечественные нефтяные компании. Активно торгуют главным богатством страны и перекупщики. “Мы сметем с нашего пути любого, — бросил мне в лицо глава одной из столичных фирм, торгующих российским национальным богатством, когда я попросил его прояснить несколько неясных вопросов. — Хочешь уцелеть — не пытайся вмешиваться в четко поделенный нефтяной рынок: тебя попросту сотрут в порошок”.
О непрозрачности сырьевого углеводородного рынка говорю не только я. Один из разработчиков законов о концессиях и разделе продукции, консультант Госдумы и Минэкономики Михаил Субботин, например, считает возможным сравнить официальную статистическую отчетность нефтяных компаний России с верхушкой айсберга. По его сведениям, большинство формальных экономических выводов и расчетов базируется на данных, “полученных от заинтересованной стороны — от самих же компаний, прекрасно отдающих себе отчет, для чего нужны соответствующие цифры”.
Но кое-какие тайны, опутывающие нефтяной бизнес, — пусть нередко скудные и разрозненные, но в общем-то достаточно красноречивые, — нет-нет да и всплывают наружу из невидимой постороннему глазу подводной части нефтяного айсберга. Это не только привычка отечественного чиновничества к патернализму государства, боязнь самостоятельных решений и всяческой ответственности и отсутствие стимулов к сокращению непроизводительных затрат…
Насколько раздут управленческий аппарат не только столичных холдингов, но и низовых предприятий, я знаю благодаря собственным наблюдениям. Из заслуживающих доверия источников мне известно также, что перекупщики за каждую передаваемую им партию нефти платят соответствующему начальству немалую мзду — минимум по 1 доллару за тонну.
Нефтяное начальство — и то, что перекочевало в столицу, и оставшееся на местах — неслыханно разбогатело. Джону Рокфеллеру, основателю знаменитой “Стандард Ойл Компани”, потребовалось почти сорок лет, чтобы превратиться в миллиардера — из владельца нефтеперегонного завода и керосиновой лавки, но отнюдь не из секретаря или завотделом обкома или райкома КПСС… В карманы отечественной номенклатуры, назначенной властью в капиталисты, перетекают теперь гигантские суммы. Но это уже тема для криминального очерка — о коррупции и симбиозе мафии с властями имущими. Ну и, возможно, о заказных убийствах…
Несколько лет назад, например, в Татарстане выплыла на свет такая вот история, сопровождавшаяся скандалом республиканского масштаба. В центре ее оказалось ЗАО “Сувар”, созданное в Казани в январе 1991 года, в июне 1995 года принятое в Союз нефтеэкспортеров РФ и курировавшееся лично тогдашним первым вице-премьером Татарстана Равилем Муратовым. 52 процента акций принадлежало секретариату Кабинета министров республики, около 40 — министерству торговли и крупным предприятиям (АО “Нижнекамскнефтехим”, “КамАЗ”, “Казанский вертолетный завод” и др.). Остальными акциями лично владеют директорат и члены правления “Сувара”. В 1995 году, согласно справке, опубликованной в “Вечерней Казани”, ЗАО экспортировало 1,8 миллиона тонн нефти и 500 тысяч тонн мазута, что составляет не менее 9,2 процента республиканской добычи.
Как утверждал директор “Сувара” Борис Чуб, через ЗАО проходило 40 процентов экспортной нефти Татарстана — в основном из правительственной доли. Однако ни в одной из сводок Минтопэнерго, ежемесячно публиковавшихся “Российским нефтяным бюллетенем” и претендовавших на полноту сведений о добыче и экспорте нефти, “Сувар” не фигурировал. ЗАО, полагаю, не упоминалось бы и в местной печати, если бы не странная история его взаимоотношений с турецкой фирмой “Дегере”, принадлежавшей бизнесмену Эртюрку Дегеру. Эртюрк-бей вывез около 3—3,2 миллиона тонн “черного золота”, но задолжал татарским партнерам 23 миллиона долларов.
В начале 1994 года я держал в руках красочный номер журнала “Бизнес в Татарстане” и хорошо помню статью об СП “Татурос”, созданном “Суваром” и “Дегере” якобы для разработки битумных месторождений современными методами. 40 процентов акций СП принадлежало турецкой стороне, 60 — татарстанской (тем же Кабинету министров, “Нижнекамскнефтехиму” и др.). СП занималось вывозом татарской нефти, ввозом турецких товаров, но до добычи битумов руки не дошли.
Мухаммат Сабиров, экс-премьер правительства Татарстана, очень надеялся в свое время, что “Сувар” не только отсудит долг у эфенди Дегера, но и взыщет неустойку в размере 7—8 миллионов долларов. Мне неизвестно, угодил ли Эртюрк-бей в долговую яму, но совершенно очевидно, что не все пропажи нефтедолларов объяснимы нерадивостью турецкого предпринимателя. Тогдашний генеральный директор “Татнефти” Ринат Галеев в дни, когда налоговая ВЧК рассматривала тему банкротства нефтедобывающего АО, сообщал, что долг экспортеров нефтедобытчикам достигает 900 миллионов. Ясно, что доля незадачливого турка в нем не так уж велика.
Некоторые предприятия, существующие под той или иной нефтяной вывеской, ухитряются даже экспортировать больше нефти, чем успевают добыть. Примером тому — “МНТК Нефтеотдача”, коммерческая надстройка над Всероссийским нефтегазовым НИИ. Она флибустьерски продает за рубеж нефть, добытую за счет внедрения институтских разработок на тюменском севере и в Поволжье, и сдает в аренду значительную часть институтских помещений — хотя сам НИИ, несмотря на единую с “Нефтеотдачей” дирекцию, почти полностью обезлюдел и который уже год числится в банкротах. А смысл существования так называемой “Народной нефтяной инвестиционно-промышленной Евро-Азиатской корпорации” и других псевдонефтяных фирм, не участвующих ни в добыче, ни в бурении скважин, ни в обустройстве нефтепромыслов, вообще непонятен. Неясно, как растут их доходы, когда нефтедобыча падает, заводы, нефте- и продуктопроводы нуждаются в реконструкции, а поисково-разведочные работы практически свернуты.
Наука работает на потомков
Несколько лет назад мне поручили консультировать съемку сюжета о повышении нефтеотдачи — для киножурнала “Наука и техника”. Проблема увеличения вытеснения нефти из ее природных резервуаров — одна из самых актуальных в отрасли: половина “черного золота”, а нередко и значительно больше навечно застревает в недрах…
“Нефтяные озера в земных глубинах, — наивно утверждалось в сценарии, — связаны между собой протоками. Там, где эти протоки узки, нефти трудно пробиться в скважину”. Режиссер “Центрнаучфильма” был поражен моим замечанием об отсутствии в недрах Земли не только нефтяных протоков, но и озер, и даже луж. “Неужели природная смесь метановых, нафтеновых и ароматических углеводородов всего лишь пропитывает поры и трещины в залегающих на глубине песчаниках и известняках?” — удивлялся многоопытный кинодокументалист, вхожий в ведущие лаборатории прославленнейших институтов страны. Вскоре, однако, он сам заговорил с моими коллегами о фильтрации в пористой среде, капиллярных явлениях, смачиваемости стенок пор и вязкости флюидов — то есть о том, что мы ежедневно обсуждаем у себя в лаборатории…
Задуманный киносюжет документалист отснял, но уже о том, как нефтедобыча превращается в одну из самых трудо- и наукоемких отраслей экономики. Вода, водные растворы, газ и даже огонь вытесняли на экране горючую и маслянистую углеводородную жидкость из микроскопических пустот в горных породах… Он понял, что добыча нефти и газа — дело отнюдь не простое. И подчеркнул, что по своей наукоемкости едва ли уступает ядерной энергетике, поскольку тоже требует самых высоких технологий.
Было бы несправедливым утверждать, что сложная ситуация на нефтепромыслах застала отечественных ученых-нефтяников врасплох. Достаточно упомянуть, например, что идея проводки считающихся “ультрасовременными” скважин с горизонтальными стволами принадлежит бакинскому нефтянику Марку Гейману, еще в предвоенные годы ювелирно рассчитавшему основные параметры наклонного и направленного бурения. (За неуемность творческой натуры изобретатель не раз подвергался угрозам и преследованиям со стороны властей и начальства и только чудом не угодил в ГУЛАГ.)
Сегодня уже определились главные для потомков способы извлечения нефти из недр. Нефтяные компании и фирмы (те, что всерьез озабочены проблемами рациональной разработки залежей) постоянно прибегают к помощи науки — даже в трудные дни жестокого кризиса. А ведь совсем еще недавно российские нефтедобывающие предприятия даже в относительно стабильные периоды всеми силами стремились откреститься от любых нестандартных и трудноразрабатываемых месторождений. А отраслевая наука была обязана всеми средствами отстаивать сиюминутные ведомственные интересы.
Исследовательские и аналитические лаборатории геологических и нефтяных НИИ и объединений в советское время работали на безнадежно устаревшем оборудовании. У тех, кого нас приучали считать “хищниками”, теперь приходится учиться. В мае 1999 года автору этих строк посчастливилось посетить лабораторный центр “Бритиш Газ Текнолоджи” в английском городке Лавборо. Я увидел там прецезионные приборы и аппараты, с помощью которых осуществляются сложнейшие эксперименты, в самых малейших деталях воспроизводящие процессы, протекающие в продуктивных пластах. Инженеры-исследователи с равным увлечением работают над проблемами британских и иностранных месторождений, разрабатываемых компанией…
Специалистами из Лавборо, например, выявлены нетривиальные явления, напрочь выпавшие из поля зрения советских разведчиков недр и разработчиков казахстанского месторождения-гиганта Карачаганак, но имеющие важнейшее значение для рациональной эксплуатации. Не приходится сомневаться, что в советское время циклопическая карачаганакская залежь, нефтегазонасыщенность которой превышает все топливные ресурсы Северного моря, была бы загублена.
Осенью далекого уже 1985 года мне довелось ознакомиться с документом, направленным М. С. Горбачеву известным ученым-нефтяником Григорием Баранблатом. Крупнейший знаток физики и гидродинамики нефтяного пласта, основоположник новых направлений в нефтяной науке, создатель высокопродуктивных технологий, высветив основные проблемы российской нефтедобычи, настаивал на концентрации усилий на проблеме повышения нефтеотдачи вместо форсированного отбора активных запасов все новых и новых месторождений. Это обернулось бы существенным ростом добычи “черного золота” и продлением жизни всех месторождений страны — без капитальных затрат на геологоразедочные работы, обустройство новых промыслов и развитие инфраструктуры.
Воз, однако, и ныне там. Сравнение нефтедобычи с рыбной ловлей — пусть даже с утлого суденышка в бушующем и холодном дальневосточном море, — публично высказанное одним из новейших нефтяных олигархов, свидетельствует об отношении псевдохозяев к свалившемуся на них богатству. Работать над вовлечением в эксплуатацию трудноизвлекаемых запасов им представляется невыгод-
ным — проще остановить малодебитные скважины, не думая о нанесении непоправимого вреда. Неизбежные (но не сиюминутные!) убытки мало смущают руководителей, как и прежде ощущающих себя временщиками, а не хозяевами нефтяных промыслов.“Умом Россию не понять…”
Цены на продукты переработки нефти (горючее, нефтехимические товары) остаются высокими и в периоды резкого падения цен на сырье. И развитие отечественной нефтепереработки (которая в СССР традиционно считалась делом второстепенным) сулит немалые выгоды, хотя нефтеперерабатывающие (НПЗ) и нефтехимические (НХЗ) заводы — как и нефтепромыслы и трубопроводы — требуют коренной модернизации.
Глубина переработки нефти в России непростительно мала. На Ухтинском НПЗ, например, она не превышает 41 процента, а в среднем по России составляет 63 процента — остальное уходит в мазут, тогда как в передовых индустриальных странах 85—90 процентов извлеченного из недр сырья превращается в ценнейшие продукты, пользующиеся спросом на мировых рынках. “А с нашими показателями, — считает бывший президент “Роснефти” Александр Путилов, — стыдно входить в ХХI век”. Ответственный работник Минтопэнерго Александр Бочаров полагает, что российская нефтепереработка завершила очередной год без поводов для оптимизма.
Большинство отечественных НПЗ до сих пор недалеки от уровня, на котором отрасль находилась в начале уходящего века. Справедливости ради следует сказать, что тогдашние российские технологии не только не уступали зарубежным, но нередко и превосходили их. По свидетельству Д. И. Менделеева, посетившего в 1876 году первый в США нефтеперегонный завод в Пенсильвании, там “не видно и следов изучения, внимания и стремления к совершенству”. Завод общества “Эмба”, выстроенный около ста лет назад в забытом богом поселке Ракуша близ Гурьева, например, в 1914 году из 387 тысяч пудов сырья произвел 666 пудов газолина, около 100 тысяч пудов керосина (включая 25 тысяч пудов особо чистого — осветительного), около 20 тысяч пудов соляровой топливной смеси. В мазут на заводах общества “Эмба” превращалось ничуть не больше нефти, чем на наших НПЗ сегодня…
Мазутная ориентация отечественной нефтепереработки сформировалась изначально. Во времена навечно ушедших в прошлое бурного роста нефтедобычи и серийных открытий новых месторождений-гигантов обилие отходов никого из руководителей не тревожило. И сегодня проблема таит в себе немало “подводных камней”. Дело даже не в устарелости промышленных производств и преобладании примитивных технологий — перегонки, например, но не крекинга. Отечественные заводы сразу, словно бы наперекор Д. И. Менделееву, предупреждавшему, что нефть — не топливо (“Топить можно и ассигнациями”), создавались как поставщики топочного мазута.
Мазут мы потребляем в неимоверных количествах. Не сочтите за труд сравнить цифры в приведенном ниже примере. Годичная потребность Архангельской области в нефтепродуктах составляет 720—740 тысяч тонн дизельного топлива, 160 тысяч тонн автомобильного и 0,5 тысячи тонн авиационного бензинов, 19 тысяч тонн авиакеросина и 13,5 тысячи тонн технического, 2 тысячи тонн масел и… 3,2—3,3 миллиона (!) тонн топочного мазута.
В 1994 году на Омском НПЗ вступил в строй каталитический комплекс, позволивший довести глубину переработки нефти до 85 процентов, т.е. приблизиться к уровню развитых стран. И сразу же сопредельный сибирский регион …начал замерзать без печного топлива. Мазут в Омск пришлось завозить издалека.
Несмотря на дешевизну отечественного сырья, цены на продукты переработки нефти (горючее, нефтехимические товары) остаются высокими. И развитие отечественной нефтепереработки (которая в СССР традиционно считалась делом второстепенным) сулит немалые выгоды, хотя нефтеперерабатывающие (НПЗ) и нефтехимические (НХЗ) заводы — как и нефтепромыслы и трубопроводы — требуют коренной модернизации.
При распаде СССР 18 НПЗ общей мощностью около 150 миллионов тонн оказались за пределами России. На нашей территории осталось 29 предприятий (включая 3 завода ПО “Грознефтеоргсинтез”, позднее полностью уничтоженных войной) — в основном изрядно изношенных. Практически все российские установки первичной перегонки нефти эксплуатируются сверх нормативного срока: 45 процентов аппаратов проработало больше 35 лет, 98 процентов — свыше 20. Выстроенные в 60—70-е годы, они имеют большую загрузочную мощность, так как рассчитаны на бесконечно растущие объемы сырья. Сегодня, когда добыча нефти в России сократилась почти вдвое, морально устаревшие агрегаты первичной и вакуумной перегонки нефти оказались загруженными всего на 50—60 процентов. А это существенно снижает и без того невысокую эффективность происходящих в них процессов.
Как предупреждает вице-президент нефтяной компании “ЛУКойл” Леонид Федун, в подобной ситуации внутрироссийские цены на основные нефтепродукты очень скоро достигнут восточноевропейских, составив 0,45 доллара за литр. “Дефицит нефтепродуктов удастся снять, — подчеркивает он, — лишь увеличив глубину переработки нефти на 15—20 процентов”. Уже к концу нынешнего года рост цен на нефтепродукты, как полагает экс-министр топлива и энергетики России Виктор Калюжный, может составить 20 процентов.
Но не все российские заводы оказываются беспомощными. Например, “Киришинефтеоргсинтез”, что близ Санкт-Петербурга, влившись в нефтяную компанию “Сургутнефтегаз”, ежегодно наращивает выпуск высокооктанового бензина и дизтоплива. Его продукция — 40 наименований и 60 марок, включая синтетические моющие средства, — сертифицирована. Намечено возвести цеха, изготавливающие дефицитный пенополистирол (в мире существует всего три подобных производства)… “Газпром”, стремясь сформировать “Сибирско-Уральскую нефтегазохимическую компанию”, планирует модернизировать НХЗ в Уфе, Нижнекамске, Стерлитамаке, Воронеже и даже в Тобольске, где остановленные цеха успели превратиться в руины…
Около двух лет назад — после более чем годового перерыва — вновь заработал Томский нефтехимический комбинат. Он был построен в 1986 году и производил дефицитные метанол, полиэтилен, полипропилен, формалин, карбамидные смолы. Но, оказавшись в сфере влияния фирмы “Биопроцесс-НИПЕК”, комбинат превратился в банкрота. Контрольный пакет его акций в 1997 году был приобретен “Сибирским химическим комбинатом”, прежде специализировавшимся на производстве обогащенного урана. В рамках договора между Россией и США урановый комбинат приступил к консервации своего опасного, но приносившего немалые доходы производства, и перспектива перепрофилирования на нефтехимию оказалась весьма кстати, тем более что цены на полимерные материалы нигде в мире не падают… Возобновление производства метанола еще и даст работу железнодорожникам: возрастут объемы перевозок…
* * *
“Кризис, — утверждает глава Ханты-Мансийского автономного округа Александр Филиппенко, — самое благоприятное время для прихода настоящих инвесторов, а не спекулянтов”. Добавим: это время людей, которые умеют считать и понимают, что добытую нефть лучше перерабатывать дома, а продавать с выгодой — масла, пластмассы, бензин…
Возврат же к командной “плановой” системе способен погубить важнейшую отрасль отечественной экономики бесповоротно. Устойчивое сочетание бездорожья и недальновидного начальства приведет к тому, что месторождения “черного золота” в России иссякнут в ближайшие годы. При хозяйском же подходе — когда не жаждут немедленных сверхприбылей и в первую очередь думают о будущем; когда гордятся своим предприятием и преданы ему; когда всем сердцем озабочены нуждами производства и готовы ради дела на риск и личные жертвы — наша страна вполне может еще на многие десятилетия остаться крупнейшим производителем и экспортером и нефти, и газа, и высококачественных продуктов их переработки.
Кузнецов Виктор Владимирович — ведущий научный сотрудник Всероссийского нефте-газового научно-исследовательского института, член Союза писателей Москвы.