Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2018
1.
Светлана Георгиевна приехала в город, где она жила когда-то, всего на три-четыре дня. Подходило время ухода на пенсию, и надо было получить недостающие документы в городском архиве. К её удивлению, ей быстро, без проволочек выдали необходимые справки, и можно было уезжать. Тем более в городе уже никого не осталось из старых её друзей, а знакомые позабылись, ведь прошло более тридцати лет.
Светлана Георгиевна бродила по пустынным улицам города, вглядываясь в прохожих, надеясь встретить знакомое лицо. Но, как говорится, поздороваться было не с кем.
Чистый, ухоженный городок стал ещё красивей. Жители любили его и гордились давно установившимся порядком, чистотой и красотой. Она нигде больше не встречала такого трепетного отношения к своему городу.
Так никого и не встретив, она присела на скамейку на главной городской аллее, которую во времена её молодости называли «Аллеей любви». Да она таковой и являлась тогда. Основным населением города были молодые люди, не старше тридцати лет, поэтому аллея была излюбленным местом встреч, свиданий, объяснений в любви.
Как и раньше, она была вся в цветах. Кусты сирени, акации, черёмухи были посажены на первый взгляд беспорядочно, но, разросшись, они местами образовали совершенно замечательные, уютные, романтические уголки. Сколько клятв и признаний звучало здесь, на скамейках, сколько слёз видели эти беззаботно цветущие кусты!
Сегодня на аллее было пусто. Светлана Георгиевна вздохнула. Её сверстники, наверное, все на своих садах-огородах, а у молодёжи сейчас интересы другие.
Был конец августа. Цветы радовали своей последней красотой. Пряно пахло скошенной травой на газонах. На асфальте ворковали голуби. Девочка лет трёх-четырёх каталась на ярком пластмассовом велосипедике, распугивая их. Голуби шумно разлетались в разные стороны, потом, успокоившись, вновь начинали клевать рассыпанные кем-то крошки. Пожилой мужчина снимал девочку на видеокамеру. Вдруг малышка упала и, видимо разбив коленку, громко заплакала. Мужчина подбежал, подхватил девочку на руки и стал успокаивать. Малышка затихла и скоро уже опять играла с голубями. Она несколько раз проехала мимо Светланы Георгиевны, заинтересованно поглядывая на неё,— наверное, ей хотелось пообщаться. Светлана улыбнулась, и девочка тут же подкатила к ней.
— И как же тебя зовут? — спросила Светлана малышку.
— Лизочка,— отвечала девчушка.
— А тебя как?
— Меня зовут тётя Света.
— Нет, ты не тётя, ты бабушка.
Светлана Георгиевна грустно улыбнулась: ребёнка не обманешь…
Хотя она знала, что выглядела просто великолепно для своего возраста. Она любила за собой ухаживать, не скупилась на различные косметические средства, занималась в фитнес-клубе, ходила в бассейн. Да, собственно, чем ей ещё было заниматься — она жила одна, зарабатывала неплохо и могла позволить побаловать себя. Больше было некого…
Зашуршали колёса, на площадку для автомобилей въехал роскошный серебристый «Ауди». Хлопнула дверца. Из машины показалась молодая светловолосая женщина в белых узких брючках, голубой кофточке, в босоножках на высоких каблуках. Из-под короткой кофточки виднелась полоска загорелого плоского живота. «Какая красавица,— залюбовалась Светлана и невольно вздохнула.— Молодость!»
— Лиза,— раздался голос, и Светлана Георгиевна вздрогнула.— Лиза, хватит, нам пора.— Пожилой мужчина поднялся и направился в их сторону.
Она растерянно смотрела на него. Сердце колотилось. Этот голос! Она узнала бы его из тысячи. Но… высокий, красивый, с седым коротким ёжиком на голове мужчина был ей незнаком, она это точно знала. Судя по всему, человек, занимающий определённое место в обществе,— «новый русский», в хорошем смысле этого слова. Дорогой кремовый костюм, светлые остроносые туфли, лицо гладкое, ухоженное…
— Лиза!
Знакомый высокий голос заставил ещё сильней забиться сердце. Девчушка, оставив велосипед, бегала за голубями и не обращала на мужчину никакого внимания. Потом, видимо, решив с ним поиграть, она спряталась за Светлану Георгиевну и, выглядывая из-за неё, лукаво смеялась. Мужчина подошёл ближе, и Светлана увидела знакомый шрам над его левой бровью, напоминавший сломанную стрелу.
— Здравствуйте,— он кивнул Светлане.— Лизонька, пойдём, мама ждёт.
— Не хочу,— закапризничала малышка.— Я ещё поиграю с гуленьками.
— Пойдём, пойдём.
Он взял её за ручку, улыбаясь, взглянул на Светлану Георгиевну:
— Не слушается совсем…
Он замолчал на полуслове, удивлённо глядя на неё.
— Э-э… Это вы… это ты? Светлана?
Она тоже испуганно и растерянно смотрела на мужчину. Неужели это он, Алексей? Ну совершенно не похож на того вихрастого рыжеволосого паренька из её прошлого. Из их прошлого…
— Это я,— наконец, едва справившись с волнением, ответила она.
— Здравствуй.
Он опустился на скамейку. Помолчали. Девчушка села на велосипед и покатила к молодой женщине, которая вопросительно смотрела на мужчину.
— Я сейчас,— махнул он рукой.
Женщина с девочкой пошли к машине.
— Вот не ожидал тебя встретить…— он искоса поглядывал на Светлану.
— И я не ожидала…
— Но всё-таки встретились,— он, видно, уже овладел собой. От растерянности не осталось и следа. Спокойный, вальяжный, уверенный в себе человек.
Светлана была как в тумане. Словно издалека доносился до неё его голос, голос, который она впервые услышала много лет назад, ранним утром, на берегу таёжного озера…
2.
Тогда девчонки из цеха уговорили её поехать в двухдневный дом отдыха, который располагался на берегу таёжного озера, формой напоминавшего гигантскую запятую. В центре озера был плавучий маленький островок, тоже в форме запятой.
Ночью Света долго не могла заснуть. На танцверанде гремела музыка, где-то рядом пели — отдыхающие отрывались на славу. В маленьком щитовом домике было душно, неприятно пахло сырой рыбой, и вообще, зря она сюда приехала, лучше бы осталась одна в общежитии, занялась бы своими делами или просто отдыхала бы…
Когда за окном посветлело, она выбралась из домика и, захватив с собой полотенце и книжку, пошла к озеру. Было свежо, солнце ещё не успело согреть остывшую за ночь землю. Холодная роса обжигала босые ноги. Света хотела искупаться, но решила подождать, пока вода немного согреется. Она устроилась на большом плоском камне и раскрыла книгу, но как-то не читалось. Кругом была первозданная тишина. Поверхность озера блестела под первыми лучами солнца и казалась зеркальной. Отражалось в воде малиновое небо, плавучий островок закрывала пелена тумана.
— Не правда ли, я чертовски мил? — нарушил тишину чей-то голос.
Светлана вздрогнула. Кто это? А-а, да-да, она, когда подходила к берегу, краем глаза заметила какого-то человека, плескавшегося в озере, но тут же про него забыла — так величественна и торжественна была вокруг природа.
— Девушка, я к вам обращаюсь,— продолжал тот.
Светлана не ответила, ей было жалко расставаться с тишиной. Она уткнулась в книжку, делая вид, что читает.
— Ну что же вы не отвечаете? — весёлый голос прозвучал уже рядом.— Ведь я же вам понравился! Вы так долго на меня смотрели!
Она насмешливо фыркнула: тоже мне красавец!
Но парень был, действительно, довольно привлекательный, высокого роста, с накачанными мышцами, которыми он явно гордился. Тёмные мокрые волосы были гладко зачёсаны. Прямой нос, карие глаза. Всё это она отметила мельком и равнодушно отвернулась, она не собиралась заводить знакомства с кем бы то ни было. Он уселся рядом с ней на камень, скосил глаза на книжку: что читаем? Она хотела возмутиться — ну что за дела, в конце концов,— но вдруг ей расхотелось возмущаться… Смешной какой…
Парень болтал без умолку, но она не отвечала. Наконец он понял, что она не намерена разговаривать, и поднялся с камня.
— Зря вы не купаетесь, водичка — прелесть! До скорого! — Разбежавшись, он прыгнул в воду, нарушив зеркальную гладь озера. Поднялся фонтан брызг, во все стороны побежали торопливые волны…
За завтраком она снова увидела его и удивилась: вместо тёмных гладких волос на голове у парня была пышная рыжеватая шевелюра. «Парик, что ли?» — подумала Светлана и рассердилась на себя: ей-то какое дело, пусть он хоть лысым окажется.
Вечером снова была неизменная дискотека. Девчонки, накрасившись и нарядившись, убежали на танцплощадку, и Светлана, оставшись одна, слегка загрустила. Она вышла на улицу и села на крылечке, прислушиваясь к звукам музыки с танцверанды. В соседнем домике скрипнула дверь, и на крыльце показалась старушка, в нарядной кофте, в туфлях на каблуках, с высоко начёсанными седыми волосами. В руках была чёрная лакированная сумочка.
Сегодня утром старушка, к немалому удивлению Светы, в прямом смысле слова, спустилась с небес — прилетела на вертолёте.
Без приглашения усевшись рядом со Светланой, она с любопытством посматривала в сторону танцующих.
— А ты чего сидишь? — Голос у неё был густым, хрипловатым.
— Я не люблю танцевать…
— Ну ты что, девка, говоришь-то,— окая, гудела старушенция.— Как это не любишь? Ты же молодая. Ну-ка, пошли!
— Нет, нет, я не хочу,— отнекивалась Света, но старушка была неумолима.
— Пошли-пошли скорее, а то скоро танцы кончатся. Не любит она!.. Вот молодёжь пошла… Я старая, а страсть как люблю танцевать! Пойдём-пойдём, нечего сидеть одной!
Светлана нехотя поднялась. Пока они шли, старушка рассказывала о себе: 66 лет, учительница из глухого таёжного посёлка, приехала ноги полечить — озеро считалось целебным.
— А не боитесь на вертолёте-то летать?
— Чёрта ли его бояться! Да у нас другого транспорта отродясь не водилось.
Они сели на лежащее толстое дерево и стали смотреть на танцующих. Среди них Светлана заметила своего недавнего знакомого. Вернее, незнакомца. Тот вертелся как юла, выделывая замысловатые коленца, подхватывал то одну, то другую женщину, рыжие волосы мелькали по всей танцплощадке. Она отвернулась. Клоун какой-то.
Старая учительница всё же станцевала разок-другой, а Светлана так и просидела, скучая, на бревне.
Ночью опять не спалось. За окошком тихо шелестел дождик, о чём-то шептались листья деревьев — Светлана любила такую погоду. Шорох дождя становился всё тише и тише, и она начала засыпать. Вдруг её разбудил какой-то непонятный звук, словно по окну царапнула ветка. Она прислушалась — никого. Сон пропал. Она лежала с открытыми глазами. За окном мелькнула какая-то тень, снова раздался этот звук, и она поняла, что кто-то пытается открыть раму. Сердце испуганно забилось. Кто это? В домике она одна, девчонки где-то ещё гуляют. Сразу на ум пришёл тот парень. Неужели это он? Окно тем временем начало поддаваться, шпингалет того и гляди выскочит. За стеклом маячили какие-то люди. Она выскочила на крыльцо. На улице стояла непроглядная темень. Капли дождя громко шлёпали по листьям, по траве, казалось, что кто-то осторожно подбирается к крыльцу и сейчас набросится на неё… Ей стало жутко. Она слышала шум в доме, наверное, они уже открыли окно и проникли внутрь. Она стояла, полураздетая, закоченевшая, не зная, что делать, куда бежать. Хоть бы девчонки скорей пришли!
Послышались голоса, смех — мимо шли какие-то люди. Она не решалась позвать их, мало ли кто там идёт. Вдруг одна фигура отделилась от толпы и направилась в её сторону.
— Что такое? Одна, в темноте,— раздался знакомый голос,— неужели меня ждёшь, царевна-несмеяна? Не ожидал!.. Ну вот он — я!
Светлана так обрадовалась, что даже не обратила внимания на насмешливый тон.
— К нам кто-то в комнату забрался,— стуча зубами, еле выговорила она.
— Я боюсь туда заходить.
— А ну-ка, пошли! — Парень, легонько отодвинув её, открыл дверь в домик. За столом и на кроватях расположились трое пьяных парней и две девицы. Они угрожающе уставились на вошедших, кто-то поднялся с бутылкой в руке.
— Джентльмены энд леди, не перепутали ли вы, случайно конечно, апартаменты?
— Ты кто такой,— зашумели гости,— пошёл отсюда, пока не получил! Не видишь — отдыхаем!
— Мужики, давайте по-хорошему. Вы залезли в чужой дом, о чём базар? Давайте отсюда, и побыстрей.
Назревала драка. Светлана испугалась — он один, а их вон сколько. Лохматый парень, размахивая бутылкой, пошёл на рыжего.
— Выйди на минутку, пока я с ними тут разберусь.
— Он оттеснил её к двери, а сам каким-то неуловимым движением прикоснулся к пьяному парню. Тот, хрюкнув, полетел на пол. Девицы завизжали. В руке другого блеснул нож, но рыжий ногой выбил его, и скоро второй нападавший, скрючившись, лежал на полу, правда, успев ударить рыжего по лицу зажатой в руке банкой пива. Третий удивлённо таращился на товарищей, в драку не вступал.
— Ну, есть ещё желающие? Нет? Тогда даю одну минуту, и чтобы я вас здесь больше не видел!
…За окошком продолжал шуршать дождик. Шумели сосны. Девчонок всё ещё не было. Из ранки над бровью рыжего сочилась кровь. Света ваткой, смоченной в водке, взятой из забытой непрошенными гостями бутылки, протирала ранку. Он морщился, но терпел.
— Ну что, самое время познакомиться,— улыбнулся парень,— Меня зовут Алексей. 23 года. Холостой.
Светлана засмеялась:
— Я сразу поняла, что холостой. Женатого бы жена не пустила… Спасибо тебе. Я так испугалась, когда они в окно полезли… А ты смелый!
— Да какая это смелость — с пацанами пьяными разобраться. Приходилось кое-чем и посерьёзнее заниматься. О ВДВ слышала?
— О-о,— уважительно протянула Светлана.
У них в городе десантников знали и считались с ними. Свой праздник они отмечали с размахом, и хоть иногда случались и драки, как же без них, он давно уже превратился в городской.
— Так как же тебя всё-таки зовут?
— Светлана.
— Красивое имя! Романтичное.
— Спасибо.— Она смотрела на его рассечённую бровь. Наверное, след останется. Ранка довольна большая, в виде поломанной стрелы…
— Больно?
— Пустяки, мужчину шрамы украшают…
3.
Конечно же, Светлана влюбилась. Сердце её давно ожидало любви, и вот она пришла! Счастье просто переполняло её. Она как бы вся светилась изнутри, и этот свет делал её ещё красивей. Многие, улыбаясь, оборачивались ей вслед: влюблённых узнаешь сразу. Однажды летним вечером они с Лёшей шли куда-то, и, конечно, за версту было видно, что идут влюблённые. Светлана была в своём любимом красном платье, с веткой сирени в руке. Мальчишки, попавшиеся им навстречу, вдруг заулыбались, окружили их: «Поздравляем, поздравляем! Желаем счастья!» «Спасибо! Спасибо!» — отвечали они и весело переглядывались. Наверное, мальчишкам показалось, что они жених и невеста…
— А что, Свет, может, поженимся на самом деле?
Она растерянно смотрела на него: шутит или говорит серьёзно?
Лёша познакомил её со своими родителями, с сестрой. Они жили в деревянном доме, построенном ещё в начале строительства города. К дому вела дорожка, обсаженная кустами, вверху ветки соединялись, образуя арку. Во дворе — увитая плющом беседка, качели, клумбы с цветами. Сердце замирало от страха и восторга, когда они взлетали на этих качелях чуть ли не к верхушкам тополей. Потом качели сами собой останавливались, и Света с Лёшей долго целовались, стоя на узкой доске. Расстаться было совершенно невозможно, но что поделаешь… Он шёл её провожать, а утром на остановке, в ожидании автобуса, признавался, что всю ночь не спал, думал, что утро никогда не наступит,— так хотел её снова увидеть…
Неожиданно она получила телеграмму из дома: серьёзно болен отец. Лёша очень переживал, хотел поехать с ней, но не отпустили с работы.
Все три недели, проведённые дома, Светлана очень скучала по Лёше, писала ему чуть ли не каждый день письма, в которых в юмористических тонах описывала своё житьё-бытьё. Отец пошёл на поправку, и можно было уезжать, но стало жалко родителей — они так радовались её приезду. Дни тянулись невыносимо медленно. Однажды, проснувшись, Светлана вдруг почувствовала какую-то необъяснимую тоску. Сердце как будто кто-то сжимал до боли, а потом резко отпускал. Она пыталась заняться чем-нибудь, но всё валилось из рук, ничего не хотелось делать. К вечеру тоска охватила её с новой силой, казалось, что сердце сейчас не выдержит этой тоски и лопнет… Ночью, лёжа без сна, она решила завтра же уехать. Родители обидятся, но она больше не может оставаться. Хотелось увидеть Лёшу, посмотреть в его насмешливые глаза, дотронуться, поцеловать… Всё тело болело из-за невозможности сделать это сию же минуту.
…Выйдя из вагона, она поискала глазами Алексея, но его не было. Вздохнув, она направилась к автобусу, следующему в город.
Было воскресенье, в общежитии пахло подгоревшей жареной картошкой, капустой и пивом. По коридору бродили подвыпившие парни, неизвестно как попавшие в женское общежитие,— бдительные дежурные на вахте следили за этим строго.
После душа Света пошла вниз, на вахту,— надо позвонить Лёше, что она приехала. Он, наверное, просто не знал даты её приезда, письмо не дошло. На звонок долго никто не отвечал, потом заспанный голос отца сообщил, что Алексея нет дома. Когда будет — отец не знает. Светлана положила трубку, слегка обиженная его холодным тоном, но вообще-то отец не отличался приветливым нравом. Другое дело мать — весёлая, полная, жизнерадостная дама. Со Светой они давно нашли общий язык, им всегда было о чём поговорить друг с другом. Она с нетерпением ждала вечер, выглядывала в окно, заслышав чьи-то шаги, бежала к двери — Алексея не было. Наверное, отец ничего ему не сказал. Она снова спустилась на вахту, выстояв большую очередь, позвонила. «Ой, Светочка, ты приехала? Ну как отдохнула, как родители?» — Анна Ивановна была в курсе её семейных неприятностей. «Нормально, Анна Ивановна… А… Лёша дома? Нет? А когда он придёт?.. Ну ладно, передайте, что я приехала»,— сказала Света упавшим голосом. «Конечно, конечно, Светочка…»
Всю ночь Света не сомкнула глаз.
Он не появился и на следующий день, и через два дня, и через пять… Домашние его неизменно отвечали, что Лёши нет дома. Она ничего не понимала. Где он, что случилось? В пятницу вечером она не выдержала. Она должна увидеть его, а там что будет то и будет.
Мать Лёши варила варенье. На плите в медном тазу вскипала розовая пена, Анна Ивановна снимала её ложкой и выливала на блюдечко, а ложку облизывала и снова опускала в кипящее варенье, беспрерывно его помешивая. В пластмассовом голубом тазике горкой лежала крупная спелая клубника.
— Такая клубника в этом году уродилась, просто прелесть,— радовалась хозяйка.— На-ка вот, покушай.
Она насыпала ягоды в глубокую тарелку, полила их сливками.
— Ешь, ешь,— приговаривала она, пододвигая тарелочку поближе к Светлане. Света взяла ягоду, откусила — клубника показалась горькой, словно её полили горчицей. Она с трудом проглотила кусочек и отодвинула тарелку.
— Да ты что, такая вкуснятина! — Анна Ивановна выбрала самую крупную ягодку и протянула девушке. Светлана отрицательно покачала головой. Она еле сдерживала слёзы. Анна Ивановна отправила клубнику себе в рот, с причмокиванием съела её.
Анна Ивановна беспрерывно что-то говорила, обо всём сразу, не делая пауз, но Светлана не вслушивалась, о чём она болтает. Ей очень хотелось спросить о Лёше, но она никак не могла решиться. Ей было совершенно не интересно, какой новый рецепт варенья дала соседка или что можно лечить клубникой. Она ждала, что Анна Ивановна сама скажет что-нибудь о нём, но так и не услышала от неё ничего. Наконец она засобиралась домой.
— Возьми клубнички с собой.— Анна Ивановна совала ей в руки кулёчек с ягодами.— Приходи к нам, я завтра буду из крыжовника варить. Поможешь мне, ладно?
— Хорошо,— кивнула Света. Помолчали. Наконец, справившись с волнением, она спросила о Лёше. Анна Николаевна долго молчала. Улыбка сошла с её лица, она помешивала варенье с такой силой, что, казалось, сейчас сломается ложка.
— Светочка,— Анна Ивановна, бросив ложку, тяжело опустилась на стул.— Я не знаю, он дома почти не бывает. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, как к родной…— Она ещё что-то говорила, но Света была как в тумане и не понимала, о чём идёт речь.
— Ты не расстраивайся, ещё всё наладится у вас… Мало ли что… Вот придёт, я с ним поговорю…
Света, не в силах перебороть себя, бегала к Анне Ивановне каждый день, помогала ей по хозяйству или просто сидела в комнате, глядя на фотографию Алексея в военной форме. Так и не дождавшись его, она с тяжёлым сердцем уходила к себе в общежитие и уже там давала волю слезам.
Она ругала себя, но вечером снова бежала к родителям Лёши, хотя уже понимала, что случилось непоправимое. В это не хотелось верить. Но надежда всё ещё жила в её измученном сердце.
Однажды она застала Анну Ивановну всю в хлопотах, раскрасневшуюся, с разноцветными бигуди на голове. Из кухни тянуло поджаренным мясом, вкусно пахло какой-то стряпнёй.
— Что-нибудь помочь, Анна Ивановна?
— Света,— растерялась Анна Ивановна, она старалась не смотреть на Светлану,— ты знаешь… может, в другой раз… У нас гости…
— Хорошо, извините меня…— Голос её дрожал.— Я пойду…
— Ты потом, завтра… или… через недельку приходи, ладно? — Видно было, что Анна Ивановна хочет, чтобы она поскорее ушла.
— Извините,— еле слышно прошептала Света.
— Я больше не буду приходить… Я понимаю…
— Ну что ты, что ты… Приходи. Ко мне приходи,— говорила Анна Ивановна, но сама уже открывала дверь, одновременно подавая девушке её плащ.
Дня через два подружка, еле скрывая злорадство, сообщила ей, что Алексей приводил домой свою новую пассию, знакомил с родителями. У женщины есть ребёнок, девочка лет пяти.
— Анна Ивановна, это правда, он женится? На другой? — плакала Света.
— Светочка, милая, ну что же делать, так вышло. Говорит, что полюбил…
— А как же я? Что же я буду делать? Поговорите с ним. Он вас послушается, скажите, что жить без него не могу…
— Света, ты знаешь, как я к тебе отношусь — как к родной, но… он сын мне… Ты… не ходи сюда больше… Ты ещё молодая, найдёшь себе парня, полюбишь…
С предательством Светлана встретилась впервые в жизни, и ей было очень тяжело. Снова и снова вспоминала она моменты их знакомства, их любви, вспоминала слова, которые он ей говорил, пыталась найти ответ — почему это случилось. К чувству огромной потери примешивалось чувство стыда и оскорблённого самолюбия. Ей казалось, что все знают, что её бросили, что она никому не нужна. Большую часть свободного времени она сидела у себя в комнате, никуда не выходила, разве что в столовую или в магазин за хлебом. На работу старалась ездить пораньше, чтобы не встретиться с ним. Иногда видела его, пробегавшего мимо, с всегдашней улыбкой на красивых губах, крутящего на пальце связку ключей. Ни разу он не позвонил ей, не объяснился, не оправдался — как будто ничего между ними никогда не было.
Однажды она всё-таки столкнулась с ним.
— Как жизнь? — весело спросил он и, не дожидаясь ответа, побежал, играя своими ключами…
Зима тянулась бесконечно. Светлана обычно сидела дома, в общежитии, никуда не ходила, готовилась к сессии…
Она уже свыклась с потерей, хотя сердце ещё болело при воспоминании о нём. Промелькнула невесёлая весна, наступил июнь, любимое время года. Снова цвела черёмуха, её запах будил воспоминания, но Светлана запрещала себе думать о прошлом.
Однажды ночью она проснулась от какого-то звука. Ей показалось, что кто-то стукнул в окно, но она тут же обругала себя — кто стукнет, если окно на третьем этаже? Но через некоторое время опять что-то ударило по стеклу. Она, раздвинув шторы, посмотрела вниз. На тротуаре стоял Алексей, что-то говорил и показывал рукой, чтобы открыла окно. Что ему надо, зачем он пришёл? Помедлив, она открыла окно.
— Спустись вниз,— попросил он.
— Зачем?
— Поговорить надо.
С колотящимся сердцем она спускалась по лестнице, гадая, что ему от неё понадобилось. «Куда это ты собралась в два часа ночи? — недовольно ворчала вахтёрша, открывая входную дверь.— И ходят, и шастают, ни днём ни ночью покоя от вас нет. Вот пожалуюсь коменданту, она быстро порядок наведёт».
— Пойдём погуляем,— сказал Алексей как ни в чём не бывало. Она молчала, не в силах побороть волнение. Он что-то говорил, но она слышала только голос, не вникая в слова. Он потянул её за собой, и она помимо своей воли пошла за ним.
— А у меня, между прочим, сегодня день рождения, может, поздравишь? — Он взял её за руку.
— Ой, извини, я совсем забыла. Поздравляю.
— А поцеловать?
Светлана вспыхнула. Вот наглец!
— Обойдёшься! — Она сердито вырвала руку. Он засмеялся, обнял её за плечи и попытался поцеловать. Она упёрлась руками ему в грудь, но он держал крепко. От него слегка пахло вином и черёмухой. Рыжие волосы были густо посыпаны лепестками черёмухи. У неё захолонуло сердце.
— Перестань сейчас же! — Она вывернулась из его объятий.— Говори, что тебе нужно. Поздно уже, я спать хочу. Он засмеялся и снова притянул её к себе.
Они сидели на скамейке во дворе за общежитием. Всё вокруг было белым-бело от черёмухи.
Света молчала. Она ещё не пришла в себя от неожиданной встречи и не знала, как дальше себя вести и что делать.
Он продолжал говорить что-то, нисколько не смущаясь, как будто не было ни его измены, ни долгих месяцев разлуки.
— Ты чем завтра занимаешься? Может, на пляж сходим? Он широко зевнул.— Извини. Третью ночь не сплю. В такие ночи спать — грех… Смотри, какие звёзды! Эй, звёзды! Спускайтесь сюда! У меня сегодня день рожде-ни-я-я! Слушай, Свет, ты не хочешь подарить мне звезду? Нет? А почему? У-у, жадина! Ну ладно, не хочешь — не надо. Мне и так сегодня подарков надарили! Вот, смотри.— Он достал из кармана шариковую авторучку.
«Я тебя люблю»,— прочитала Светлана.
— Это Галчонок подарила…— Он внезапно осёкся и выхватил ручку.
«Да-да, Галчонок. Понятно. Любит она его. А чего ж не любить! Ты ведь тоже любишь…» — Света с тоской смотрела на занимающийся рассвет — ещё один пустой день впереди из череды нескончаемых пустых дней без него…
4.
Как-то вечером — она теперь работала в смену — её с новой силой охватила тоска. Не по Алексею, нет… а может, и по нему, просто она не давала себе думать о нём. От этой тоски, от сознания своей ненужности жизнь показалась Свете совершенно бессмысленной. Зачем жить, для кого? Чтобы опять кто-нибудь предал? Она представила будущее — без любви, без семьи… лучше умереть… Воображение тут же нарисовало картину похорон: искусственные цветы, скорбные лица, сырую страшную могилу… Ей стало так жалко себя, что она разрыдалась… Зачем, почему это с ней случилось? А может… мать Алексея была права — всё ещё наладится и она встретит человека и полюбит его? Нет, это невозможно! Нет!
После слёз облегчения не наступило. Теперь вместо тоски появилась какая-то пустота, как будто из неё вынули всю душу, осталась одна оболочка. Ей вдруг захотелось разбежаться и со всего размаху удариться о стену головой. Она понимала, что дошла до предела, но ничего не могла с собой поделать… Она боялась смотреть на стену, та словно притягивала её, звала: иди ко мне… тебе станет легко-легко…
И тут раздался телефонный звонок.
Она не сразу поняла, кто звонит, и отвечала на какие-то глупые вопросы, не понимая, ни что спрашивают, ни что она отвечает.
Давайте с вами встретимся,— долетал сквозь треск смешной окающий говорок.— Нет, ну вы меня, может, и не знаете, зато я вас знаю! Хотите, опишу вашу внешность? Молодая, красивая, глаза зелёные, волосы длинные, светлые… Угадал? Зовут Светлана… А меня Женя…
Она бросила трубку. Через пять минут снова звонок. И так почти всю смену. Она уже тихо ненавидела его, но что поделаешь, такое случается часто. Солдатики скучают, названивают по всем номерам — авось кто-нибудь да клюнет.
И следующую смену всё повторилось, а потом звонки уже стали привычными, уже не так раздражали её. Всё какое-то развлечение, отвлекают от тяжёлых мыслей. Но встречаться с ним она решительно отказывалась.
Наступило лето, а в Светиной жизни ничего не происходило. Она так же вечерами сидела одна в общежитии, много читала, грустила и иногда плакала. Лето она очень любила, ждала его всю долгую зиму, внутренне собравшись в комочек, и расцветала — вместе с ним. А сейчас даже лето не радовало её. Она иногда ругала себя: ну что так распускаться, подумаешь, парень бросил — не она первая, не она последняя. Но снова наступала апатия, никого не хотелось видеть. И жить не хотелось.
Этот Женя ещё! Достал уже своими звонками! Всё напрашивается в гости… Они уже встречались на нейтральной территории — он частенько поджидал её на проходной. Поболтав с ним несколько минут, она уезжала, а он бежал к ждавшей его машине с надписью «Люди», на которой солдат возили в караул. Служить ему оставалось всего полгода, и он уже строил планы относительно своей дальнейшей жизни.
Вообще-то он был неплохой. В меру скромный, в меру нахальный — по телефону,— но ей не интересен. Ей никто не был интересен, а он особенно.
Вчера он так умолял пригласить его в гости, что она сжалилась над ним. Бедному парню ведь даже некуда пойти в чужом городе. Светлане всегда было жалко солдатиков, которых отпустили в увольнение, и они, обрадованные, начистив до блеска ботинки, нацепив многочисленные значки, стайками ходили по улицам города, ели мороженое, пили газировку из автоматов и с завистью поглядывали на гражданских сверстников, гуляющих со своими девчонками… Им, наверное, было жарко в мешковатых кителях, в солдатских ботинках, хотелось искупаться в реке, зайти в кафе… К тому же он обещал принести запись оперы «Юнона и Авось».
Женя явился ровно в одиннадцать, как договаривались. Светлана едва успела привести себя и комнату в порядок. Девчонки уехали к родителям в деревню, и она осталась одна на все выходные.
Немножко смущаясь, он поставил на стол китайский двухкассетный магнитофон, сел и робко взглянул на Свету. Она молчала. Он тоже не знал, с чего начать разговор.
— Послушаем? — Он потянулся к магнитофону. Она нетерпеливо кивнула.
Женя нажал кнопку, и сквозь треск и шум раздался рёв: «У неё такая маленькая грудь и губы алые, как маки… хр-р-т-р-ч-ч-ч-ш… уть… и любит девушку из Нагаса-аки!» Света засмеялась. Женя смутился:
— Наверно, не ту кассету взял.— Он покраснел. Вытащил кассету, долго рассматривал её, снова вставил, включил. «У неё такая маленькая г-р-р-р-удь!..» Больше на кассете ничего не было. Он выключил магнитофон. Свете стало жалко его.
— Ну что ты, пусть поёт. Хорошая песня.
— Правда? — обрадовался Женя и снова нажал кнопку.
Прошло минут пятнадцать. Магнитофон орал про маленькую девушку из Нагасаки. Женя сидел красный, он не знал, как себя вести и что говорить. Света молчала, она уже пожалела, что пригласила его.
Отдёрнув штору, она тоскливо смотрела в окно. Зачем всё это? Парень надеялся, ждал… А ей даже говорить с ним не хочется. И не о чем… Господи, какая тоска, какая бесконечная тоска…
Прошёл ещё час. Песня про девушку с маленькой грудью била по нервам. Болела голова. Женя сидел несчастный, вспотевший, он не понимал, в чём дело. Почему Света такая неприветливая и сердитая? Но уходить не хотел. Куда идти-то? Ребята из его роты ушли в кино, как договаривались, завидовали ему, что идёт на свидание. Вот так свидание!
Вечером, лёжа в постели, она вспомнила, что даже не покормила его. Вот бессовестная! Ей стало так стыдно, что захотелось сейчас же побежать, позвонить ему, извиниться… Чем он виноват, что в душе у неё пусто? Она уже привычно поплакала и заснула.
В следующее увольнение он снова пришёл к ней, уже в не в военной форме, а в спортивном костюме — раздобыл где-то или купил, готовясь к дембелю. Магнитофона на этот раз не было. Зато были три красные розы, скромно завёрнутые в газету. Света отругала его — зачем тратиться,— хотя в душе была очень рада такому вниманию. Не с бутылкой же пришёл, с розами! Они пошли в кино, потом посидели в кафе, выпили по чашке кофе, съели по две порции мороженого. На нейтральной территории Женя оказался довольно остроумным, весёлым, с ним совсем не было скучно. Забыв про смущение, он развлекал её байками из солдатской жизни, и Света помимо воли заливалась смехом.
Она уже ждала его звонков — они отвлекали её от тяжёлых мыслей, да и смена проходила быстрей. Когда его отпускали в увольнение, они ходили в кино, гуляли по «Аллее любви» или сидели у неё в комнате, если шёл дождь. Она частенько подтрунивала над ним, называла «девушкой из Нагасаки». Он не возражал. Он был согласен на всё, лишь бы Света была с ним.
В начале декабря он явился к ней в парадной форме, на плечах аксельбанты, на груди — многочисленные значки, на белом ремне самодельный кортик, на руках белые перчатки.
— Женька! Ты ли это? — Света покатилась со смеху.— Ты что, на парад собрался или… на бал-маскарад?
Женя слегка обиделся, он думал сразить её своим видом наповал. На бал-маскарад! Что она понимает! Любой уважающий себя дембель должен прийти на «гражданку» во всей красе! Она ещё не видела его дембельский альбом!.. Он так готовился к этой минуте, а она…
— Ну ладно, не обижайся, Жень. Что-то я не то говорю, прости…— Она чмокнула его в щёку: — Поздравляю.
— Света, ты поедешь со мной?
— Куда, Женя? — Они сидели на последнем ряду в тёмном зале кинотеатра.— Мне завтра на работу, не отпустят.
— При чём тут работа! Ты вообще должна уволиться, никто не имеет права тебя задерживать.
— Ты что говоришь? — Света никак не могла понять, о чём это он.
На них шикнули: не мешайте смотреть.
— Ну мы же должны съездить к моим родителям, на Украину, там и свадьбу сыграем. Знаешь, какие у нас свадьбы!
— Женя,— с лёгкой досадой сказала Света,— давай досмотрим фильм. Какая свадьба? Кто за кого выходит замуж?
— Ты за меня.
— С чего ты взял?
— Ну а как? Мы же любим друг друга…
— Жень,— Светлана легонько дотронулась до его руки,— давай поговорим об этом потом…
На них опять недовольно зашикали. Светлана поднялась и стала пробираться к выходу. Ничего не понимающий Женя следовал за ней.
— Света!
— Вот что, Женя.— Светлана смотрела ему прямо в глаза — Во-первых, я не собираюсь замуж. Во-вторых, если соберусь, то поищу кого-нибудь другого.
— А чем я не подхожу?
— Всем! — отрезала Света и, повернувшись, быстро зашагала в темноту аллеи. Возмущению её не было предела. Жениться он собрался! А её спросил? «Любим друг друга!» Кто любит-то? Она, например, не любит. И никогда никого не полюбит. Хватит, отлюбила…
Он уехал. К своему удивлению, она вдруг почувствовала какую-ту пустоту внутри. Что ни говори, а всё-таки Женька как-то скрашивал её жизнь, просто она привыкла лелеять свою обиду, свою боль и до чувств другого человека ей не было дела. Она даже расстраивалась, что он не пишет ей, не звонит. Обиделся, наверное, на всю жизнь. Ну ничего, на Украине девчата красивые, скоро утешится.
Но грустить ей пришлось недолго — через месяц Женя явился сам. Как говорится, с вещами. Она так обрадовалась, что сама себе не поверила.
Свадьбу наметили в ноябре, пока он устроится, пока заработает немножко — куда торопиться.
5.
Завод, где работали Света и Женя, приобрёл турбазу на Байкале. Народ валом повалил туда, хотя там пока, кроме старых деревянных покосившихся домиков, ничего не было. Расчистили территорию, наставили палаток, построили танцверанду, открыли кафе с видом на Байкал. Турбаза находилась на берегу мелкого и тёплого залива. Когда-то, в конце 19-го века, там произошло землетрясение и часть суши оказалась под водой вместе с деревушкой. Из воды виднелась только колокольня старинной церкви.
Света со своей подружкой Леной, расстелив пледы, загорали на берегу, ребята — Женя и Миша, муж Лены, играли в волейбол на спортивной площадке.
Был какой-то национальный праздник, и местные жители, в основном молодёжь, отмечали его по своему обычаю — всех кидали в воду прямо в одежде. Визг, хохот, брызги — веселье било ключом.
Света пыталась читать книжку, но крики детей, громкие голоса отдыхающих отвлекали, приходилось перечитывать страницу по несколько раз. Она отложила книжку и, надвинув шляпу на глаза, решила просто полежать, может, даже подремать.
— Смотри,— толкнула её Лена.
Света, скосив глаза, посмотрела в ту сторону, куда показывала подруга, и невольно засмеялась.
К берегу причалила лодка, в которой сидели два китайца или корейца — Света не очень разбиралась, для неё большой разницы не было. Оба маленькие, щупленькие, дочерна загорелые, они никак не решались покинуть лодку, которая находилась от берега метрах в двух-трёх.
Китайцы что-то кричали, обращаясь к своему одноплеменнику, стоявшему на высоком берегу. «Наверно, начальник какой-то, уж больно важный»,— подумала Света. Немотря на 35-градусную жару, он был одет в тёмный костюм, ворот рубашки туго затянут галстуком, а поверх костюма синий прорезиненный плащ. На голове — фетровая шляпа. Руки он скрестил на груди, как Наполеон перед сражением.
Ни один мускул не дрогнул на его широком лице. Он был похож на каменное изваяние. Парни продолжали взывать к нему. Наконец статуя ожила, босс стал засучивать брюки, под которыми оказались ещё и кальсоны фиолетового цвета.
— Может, это сам Мао? — вытирая выступившие от смеха слёзы, предположила Лена.— Руководит на месте отдыхом трудящихся?
— Перестань, Ленка, я больше не могу, у меня уже…— Света внезапно замолчала, её вдруг словно ударило током. К лодке шагнул высокий мускулистый парень, и она узнала в нём Алексея. Он сгрёб в охапку обоих парнишек и понёс их к берегу. Воды у берега было ему по колено. Поставив их на спасительную землю, он, видимо, хотел пойти купаться, но его остановил босс в фетровой шляпе. Он подошёл к Алексею, похлопал по плечу и, вытащив из кармана плаща портсигар, достал оттуда две сигареты, протянул их ему.
— Не курю,— отвёл Алексей руку, но тот настойчиво совал ему сигареты. Два спасённых китайца тоже что-то щебетали, видимо, благодарили.
Алексей взял сигареты и, видно, раздумав купаться, пошёл к спортивной площадке.
Лена перестала смеяться и с тревогой посматривала на Свету. Она тоже узнала Алексея. Света была в шоке. Она давно приказала себе забыть его, и ей казалось, что она забыла. Нет! Никогда она его не забывала и не забудет! Сердце сжалось привычной болью, яркий солнечный день померк, её бил озноб.
Вечером они сидели у костра, разведённого неподалёку от палатки. Такие костры горели во многих местах, и было ощущение чего-то нереального, кругом шумел таинственный лес, блестело под луной озеро, громко каркала ворона. С танцплощадки доносилась музыка.
Света грустно смотрела на пламя. Значит, он здесь… Интересно, с женой или один? Ей хотелось, чтобы он оказался здесь один. Она не собиралась его разыскивать среди отдыхающих, более того, она не хотела, чтобы и он её увидел, но… пусть бы он был здесь один.
И вдруг она увидела его прямо перед собой.
— Привет, девчонки,— как ни в чём не бывало поздоровался он.
Ребята вопросительно смотрели на Свету. «Познакомьтесь,— сказала она,— это Алексей».
Он тут же уселся у костра, и скоро всем стало казаться, что они знают его тысячу лет. Алексей явно всем понравился. Он привычно хохмил, рассказывал всякие байки из своей военной биографии, компания хохотала, только Света всё так же молча смотрела на искры, роем взлетающие к верхушкам сосен.
— Пойдёмте танцевать,— предложил кто-то.
Танцверанда — настил из толстых досок — была построена прямо среди сосен. Кое-где светили тусклые лампочки, обстановка была очень романтичная.
Алексей пригласил Свету на танец, и они поднялись на помост.
Светлана старалась унять дрожь, охватившую её при прикосновении знакомых рук, но никак не могла справиться с собой. Он чуть покрепче прижал её к себе, она попыталась отстраниться, но он не отпустил. Они молчали. Прямо над центром танцплощадки висела огромная луна, в её призрачном свете всё казалось ещё более призрачным. «Скоро осень, за окнами август, от дождя потемнели кусты, и я знаю, что я тебе нравлюсь, как когда-то мне нравился ты…» — грустно пела певица. По лицу Светы катились слёзы, и она только надеялась, что он их не заметит. Но он заметил.
Он ещё крепче прижал её к себе и вдруг поцеловал её в волосы. «Как хорошо пахнут твои волосы,— прошептал он,— я помню их запах, я вообще всё помню… А ты?» Она резко вывернулась из его рук и пошла к палаткам. Мелькнула среди деревьев Лена, танцевавшая с кем-то, Жени и Миши не было видно. Алексей догнал её, повернул к себе и стал целовать губы, глаза, мокрые от слёз щёки. «Света, Света!» — послышались голоса, но Света не стала отвечать. «Давай уйдём отсюда»,— сказал Алексей, и она послушно пошла за ним.
…Палатка была старая, дырявая и никем не занятая. Сквозь дыры в брезенте видны были звёзды, за тонкой стенкой ходили люди, их голоса были совсем рядом, и было чуть-чуть страшно: а вдруг она всё-таки занята и вернутся хозяева. Время от времени с сосен на палатку мягко падали шишки и с шорохом скатывались на землю…
«Света, Света, ты где? Света!» — послышались совсем рядом голоса. Светлана совсем забыла, что её могут искать, что Женя… А что Женя? Зачем Женя, когда рядом любимый, единственный…
— Светка, я люблю тебя.
— И я тебя…
— Я всегда тебя любил!
— А как же, Лёша, как же?..
— Молчи, ничего нет. Ничего, понимаешь? И не было.
Мы с тобой. Сейчас. Здесь…
— Лёша, я люблю тебя… Лёша… Мы больше не расстанемся?
— Никогда, Светка… ну что ты плачешь, ведь мы вместе…
— У меня нет никого, кроме тебя…
— И у меня…
Под утро голоса, зовущие её, замолчали. Над лагерем стояла тишина, лишь изредка доносился тихий всплеск набежавшей волны да нестройно шумели сосны.
— Давай возьмём лодку и с утра уплывём на косу.— Алексей вопросительно смотрел на неё.— Знаешь, там такой песок, отборный, чистый… Позагораем, а вечером вернёмся, а?
Света была согласна на всё, лишь бы быть рядом с ним. Она пошла к своей палатке. Было ещё рано, лагерь спал, кругом ни души. У входа в палатку на земле сидел Женя.
Он поднял на неё измученные глаза, и она подумала, что он всё знает или догадывается.
— Ты где была, Света, я всю ночь тебя искал…— Голос у него прервался, и он замолчал.
— Женя, не надо меня искать… Я… я ухожу…
— Куда, Света?
— Это совершенно неважно, просто я… просто я не люблю тебя, Женя. Прости меня.
Из палатки показалась Лена, она, видимо, всё слышала.
— Светка, ты с ума сошла! Опомнись, ты ведь знаешь, что это за человек! Он тебя предал! Он негодяй!
— Это мой любимый человек, Лена! — Она взяла сумку с вещами и пошла к берегу, не оглядываясь.
— А ты дура! — крикнула ей вслед подруга.
6.
Залив отделялся от озера песчаной косой. Где-то далеко справа была ещё одна коса, но её не было видно, так как залив был довольно большой: три километра в ширину и пять в длину. Между этими песчаными косами была так называемая прорва, куда в своё время и хлынула байкальская вода.
Они приплыли на ближнюю косу, когда солнце было уже довольно высоко. Вытащив лодку на песок, выбрали самое сухое место и улеглись на разостланные полотенца. На небе ни облачка. С моря дул свежий ветерок, охлаждая разгорячённые тела. Коса тянулась километра на полтора, и ни одной души не было видно. Они почувствовали себя на необитаемом острове.
Где-то далеко, у берега, они различали меленькие точки купающихся, изредка моторные лодки бороздили волны залива, но на косу так никто и не приплыл. Они были счастливы. Света была счастлива! Это солнце, этот золотой песок, это синее море — и Алёшка, её Алёшка! Она теперь никому его не отдаст!
Солнце стояло уже почти в зените. Стало совсем жарко. Они бегали купаться, благо, вода в заливе была очень тёплой, не то что по ту сторону косы — в Байкале. Там температура даже летом не больше восьми градусов.
Захотелось есть. Но еды никакой у них не было. Порывшись в сумочке, Светлана нашла несколько кусочков шоколада и две жевательные резинки. Подкрепившись, почувствовали себя веселей.
Алексей предложил пройти по косе до самой прорвы. Взявшись за руки, они пошли по горячему песку. Ноги увязали почти по щиколотку.
Неожиданно они увидели лодку и рыбака, сидевшего в ней.
— Ну и как клёв? — спросил Алексей.
Рыбак недружелюбно посмотрел на них, буркнул что-то себе под нос — рыбаки не любят, когда их спрашивают, как клюёт, это потом они с превеликим удовольствием, безбожно привирая, рассказывают, как на крючок попалась в-о-о-о-т такая рыбина!
— А вы не продадите нам рыбки? — не обращая внимания на неприветливость рыбака, спросила Света.
Тот молча полез рукой в ведро, вытащил четыре рыбёшки и протянул их Светлане. На её вопрос, сколько стоит, он лишь презрительно махнул рукой.
Так и не дойдя до прорвы, они вернулись на своё место. У Алексея оказалась зажигалка, и они стали думать, как бы пожарить этих рыбёшек. Они насобирали сухих веток, выброшенных волнами на берег, разожгли костёр. Они никогда не видели, как местные рыбаки жарят рыбу на «рожнах» — оструганных палочках,— но, видимо, какой-то древний инстинкт предков подсказал Алексею, что надо делать. Они насадили свой «улов» на эти палочки и воткнули их вокруг костра. Вкуснее этого Света в жизни своей ничего не ела…
Раздевшись донага, они с разбегу бросались в воду, барахтались в ней, целовались и вновь выходили на своё горячее золотое ложе, и не было этому счастью конца.
Время двигалось к вечеру. На совершенно чистом голубом небе появилось большое тёмное облако. Откуда оно взялось, было непонятно. Облако, подгоняемое ветром, скоро полностью закрыло солнце, только из-за его почти чёрных краёв в разные стороны расходились лучи — как на детском рисунке.
Со стороны залива подул весьма ощутимый ветерок.
Затарахтел мотор лодки, это их знакомый рыбак направлялся к берегу. Поравнявшись с ними, он заглушил мотор и прокричал, что им надо уезжать отсюда. «Почему?» — «А вон туда посмотрите,— он указал рукой на чёрное облако,— это нехорошее облако, буря будет». «Из такого маленького облачка? Ведь кругом ни одной тучки нет?» — удивился Алексей. «Ну как хотите».— Мотор взревел, и лодка умчалась вперёд.
Между тем ветер становился всё сильнее, пошёл дождь. Стало прохладно. На них уже не было сухой нитки. Надо было возвращаться.
Встречный ветер не давал грести, казалось, лодка стоит на одном месте. Ветер уже ревел, как раненый медведь, волны захлёстывали лодку. Алексей отчаянно боролся с ветром и волнами. Света вычерпывала руками воду. Наступила ночь, и сквозь плотную пелену дождя не видно было ни одного огонька долгожданного берега.
Их сносило назад, к прорве. А там… там была смерть! Света тихо плакала. «Ну что ты, Светлячок? Не бойся, скоро берег» — «Какой берег, Лёша, ведь нас несёт в обратную сторону!» — «Это тебе кажется». Чтобы подбодрить её, он громко запел:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные…
Неожиданно их лодку что-то дёрнуло — раз, другой, и она остановилась. Вглядевшись, они увидели, что их держит какой-то похожий на лохматое чудовище предмет. Наконец они поняли, что это огромное дерево, вырванное с корнем,— за него-то они и зацепились. Выбравшись на песок, они долго молча лежали под пронизывающим ветром и проливным дождём. У Светы зуб на зуб не попадал, всю её сотрясало крупной дрожью.
Они вспомнили, что днём видели на косе старую перевёрнутую лодку, и наугад побрели к ней. Лодку они нашли довольно быстро. Они забрались под неё — там было относительно сухо и даже тепло. Ветер изо всех сил старался перевернуть их утлое пристанище, дождь всю ночь стучал по «крыше»… Они согревали друг друга теплом своих тел, жаром сердец и наконец уснули, тесно обнявшись, как Квазимодо и Эсмеральда…
Светлана всё-таки простудилась и целую неделю пролежала с высокой температурой. Никто к ней не приходил. Забежала, было, Лена, ругалась, рассказывала, как страдает Женя, но Свете не было дела ни до Жени, ни до Лены. Это всё в прошлом.
Алексей тоже не приходил, и она страшно переживала за него. У неё не было сил подняться, позвонить ему. Наверное, он тоже болен, бедненький.
Света вышла из поликлиники и решила прогуляться по набережной. Набережная была самой красивой улицей в городе, не считая «Аллеи Любви». Кроме того, ей хотелось пройти мимо дома Алексея, в надежде увидеть его. А если не увидит — не беда, вечером она ему позвонит. Может, он уже тоже выздоровел.
И вдруг она увидела его. Он шёл, держа за ручку девочку лет шести, а его под руку держала женщина, похоже, на последнем месяце беременности. Девчушка что-то щебетала, весело подпрыгивая и повисая у него на руке, и громко смеялась, и… он тоже смеялся… и все они казались такими счастливыми!
Увидев Светлану, он на мгновение словно споткнулся, но, не взглянув на неё, прошёл мимо, как будто её и не было. «Папа, папочка,— щебетала девчушка,— а у нас в садике праздник был…»,— как сквозь вату, доносился до неё голос девочки.
7.
— Папа! — послышался звонкий голосок. Малышка, которую она приняла за его внучку, подбежала и, строго посмотрев на «тётю Свету», сказала:
— Папочка, я хочу домой.
— Иди к маме, я сейчас приду.— Он легонько подтолкнул ребёнка.
— Я скоро…— И глядя на удивлённое лицо Светланы, с усмешкой сказал: — Да-да, это мои жена и дочка. Ты удивлена?
«Мне всё равно»,— хотела сказать Светлана Георгиевна, но ничего не сказала.
Он медлил уходить, она видела, что он хочет что-то сказать, но, видно, не решается. Сев снова рядом с ней, он спросил:
— Помнишь Байкал и нашу лодку?
— Нет, не помню,— как можно равнодушнее произнесла она.
— А я помню. «Два счастливых дня было у меня…»
— Три.
— Что — три?
— В песне — три счастливых дня…
— A-a, да-да…
Он ещё мгновение посидел на скамейке, потом поднялся и, ничего не сказав, пошёл к машине.
От реки по аллее шли, взявшись за руки, высокий светловолосый парень и девушка в красном платье. В руках у девушки был букет ромашек. Они ели мороженое, откусывая его по очереди, дурачились и смеялись.
Они прошли мимо Светланы Георгиевны, и вдруг девушка, повернувшись, подбежала к ней, положила ей на колени ромашки и побежала догонять своего парня.
Светлана Георгиевна смотрела им вслед. Ей хотелось крикнуть им: «Ребята, берегите свою любовь!» Но она не крикнула. Она почему-то знала, что они — сберегут.