Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2018
*
* *
На лепестках ресниц заблестит роса.
Капли ночного солнца, вспыхнув, погаснут.
Слышала голос? — Это была гроза…
И ощущала губы? — Это опасно…
Был ли это туман, взявший в кольцо тела, —
как он стелился здесь, чтоб вознести внезапно
впадины переулков и купола тепла,
силу желаний… всё, что случится завтра.
*
* *
То на ресницах свет, то на ступенях.
И разливается… и — через край.
Я в этом солнце, и в мыле, и в пенах…
Не стоит печали ни ад и ни рай.
Здесь солнца как снега, по грудь или выше,
в каком-то недавнем забытом вчера.
А я лишь Пьеро с полной пригоршней вишен:
испачкался весь, хоть не съел ни черта.
Я образ печальный, мне солнце некстати
и свет не к лицу, но течёт по лицу,
по мрамору неба, по линии ската,
по морю, когда я над ним полечу.
*
* *
Я женщину у бога попросил —
согреть себя и спереди и сзади,
утихомирить боль, добавить сил —
по глупости своей… Но смысла ради —
и свет внутри включат и яркий снег —
снаружи. И слова перед рожденьем
на чистый лист улягутся след в след
всех четырёх, рассчитанным движеньем,
бесшумных лап. Как эмбрион, в комок
свернувшись, как волчок блестя глазами,
лежу один, и кто бы мне помог
остановить вращение… Я замер,
слегка заснул и — полон рот стекла,
росой холодной склеены ресницы.
…А ты легко бы это пресекла,
я попрошу ещё тебе присниться.
*
* *
В Европе снег, но влажно и тепло.
Власть не меняет сути слёз и жалоб.
Но радуйся — по-прежнему неплохо
жить, но коротко, на жалость.
И даже осень, странная на вид,
от моря до тайги — сто раз иная:
то мучает отсутствием любви,
а то с избытком дарит, как родная.
То каплями сдавая образец
(дал голубь ей неверную наводку),
то — из ведра как, празднуя конец
мучений, перейдя с воды на водку.
И всё ж неплохо. Средне?! — Пусть и так!
Мы выживем, не будет место пусто.
…С последним богом отсырел контакт,
но мы его удержим, не отпустим.
*
* *
Неба невесомая рука
щупает мои слова и мысли,
чувства наизнанку… Все мы вышли
не из ночи — из черновика.
На века наложены пласты,
точно бинт, сплошных несочетаний.
Первый ясный день без очертаний —
снятся только белые листы.
Нет вначале слова, нет в конце.
И не вспомню, даже зная слово.
Время обнажает, и условно —
голым сплю, но с тенью на лице.
*
* *
Мы таем друг на друге! На огонь —
огонь, а утром выпадет два снега.
Но ты — не ты ещё, и я — не он.
Мы только приближаемся, как небо,
не приближаясь, но — взлетай, лети!
Мы трижды далеко, бессчётно близко.
Любовь ещё не знает: ты ли ты
и я ли я — но как же небо низко.
*
* *
Каждый себе река, никуда не хочет впадать.
Мимо рек, развёрнутых вспять,
мимо Каспия, чтоб воспрять,
и дальше — не угадать…
Наберётся тысяча рек —
быстрых и медленных — в никуда —
в небо и в землю, через которые ехал грек,
но простыл без следа…
Да будь ты хоть Амазонкой с тысячью островов.
Да будь ты Нилом — съевшим зубы о берега.
Когда прибывает вода — ты к ней не готов.
Когда отступает — ты сам себе не река.
*
* *
Пока ты пишешь, мир идёт ко дну.
Не забывай о месте и о мере
весёлых строк (не нужных никому)
в неповторимой авторской манере.
Пиши, пиши, зло не из этих уст,
но свет — из этих глаз и кровь из… носа.
Пусть выбор твой — нет выбора у чувств.
И жизнь родит, и время плодоносит.
Не замещай собою нас, живых.
Мы не за это все тебя любили —
а просто так… Свет в каплях дождевых —
хрустален, но полно песка и пыли.
И меры нет!.. И ты готов — ко дну,
слова спасая и словами — веру.
Вот-вот я прослежусь, комок сглотну
и твоему последую примеру.
*
* *
В четвёртой жизни мы пересеклись.
Я радостно воскликну: «Наконец-то!»
День затяжной и ночи ржавый клипс,
но утро возвращает всё на место.
И кажется опять: что жить легко
и силы есть любить и не сдаваться.
Но только бы нас к краю не влекло,
но всюду край, и трудно не сорваться…
И возвращаясь с тёмной стороны —
в какой бы жизни кто из нас ни óжил, —
мы из песка любви сотворены,
и бог его рассыпал и умножил…
…Какую бы энергию ни взял —
боль самую большую без просвета.
И захватил бы оперу, вокзал,
гидрометцентр, площадь горсовета —
любовь спасёт! — откачивая тьму
из лёгких и тяжёлых снов прощенья…
И возвратишься только потому,
что выбрала тебя для возвращенья.
*
* *
Достаю забытые слова.
Вынимаю соль из патронташа.
«Алыча» — шепни, пропой — «айва»,
а потом беги на встречу нашу.
Если скажешь ты во сне «изюм» —
искажишься страшною гримасой
от оскомин. Боже, образумь
взрослых в их сырковой детской массе.
Я останусь для тебя дитём,
и детиной, и дитятей глупой,
говорящим сквозь слова о том,
что душа свыкается с разлукой.
И не вспомнишь, как меня зовут…
Сам на имя не ведусь — не свыкнусь.
Время тут прощаться… Время тут —
безымянно — на него откликнусь.
*
* *
Осколки осени повсюду,
цветного льда скользящий бзик.
Как монпансье от злой простуды,
кладу пять штучек под язык.
Холодный запах, едкий холод
щекочет ноздри, ест глаза.
И городок дождём проколот,
аптеки атакует за —
прозренье в капсулах и в мазях.
…За ересь меньшую он жёг.
И пепел в водяных алмазах —
от вечной жизни порошок.
*
* *
Невозможного
шорох.
Капли
сухого дождя,
несуществующих
слов,
меня
самого.
Осколки —
разбитый
ёлочный шар —
на вате бессонницы —
блёстки
ангела,
домика,
красных сосулек.