Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2018
Четыре
цвета жизни
Цвет детства — розовый, цвет юности — лазурный:
Младенчества заря порой сменится бурной, —
Как будто ручеёк, спешивший через лес,
До моря добежав, средь плеска волн исчез.
Но там, где глубина прибоя шум сменяет,
Строй духа нам судьба незримо изменяет, —
И если на просвет надежды в жизни нет,
То чёрным будет он — цвет наших зрелых лет…
А старости пора — как берег обретённый:
Над ласковым песком закат горит червонный;
Как отсвет тех небес, где вечный ждёт покой,
Пусть будет золотым цвет старости земной!
*
* *
Как осень начинается, мой друг?
У той вон липы — прожелть средь листвы;
Две жёлтых ветки там сверкнули вдруг
Средь лета, и тепла, и синевы.
Как старость начинается, мой друг?
Когда вся жизнь предстанет вдруг иной:
Иным — друзей нерасторжимый круг,
Иными — ночи тьма и свет дневной.
Как горе начинается, мой друг?
С событий неприметных и пустых,
С неверных губ, которых тает звук,
И с истин непростительно-простых.
Как гибель начинается, мой друг?
Когда уже невмочь, как прежде, жить,
И дрожи не унять холодных рук,
И горькой жизни не распутать нить.
Но эти осень, горе, старость, смерть, —
Так будничны они в кругу земном!
Иного и не знает эта твердь,
Где жизнь и смерть проходят смутным сном;
И не замедлит времени река
И быстрый бег, и вечный тихий плеск…
Что ж, радуйся, любуйся же пока
На ранней желтизны неяркий блеск.
*
* *
Кто сказал — ночь зимняя длинна?
Нет,— как миг, проносится она,
Обдавая мороком седым,
Тающим дыханьем ледяным…
Кто сказал — пора любви длинна?
Нет,— мгновенье, и пройдёт она;
Одаряя мукой и тоской,
Растворится в памяти больной…
Кто сказал — земная жизнь длинна?
Нет,— как дым, развеется она:
Был ты молод, но промчался миг —
И глядит из зеркала старик…
Кто сказал, что эта жизнь — моя?
Я — пылинка в вихре бытия;
Что имею — всё мне в долг дано,
Через миг отнимется оно.
*
* *
Не бывает друзей у поэта
Ни на этой земле, ни на той, —
Только роща, что снегом одета,
Только осень с листвой золотой.
Не бывает друзей у поэта
Ни на этой земле, ни на той, —
Только горькая чёрная Лета
Его душу обнимет собой.
Не бывает друзей у поэта
Ни на той, ни на этой земле, —
Только время, что в пору рассвета
Его сердце схоронит в золе.
У поэта друзей не бывает,
Меж людьми соучастника нет;
Только муза печальная знает
Всем вопросам короткий ответ.
У поэта друзей не бывает,
Ни жены, ни детей,— никого;
Только ветер ночной завывает
Над забытой могилой его.
*
* *
Зелёные леса на горизонте,
Вы желтизной украситесь в свой срок…
О, кисти рока, вас молю: не троньте
Хоть бы один трепещущий листок!
Хотя бы куст оставьте не увядшим —
Пусть зеленеет, словно вновь апрель;
Хоть лист один оставьте вы не падшим
На мёртвую, холодную панель.
Хоть жизнь одну оставьте не согбенной
Под тяжкими ударами судьбы;
Оставьте хоть одну мечту нетленной,
Пусть вы неумолимы и грубы!
Хоть бы одной надежде дайте сбыться
В сей жизни, что, как лето, коротка;
Хоть одному бы сердцу не разбиться
И не сгореть, как крыльям мотылька
На пламени свечи…
Но
эти кисти
Уж окунулись в охры желтизну;
Уже поникли обречённо листья,
Припоминая давнюю весну.
И неба синева уже седеет,
Готовая погаснуть в скорбный час;
И осень, всё срывающая, зреет,
Чтоб в миг един обрушиться на нас.
И старость, всё теряющая, близко,
Как тот неотвратимый листопад;
И память, как предсмертная записка,
Уж ничего не возвратит назад.
И жизнь, сгорая в пламени заката,
Лишь покаянно молит о душе;
И сердце, что ни в чём не виновато,
Смертельной охрой тронуто уже…
*
* *
Год начинается таяньем снега,
Радостным щебетом птиц, —
А завершается тьмою ночлега,
Листьями, падшими ниц.
Нет больше неба чарующей сини,
Дали волнующей нет;
Холод и скорбь одинокой пустыни,
Блёклый, безрадостный цвет…
Жизнь начинается тихой рекою,
Далью, зовущей к себе, —
А завершается горькой тоскою
По обманувшей судьбе.
Нет больше прежнего сердца волненья,
Трепета жизни живой, —
Есть лишь печальное духа смиренье,
Смерти предвестье немой…
*
* *
Как в спальню детей я любил приходить!
Простым одеялом коленки укрыть,
На образ взглянуть, что светлеет в углу,
Игрушки поднять, что лежат на полу…
Какая стояла вокруг тишина
Среди безмятежного детского сна!
Вечерних молитв отзвучали стихи;
Мгновения ночи летели, легки…
Такой тишины я не слышал вовек!
Был времени слышен в том сумраке бег,
И ангел-хранитель незримо парил
Под взмахи небесных блистающих крыл…
О ангел-хранитель, где крылья
твои?
Давно уже выросли дети мои,
Давно уж иконы на полках молчат,
И тихой молитвы слова не звучат.
Безумного века пришла суета…
Но где же та жизнь, что добра и чиста,
Где радостный лепет младенческих уст?
Как холоден мир, как бездушен и пуст!
И ангелы прочь улетели давно,
И пялится ночь равнодушно в окно;
И мчатся в тоске дни за днями, спеша,
В злой жизни, где Бога забыла душа…
Прости же нас, Боже, верни нам покой,
Любовью Своей нас, безумных, укрой,
Подай благодати отраду нам вновь,
В сердца возврати доброту и любовь!
И ангелов светлых нам снова пошли,
Чтоб нас сохранили средь скорбной земли,
Средь страшного века, средь сонма смертей,
Как в детстве моих сохраняли детей.
*
* *
За две ночи пожелтели клёны
На преполовенье октября, —
А вчера лишь их убор зелёный
Видела холодная заря.
За две ночи клёны пожелтели,
И тому, что было, не бывать;
Лёгкие их листья облетели,
Словно отлетела благодать…
Так однажды скорбной сединою
За ночь убелится голова, —
И пойдёт душа стезёй земною,
Постигая жребий свой едва.
И познает новые тревоги,
И судьба иной укажет путь, —
Только вечны скорбные итоги,
И того, что было, не вернуть…
*
* *
Как раскрытая книга, моя жизнь предо мной.
Что ж её не читаю я строку за строкой?
Что ж ищу я ответа у богов и людей
На вопрос,— что же сталось с бедной жизнью моей?!
Все ответы в той книге я найду без труда:
Отчего тó несчастье, или эта беда;
И за что пала кара, в чём повинен был я;
И во что обратилась в мире участь моя…
Эта книга былого не закроется ввек:
В ней — все дни и минуты, весь мой горестный век;
В ней на белой бумаге — чёрных строк пестрота, —
Но ещё остаются два последних листа…
Чем листы те заполню,— гневом, гордостью злой?
Или милостью светлой, верой сердца святой?
Иль житейской отравой, погубленьем
души?
Или мудрой строкою, обретённой в тиши?..
Ведь когда завершится этот искус земной,
Книгу дней моих к Богу понесут вслед за мной.
Пусть же дням этим добрый приключится конец, —
К долгой памяти чьей-то, к умягченью сердец…
*
* *
Все земные дороги однажды сольются, как реки,
В ту дорогу одну, по которой уходят навеки;
Так не всё ли равно, по какой из дорог нам идти,
Если в место одно все на свете приводят пути?
Все мирские дороги сливаются в вечности море,
Где вовеки не будет несчастий, болезней и горя,
Где душа отдохнёт от земных бесконечных дорог
В той небесной Отчизне, где ждёт всепрощающий Бог.
*
* *
Молчаливы деревья в парке,
Снег нетронут в лесной глуши…
Отбирает судьба подарки
У моей беззащитной души.
Что ни даст — то опять отнимет,
Чем поманит — назад возьмёт;
То с любовью меня обнимет,
То с угрозами оттолкнёт…
Я давно к её играм привычен,
Дом чужой мне — сей белый свет.
Облик жизни земной обычен:
Ничего моего в ней нет.
Я святое храню молчанье
В веренице мгновенных дней,
Чтобы вновь с дорогим прощанья
Не накликать в судьбе своей.
Не молюсь ни богам, ни бесам,
Никого ни о чём не прошу;
Я брожу заснежённым лесом
И свободой от мира дышу.
Пусть лишит и угла, и хлеба,
Всё отнимет своё сполна, —
Но останется это небо,
Кроны сосен и тишина.
Свет дневной несказанно ярок,
Лёгких дум не томит черёд…
Но и этот, последний, подарок
Жизнь когда-нибудь отберёт.