Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2015
* * *
Над красным проспектом такой же закат. По мосту,
Ревя, грузовые машины летят, как с горы.
Скажи мне, любимая, что там за травы растут,
Какое там небо над Обью, какие дворы?
Озвучь эту вечную басню покинутых стран,
Жила в этом месте с такого-то года тире,
А хмель на беседке у дома тревожен и прян —
Достаточно сорванный усик его потереть.
Поднялся ли ввысь этот город, раздался ли вширь —
Не знаю, меж нами — полмира, и тают вдали
Мои перелётные с юга, сбегая в Сибирь,
Покуда твои верещатники не отцвели.
Памяти А. Ветрова
Поверь мне, свет, а не поверишь — тьма,
О юность золотая, пыл твой вечен,
И наползает заново зима
На голые сады Замоскворечья,
Где холм прибрежный — что изгиб плеча,
Где царство прошлогоднего бурьяна
И где трамвай на площадь Ильича
Бежит, свистя мехами от баяна,
Где на свету, на самом козырьке,
Под звёздами далёкими под утро
Я поплыву в твоей Москве-реке
Под старческими пятнами мазута —
Опять туда, где утки над водой,
Где фонари похожи на конверты
И где закуришь, словно молодой,
И выпьешь безоглядно, как бессмертный,
Туда, где костяки твоих дерев,
Где каланча — что твой могильный камень,
Где улицы, печаль свою презрев,
Вослед звенят трамвайными коньками.
* * *
Крапивница, белянка, адмирал.
Маши сачком, как саблей на войне,
А я в то лето бронзовку поймал,
Накрыл рукой — и счастлив был вдвойне.
«Ты только не рассказывай, молчок»,—
И каждому, наверно, предъявил:
Живёт в коробке бронзовка-жучок,
Скрежещет изо всех жучиных сил,
Мой добрый юг, мой синий самолёт,
Крапивный суп, смородина, омлет.
И самым первым бронзовка умрёт
Из всех, кто был со мною на Земле.
* * *
Послушай, уходя к родным пенатам,
Как стонут рельсы под Калитниками,
Как плачут фильтры мясокомбината
И ласточки свистят под облаками.
Вот шорох, слышишь, это первых листьев,
Сражённых осенью издалека. Потерян
Незнамо кем, поблёскивает блистер
Таблеток неизвестных. Будто фея
Свою заколку потеряла в парке,
Перелетая двор на пролетарке.
В такую сушь дворы не просыхают,
Москва в Москве, пейзаж как на иконе.
Куда твои аллеи увлекают?
Куда ведут сады твоих бегоний,
В какие холода, в какие ясли
Небесные? И только жаль что в сумме
Останется ничто, а город счастлив,
Как будто в городе никто не умер,
И тёплый вечер цвета бычьей крови
От Валовой спускается к Воловьей.
* * *
В гремящем тамбуре молчишь, закат неодолимо горек
Над треугольниками крыш и позвонками новостроек,
И тут какой то мужичок минуту верную находит,
Встаёт и, дёргая плечом, петь принимается в проходе.
Знакомы эти песни всем — про «мусоров» и птицу в клетке,
Про травы первые в росе и друганов на малолетке,
Про бесконечные поля, про стужу зимнюю и вихри.
И замолчали дембеля, студенты пьяные притихли.
Тут отвернёшься, лбом в металл уткнёшься, улыбаясь, с тем лишь,
Чтоб слёз никто не увидал, и будет, позже, как задремлешь,
Любовь святая на века, кульки с крыжовником, рассада,
И будут падать облака за колокольнями Посада.
* * *
Там, за борисовской волной, где у плотины сохнут тени
И дремлет яблонь ветхий строй среди разбойничьей сирени,
Там, где церквушка Божий гнев отводит, по колено в иле,
Спилили несколько дерев и голубятню разорили.
И в час, когда за Третий Рим текут ветра его в истоме,
Взмывают к небу сизари, и каждый кажется бездомным,
А в их разровненном дому, где стынут новые рябины,
Теперь не слышен никому бесплотный лепет голубиный.
Щебечет гравий привозной, и комариный воздух клеек,
А ты, разбуженный весной, вдруг закемарил меж скамеек,
И проступил сквозь пустоту мир, бывший проще и понятней,
Где эти яблони в цвету и вечный свет над голубятней.
* * *
Теперь проснёшься, как разбуженный, а свет по городу летит,
И воробьи парят над лужами, нагуливая аппетит,
И будто мы шагаем об руку, весной напитываясь всласть,
А рыболов на древнем облаке свою настраивает снасть.
И там, где меркнет свет, на выходе, в такую вязкую весну
Кого из нас под вечер выхватят, кого уловят на блесну?
Деревья истекают слёзками, трава щетинится кругом.
Где облака твои неброские в московском воздухе тугом,
Весной, над башнями Баженова, пока шаги мои легки?
И лишь Василия Блаженного не уплывают поплавки.
* * *
Исходит свет из белых фур, и Млечный Путь тусклей,
И разливает Азнавур парижский свой елей,
А воздух вечера застыл, и, много раз подряд,
Уходят белые сады на Сергиев Посад.
Зачем словесные бои, когда и ветер — стих,
И пальцы тонкие твои опять в руках моих,
Когда обочины черны, вишнёвый свет истлел
И не видать своей страны, как соловья в листве?
* * *
Если из дома ты вышел,
Санки цветные везя,—
Значит, сосульки на крышах,
Значит, без шапки нельзя.
Будет от быстрого бега
Холодом глазки слепить,
Будем из рыхлого снега
Снежную бабу лепить.
Эта забава простая,
Это родные края.
Пусть никогда не растает
Снежная баба твоя.
* * *
С лёгким свистом, слышишь,
Наступает лёд,
И по нашим крышам
Дождь последний бьёт.
Обхвати подушку,
Спать пора давно,
Завтра нам в кормушку
Насыпать зерно.
Снега нынче мало,
Птица, берегись,
Высохла, опала
У рябины кисть,
То пора такая,
Ты запомни, брат:
Птицы улетают,
Люди улетят.