Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2015
* * *
Терпенье, люди русские,
терпенье:
Рассеется духовный полумрак,
Врачуются сердечные раненья…
Но это не рубцуется никак.
Никак не зарастает свежей плотью…
Летаю я на запад и восток,
А надо бы почаще ездить в Тотьму,
Чтоб положить к ногам его цветок.
Он жил вне быта, только русским словом.
Скитания, бездомье, нищета.
Он сладко пел. Но холодом медовым
Суровый век замкнул его уста.
Сумейте, люди добрые, сумейте
Запомнить реку, памятник над ней.
В кашне, в пальто, на каменной скамейке
Зовёт поэт звезду родных полей.
И потому, как видно, навсегда,
Но в памяти, чего ты с ней ни делай,
Она восходит, Колина звезда:
Звезда полей во мгле заледенелой.
Лира
Мне так приснилось: я не вру,
На грани города и мира
Над Волгой в вековом бору
Лежит некрасовская лира.
Над ней шумит другая жизнь,
И мы поднять её пытались,
Иные даже ей клялись,
Но малодушно отказались.
Да, не гремит она, как встарь,
В эпоху нашу озорную,
Не украшает наш букварь,
Не возвещает «Речь родную».
Не очищают наших дней
Её высокие заветы.
Мы все, пожалуй, перед ней
Почти паркетные поэты.
Но жалит в сердце, как пчела,
И песням требует размаха.
Да гибким шеям тяжела
Она, как шапка Мономаха.
* * *
Видно, кровь у меня остывает…
Полыхают бульвары Москвы.
Верно, осень моя отступает,
За собою сжигая мосты.
Но душа ничего не боится,
Принимает порядок такой,
Может, в зимней морозной больнице
Ей обещаны мир и покой.
Ей не жалко болящего тела,
Жалко сущность утратить, семью.
Ей хотелось, чтоб маменька спела
Колыбельную песню свою.