Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2014
Гармония
Луч музыки, взошедшей над
былиной!
Верни мне обозначенный долиной,
Ненастной огорчённый пеленой,
Возникший из неясного сиянья.
Сомненью изменив без настоянья,
Союз нерасторжимый с тишиной.
Её в непогрешимости привечу:
Подругой неминуемою речи
Далече обретается она,
Как родинка девическая, рядом,
Движеньям повинуется и взглядам —
И всё же, как луна, отдалена.
И, стало быть, её ли оправдают,
Когда отговорят и отстрадают,
В молчании улавливая звук,
Пожалуй, от рождения идущий,
Ещё недосягаемый, грядущий,
Подобный притяжению разлук?
И мыслимо ль слиянье с лепестками,
Где помнит навеваемое пламя
Отнюдь не долгожданная зима? —
Хранимые красой первоначальной,
Мы вровень с очевидностью печальной,
Но сказочные строим терема.
* * *
Любви щадя произношенье,
Взгляну на юг — и снова там,
Где есть дождя предвосхищенье,
Смущенье с негой пополам,
Где горы, брови не нахмурив,
Не могут влаге помогать
И травы ждут, набедокурив,
Когда мы будем прозревать.
И, чужестранному внимая,
Взирает издавна залив
На тех, кто, море понимая,
Сюда вернулся, молчалив.
И замирает по ресницам
Касанье солнечных лучей,
Покуда ливням и зарницам
Играют Баха в сто свечей.
Пускай не поймут
Пускай не поймут основного
И влаги избыток испит —
Как самое первое слово,
В нас прошлое сказочно спит.
Картины живут, протестуя,
Исполнены смысла стихи,
Поднявшись за веру святую
И наши прощая грехи.
В погоне за призрачным счастьем
Не ведал и я в полусне:
Грозятся напрасно ненастьем
Стихии, подвластные мне.
И молча глядим, покидая
Заброшенный табор в полях,—
Пульсирует, кровью сияя,
Сердечного выбора шлях.
И собраны зрелости зёрна.
И я вспомяну ли потом,
Зачем, неумелы и вздорны,
Брели за осенним листом?
И степь — это тризна и бездна,
Чего сознавать не хотим,—
И нам ничего не известно,
Куда и откуда летим.
В ночных незагаданных бденьях
Нам столькое надо понять,
Что даже в мечтах о раденьях
Нельзя на бесследность пенять.
Филиппика ливня в июле
Напомнила заново вдруг,
Что в этом разливе и гуле
Заметнее замкнутый круг.
Кто вести принёс, бескорыстен,
Тот у́зрит, уже не
темня,
Цветник неподстриженных истин,a
Туман вдалеке от огня.
И вот полудождь, полуветер
Небес извели лазурит —
И смотрит вокруг на рассвете
Богиня-змея Иарит.
* * *
Уже полумесяц младой
багровел —
И реяло столь недалёко
Подобное ветру над проливнем стрел
Зелёное знамя Пророка.
Но, разом нахлынув из области снов
Наследьем античного сказа,
Во славу героям устами сынов
Была произнéсена фраза.
И розы под ветвием ветхих древес
Раскрылись безумному лесу
Навстречу мелькнувшему в глуби небес
Крылатому шлему Гермеса.
И мы сознаём этот мир навсегда
Во знáменье горнего зова —
И почести нам воздают иногда
За близкое к вещему слово.
И если бредём под пустынной звездой,
Приюта от нас не таите —
Холодной водицей, живою водой,
Святою водой напоите.
Таврида
Тебя ли с оливковой веткой
Примечу ещё вдалеке,
Желанную в грусти нередкой,
Хранимую розой в руке?
Разорваны горькие цепи —
И нет у толпы Божества,
Чтоб в древнем стенанье и крепе
Найти дорогие слова!
Ты радуги просьба, Таврида,
Войти в золотые врата,
Где впрямь затихает обида,
Свирель возникает у рта
В перстах, прозревая звучанье
И чаянье слуха даря,
Ты вся рождена как прощанье
И встречена словно заря.
Ты рядом со мной, Пиэрия,
Изранена тяжестью гор,—
Пускай торжествуют чужие,
А ты хоть сейчас на костёр.
Но пламя тебя не затронет,
Подобную белым лучам,
И в море твоём не утонет
Лишь то, что певцам по плечам.
Волнуемы терпкие степи,
Где тайна скитаний царит,—
И даже в Эребовом склепе
Асклепий тебя оживит.
Монолог
Людей Хранящий,
Видящий и Зрячий!
Мы злачные увидели места —
Но совесть и подверженность чиста
Не вежливостью белого листа,
Влекомого повадкою горячей,
А плаваньем неведомым вокруг,
Чтоб кормчий нам откликнулся бы вдруг,
Светилами ведомый и наитьем,—
И нам не померещились открытьем
Гордячка-ложь и ветреник-намёк,
И в горле перепутанный комок
Страстей и слов, и веры прозреванье,—
И так же величаво расставанье,
И прерванная встреча коротка,
И поднятая брошена рука,
Ресницы, опускаемые близко,
С луною нашептавшись, говорят —
И так же совершается обряд
Разрыва, сочетания и риска,
И тот же он — как десять лет назад,
Воистину — где чаек постиженье
Сближению сулило продолженье
И ночь с цветами Флорой в полусне
Являлась мне,— улыбчивые птицы
Слетались отдаленья причаститься
И раковины двигались на дне
Тумана ли? залива ли? — не знаю,
Не ведаю,— но сила неземная
Уже вела над водной пеленой —
Сияла сквозь небесную обитель
Звезда моя — и Ангел мой хранитель
Так ласково склонялся надо мной.
* * *
Мне вновь одному не до
сна —
брожу по округе знакомой
где полная светит луна
и налиты кроны истомой
и старая песня звучит
из сердца в лучах и догадках
и сад потому не молчит
что грустен он в ягодах сладких
и горечь струится из глаз
и в окнах темно полуночных
чтоб этот изведанный час
остался в заветах бессрочных
а ночь отдаляя цветы
луну приближает к зарнице
где дремлешь любимая ты
подобная зыблемой птице.
Осень с недавних пор
Среди дня, что дождём не густ,
Пребывая в соседстве близком,
Виноградный дождался куст
Прояснения в небе низком.
И в изгибах его ветвей,
Потянувшихся к свету сразу,
Я увидел судьбы своей
Нарождённую сердцем фразу.
В этом городе без церквей
Что и есть — только память скифов.
По степям не ищи кровей,
Иероглифов или рифов.
На корню размело бурьян —
Только, дом не затронув отчий,
Коли так уж в порыве рьян,
Непочатое чаркой потчуй.
Помнишь — осень с недавних пор
Стала матери вроде, что ли,
Чтобы твой укреплялся взор,
Восстающий лучом из боли.
Что я понял из тех начал,
Где и так разобраться сложно?
Ты молчала — и я молчал:
Неизбежное так возможно.
И сейчас, у реки, внизу,
Проходя по тропе свободной,
Зелень вижу и бирюзу,
Быстрины укоризну водной.
И, вблизи различая звук,
Серебрящийся меж домами,
Точно птицу, беру из рук
Эти сумерки над холмами.
Улыбнусь: удержу! — летит
Ветерок, наверху вздыхая,—
Где-то там я с пространством квит —
В этих свитках стихии стая.
Разожги же огни скорей,
На мостах поменяй местами
Те, кто лучших ещё добрей
В ноябре, да и в Божьем храме.
Ну а кров с четырёх сторон
Охранять понапрасну тщатся —
Поздний вечер — приходит сон —
Мне уютно — и жаль прощаться.
Только что б ты ни слышал там,
Где развеял красот излишки,
Не сумеешь прижать к устам
Фонарей разрозненных вспышки.
Феодосия
Богом дарованный город!
Где ты открылась? кому? —
Там, где захлёстывал холод,
Еле вглядишься во тьму.
Там из узоров оконных
Еле видны вдалеке
Пастбища запахов сонных
Или следы на песке.
Там различаю невольно
И постигаю вполне,
Как широко и привольно
Ты прикоснулась к волне.
Что старина? — словно локоть —
Ну-ка опять дотянись,—
Только минувшее трогать
Мы наклоняемся вниз.
Там, в этой шахте догадок
И наслоеньях пластов,
Голос минувшего сладок
И отозваться готов.
Это смятенное эхо —
Словно разбуженный сад,
Где что ни шаг, то утеха,
Слога дремотного лад.
Если же голову вскинуть —
Может гордиться душа,
Что заповедные вина
Пили и мы из Ковша.
Льётся ли звёздный напиток
Прямо в сухие уста —
Соль застывает попыток,
Затвердевает, чиста.
Что ж! — запрокидывай лица
С болью чела от венца.
Мне ль пред тобой повиниться?
Ты — половина кольца.
Где же частица другая?
Созданы мы для зари —
Только, небес достигая,
В сердце чужих не бери.
Кто же кольцо воедино
Соединит навсегда?
Это — уже поединок,
Это ещё не беда.
Так принесите же, Музы,
Хоть песнопенья мои
К берегу прежних иллюзий,
К мысу святого Ильи.