Опубликовано в журнале День и ночь, номер 2, 2013
Анатолий Вершинский
Князь Александр Ярославич
на пути в Каракорум
Предисловие
…Туда, к потомкам Чингисхана,Владимирский великий князь,
Под сень неведомых шатров,
В чертог восточного тумана,
В селенье северных ветров!
Николай Заболоцкий.
«Рубрук в Монголии»
был Ярослав как вождь и воин
на поле чести пасть достоин,
но жизнь его оборвалась —
от яда, поданного ханшей
Туракинóй,— намного раньше,
чем совладать сумел бы враг
с отважным князем в битве… Так,
руками матери, без шума,
в мир лучший из Каракорума
препроводил каан Гуюк
посланника от Бату-хана
(Батый, сославшись на недуг,
не прибыл чествовать каана,
не то бы и ему каюк).
…Отпев-оплакав Ярослава,
в Сарай наследники пришли:
два брата спорили за право
на трон отеческой земли,
при дедах их — почти монарший.
Батыю был по нраву старший:
«Ты держишь, Искандер-урус,
народы Рума в устрашенье.
Храни как страж и наш улус».
Но медлил хан принять решенье.
Меж тем, спеша закрыть вопрос,
гонец указ каана вёз.
Урусам жаловалась пайцза —
резцом чеканщика-китайца
надписанная бирка: с ней
князь Александр и князь Андрей,
не прерывая продвиженья,
сквозь всю империю могли
за ярлыками на княженья
проехать в новый центр Земли.
Но как долга, но как угрюма
дорога до Каракорума!
* * *
…они веруют, что огнём всё очищается;
отсюда, когда к ним приходят послы,
или вельможи, или какие бы то ни было лица,
то и им самим, и приносимым ими дарам
надлежит пройти между двух огней…
Иоанна де Плано Карпини,
архиепископа Антиварийского,
история Монгалов, именуемых
нами Татарами
I.
О монголах владетели Русской землизнали больше, чем Плано Карпини…
Отчего же посланцы Руси не вели
путевых дневников на чужбине?
Или князь, отправляясь дорогой отца
далеко за родные погосты,
не велел дегтярям припасти для писца
золотой новгородской берёсты?
Иль кожевник не принял у княжеских слуг
драгоценный заказ на пергамент?
Или писарю-дьяку слагать недосуг
свой словесный славянский орнамент?
Пусть опишет, как в стане татарском звучат
то псалом, то буддийская мантра,
как степная тоска, будто масляный чад,
омрачает лицо Александра.
«Брате княже Андрей, не измерить Орды:
вот уж тысячи вёрст за плечами.
И повсюду начертаны знаки беды:
не пером и не кистью — мечами.
И не ими ли мечена светлая Русь?
И спасу ли отцовскую землю,
коль не ханам — гордыне своей покорюсь
и напрасную гибель приемлю?
Мы с тобою крестили чудскою водой
крыжаков, битых мной под Копорьем.
Только сравнивать рыцарский орден с Ордой —
это сравнивать озеро с морем.
Будто море, Великая степь на пути.
Но подвижница Русь терпелива.
По воде, яко посуху, сможет пройти.
Надо только дождаться отлива.
Не княженья ищу у царя степняков,
но отечеству — места под солнцем.
Под которым Изборск, и Копорье, и Псков
не достанутся хищным тевтонцам.
Вот и Полоцк на мне, Брячеславов удел,—
не Литве ж отдавать на поместья!
Знал, что делал, покойник-отец: приглядел
не жену мне — соратника-тестя».
II.
Князь умолк, вспоминая сябров-полочан —храбрецов незлобивого нрава.
И казалось ему, что кочевничий стан
обращается в сад Брячислава.
И хозяйская дочь, ненагляда-княжна,
краше девок родного Залесья,
к Александру идёт. Как юна, и нежна,
и тонка, будто яблонька, Леся!
Лишь накидка, зелёная, словно листва,
чуть приподнята справа и слева,
будто яблоки все раздарила, а два
утаила за пазухой дева.
Молодой Ярославич взволнован и рад,
что венчальной короною завтра
оборонный союз двух земель утвердят
Александр и его Александра.
А потом и полюбится князю жена.
И с рождением каждого сына
всё родней и милей для супруга она.
Без неё — неотступней кручина…
В отношениях с близкими, тонких, как нить,
узелки расплетает разлука.
Даже радость, коль не с кем её разделить,—
не услада, а горькая мука.
От стрелы защитят боевые друзья,
от старения — малые дети.
Столько дивного создал Господь, но семья —
это главное чудо на свете!
И держава стоит на устоях семьи,
как на сваях небесного сплава.
Разорвёте ли кровные узы свои,
удалые сыны Ярослава?
III.
Много раз их отряд обновит коновязь:селенгинские степи неблизки.
Повелит описать путешествие князь,
да монголы отымут записки.
Только память не в силах никто отобрать.
Он вернётся. И с верой святою,
как и встарь, учинит с крестоносцами рать;
как и раньше, поладит с Ордою.
Чтоб не знали набегов родные края.
Чтоб, оставив семейные драки,
дань ордынскую впредь собирали князья,
а не мытари ханов — баскаки.
Бог Орду переменит. Железной стеной
встанет Русь в единенье геройском.
Серебро, сбережённое княжьей казной,
обернётся испытанным войском.
«Между ярых огней не пройду невредим.
Но, сгорев, упасу, не порушу
между Западом злым и Востоком лихим
православную землю и душу».
Он оставит свой край меж враждующих стран.
Но беды не допустит Создатель:
житие Александра прочтёт Иоанн,
среднерусских земель собиратель.
И возьмёт Калита их скупые плоды,
не щадя ни себя, ни соседа,—
чтобы мир до поры выкупать у Орды
по примеру великого деда.
И Москву, по совету владыки Петра,
возвеличит Успенским собором:
Богородица к нам неизбывно добра
и конец полагает раздорам…
* * *
Сколько б миром ни правил закон барыша,как бы ни было время лукаво,
о бессмертье своём не забыла душа,
о величии вспомнит держава.
1995–2013