Опубликовано в журнале День и ночь, номер 6, 2012
Алексей Чернец
Октябрьская пристань
* * *
Что вы, сознательные, о России да о РоссииВсё печётесь, печётесь в духовке небытия?
Никто меня не спросил, а вот взяли бы и спросили
О доступных мне способах сознание не потерять.
Я, как всякий нормальный хроник, торчу на лекарствах,
Мой характер для окружающих невыносим.
Вы и представить себе не можете, как бываю счастлив
В те моменты, когда вменяем и полон сил.
Если эти секунды счесть — я богат без меры.
Жаль, нельзя поделиться — раздал бы и оделил.
Как в бою, сознавая цену сплошным потерям,
Закипает в крови безжалостный адреналин.
И пока этот бой бесконечной секундой длится,
Я спешу, я успею, ни йоты не утая,
Ухватить и во мгновение ока втиснуть
Восхитительный хаос по ту сторону небытия.
Я буквально из кожи лезу — не для того, чтоб
Воспевать безысходность, которую сознательно отшивал.
Что сейчас происходит в России? Происходит всё то же,
Что всегда происходит, покуда она жива.
* * *
Поверяя легкомысленным кивкомВсё, что некогда по книжкам проходили,
Проходили мы по Питеру легко,
Как секунды в бесконечном нарративе.
Проходили срок до каждой запятой,
Чтоб, как водится, не выклянчить отсрочки.
В белых сумерках кораблик золотой —
Вот и он, гляди, дошёл до высшей точки.
Не затем, я знаю, чтобы свысока
Презирать вконец запудренных фасадин,
Он податливое время рассекал
В терпком воздухе по сумеречной глади.
И, ни бури, ни покоя не ища,
Небом сумеречным вечно забираем,
Он один ещё способен обращать
В память всё, что мы до срока забываем.
* * *
Ашоту МанасянуТепло дымящихся руин
Повелевает сердцу биться.
Когда не спится — говорится.
И мы о прошлом говорим,
Чья бытность состояла из
Приятий и проклятий. Впрочем,
На истерическую почву
Сзывая прошлое на бис,
Мы попадаем в переплёт,
Минуя взглядом занавески.
И если дрогнет в перекрестье
Рука, то сердце не замрёт…
Ему б осколочным рвануть
За край — за дольний ли, за горний,—
Но воспитали сердце корни,
И сердце бьётся: «Не забудь!»
* * *
На деревню мартСумасшедше льёт
Солнечный нектар:
Прорастай, быльё!
Уж не вспомнит от
Боли чахлый снег —
Ни какой тут год,
Ни какой там век.
Неспроста живём —
Крыши набекрень:
Поросла быльём
Лубяная хрень.
Выросли из изб
Призраки старух —
Жилистую кисть
Козырьком согнув,
Цедят белый свет
Хоботками глаз.
И шумит шоссе
О нездешних нас.
* * *
Словно бы я часовой твой калиф —Хочется долго стоять над рекою,
Дребезг надрывный о нас-не-одних
Бросив ржаветь на последнем приколе.
Помнишь, трамвайчик вовсю налегал
Против течения к пляжному югу,
И, от натуги дрожа, берега
Перемещались в пространстве упругом.
Видишь, как руслом привычным течёт
Время — вовеки, да только не присно.
Словно из той поговорки ключом,
Помнишь, закрыли Октябрьскую пристань.
* * *
Алексею КотельниковуЧто за лето не летнее? Не до-
Строен образ счастливой поры.
Новый дом, чьи холодные недра
Каждым уличным звуком полны,
Не достроен и он — недостоин
Быть увенчанным кровлею, чтоб
Обложной, распластавшись на кровле,
Зашуршал, как стекающий шёлк.
Зашуршит, не нарушив уюта
Обжитых ипотечных кают,
С нежеланьями счастья кому-то,
С пожеланьями счастья — кому б?
Прошуршит, оглушительно странен,
Жалким эхом надменных щедрот,
И понятен кому-нибудь станет
Совершаемый круговорот.
Тотчас настежь окошко напротив
Или, скажем, наискосок:
Или скажем согласно, что вроде
Лето, или не вымолвим в срок —
Промолчим в мимолётном уходе
К неподкупным истокам души.
Даже солнце уходит к погоде —
А блажной обложной всё шуршит.
Прошуршит, соскользнёт, и, поскольку
Всё проходит, а может быть, нет,
Я смотрю на замёрзшую стройку
С точки зрения прожитых лет.
* * *
Из года в год по улицам твоимПроходит жизнь привычной гулкой бранью.
Завис перед началом на экране
Твой медный всадник, жаждою томим.
Ещё, прошу, лучами посвети:
В их перекрестье — всем чертям по рылу!
Я, как и он, прощального порыва
Тебе ещё пока не посвятил.
Ещё горит полынный твой закат —
Кровоточит степного солнца рана.
Не пара только всаднику непарно-
копытное, рванувшее за кадр.
В такую бишь промоуть-продюсень,
Куда мы — все твои disabled persons —
Пришли, чтоб хрень сомнений грубо стёр с нас
И, в гроб сойдя, благословил Дисней.
И каждый раз, рехнувшись от забот —
Не сдохнуть, не убить и всё такое,—
Ты голосишь отпетою строкою
По улице моей за годом год.
* * *
Средь прочих всех они одниСказаний несказанней —
Те дни, когда, представь, ходил
Трамвай до привокзальной.
Парили в небе провода
Осенней паутиной,
Такая даль влекла когда
По рельсам обратимым.
Влекла и убегала в синь,
Но прорастала в память,
Как эти хилые ростки
Из трещин в тротуаре.