Опубликовано в журнале День и ночь, номер 6, 2011
Евгения Коробкова
Счастье от сердца, горе от ума?
О стихах Дарьи Серенко
Как писал классик, на святой Руси не умеют в меру ни похвалить, ни похулить: если превозносить начнут, так уж выше леса стоячего…
Дарье Серенко восемнадцать лет. Она приехала из Омска. Она пишет стихи. Как поётся в одной песне, в её годы пишет каждый. Однако с Дашей случай особый. «Выше леса стоячего» — это про неё.
«Её особый голос и интонацию уже не спутать с другими…», «Девочка проходит по ведомству вундеркиндов, как Надя Рушева и Ника Турбина»,— пишут о ней журналисты.
Среди бессчётных литературных достижений встречаются и вовсе неприличные по формулировке. Такие, как, к примеру это: «Победитель Всероссийских поэтических fконкурсов «Познание и творчество» с присвоением звания «Талант», ранг «Высший». Выдан сертификат…»
Среди этого словесного пышнословия как должное воспринимаются и прозвучавшие недавно на Волошинском фестивале похвалы от Бахыта Кенжеева, от редактора журнала «День и ночь» Марины Саввиных, от поэта Сергея Бирюкова…
Может быть, и не стоило бы перечислять всё это, если бы не два обстоятельства. Первое: Даша Серенко действительно пишет очень хорошие стихотворения. Второе: подобно тому, как вакханки убивают Орфея, вселенская осанна убивает творца.
Находясь в центре многословной и нескромной похвалы, очень трудно сохранить лицо, не стать той мультяшной героиней, творящей под девизом «Кто похвалит меня лучше всех».
И трудно себе представить, какой трудный период переживает сейчас Даша.
Как читатель, я очень люблю Дашины стихи.
В отличие от большинства своих сотоварищей, она умеет писать «в ритм» и «в рифму». Обладает редким по нынешним временам чувством меры. Как правило, стихи молодых безразмерны, как колготки. Однако Даша заботится о читателе. Её стихи имеют удобоусваиваемый объём. Лимитирован размер строчки, редко превышающий 4–5 слов. Важно, что Дарье удаётся так равномерно распределить читательское внимание, что любое её стихотворение (удачное или неудачное) прочитывается целиком (а это ныне большая редкость).
Существует точка зрения, что эстетической ценностью не обладает то, что создаётся с практической целью. Из этого следует, что стихотворения большинства молодых нельзя относить к искусству. Зачастую такое молодёжное «творчество» имеет сугубо практический характер. Это способ выговориться, вывернуть наружу наболевшее. Писание стихов в восемнадцать-девятнадцать лет — непременный сензитивный период развития по Эриксону, наряду с овладением навыками письма, чтения и т. д. Редкий читатель долетит до середины такого «сензитивного» стихотворения. Да и, собственно, они не созданы для прочтения. И этим отсутствием реципиента ещё раз подчёркивается, что эти стихи к понятию «искусство» отношения не имеют. Философы (сошлёмся на О. Кривцуна) сходятся во мнении, что произведение искусства попросту невозможно без публики. Более того, если бы, к примеру, Лувр, где висит «Мона Лиза», был закрыт для посещений и картину никто бы не видел, то от этого «Мона Лиза» потеряла бы статус произведения искусства!
Исходя из рассуждений, приведённых выше, мы можем говорить о том, что творчество Даши Серенко имеет отношение к искусству:
- оно (творчество) не относится к сензитивным периодам развития;
- оно создаётся с установкой на читателя;
- оно имеет этого читателя.
Словом, стихотворения Дарьи Серенко имеют больше оснований называться фактом искусства, чем… не будем продолжать, поскольку если мы станем оценивать поэзию Серенко в сравнении со сверстниками, то должны будем присоединиться к хвалебному хору.
Но, как писал Барт в своём знаменитом эссе о девочке-вундеркинде, гениальность — это всего лишь вопрос экономии времени: речь идёт только о том, чтобы двигаться немного быстрее, чем все прочие.
Приходится признать, что на сегодняшний день творчество Дарьи Серенко и сама Дарья Серенко неотделимы друг от друга, наподобие сиамских близнецов Энга и Чанга. Как известно, когда умер один из близнецов, незамедлительно скончался и второй, хотя до этого ничем не болел. Выживут ли стихотворения Даши, если мы не будем знать, сколько лет девочке, написавшей их?
Философ Ильин считал, что биография творца не должна заслонять его художеств. Значит, именно так, без скидок на возраст, следует оценивать и стихи.
Серьёзность разговора, в первую очередь, обусловлена высоким качеством материала. Дашины стихотворения находятся сейчас на том несомненно высоком уровне, когда смогут самостоятельно выносить удары критики.
Раннее творчество
Стихотворения-метафоры
Наиболее удавшиеся Дашины стихотворения — это стихотворения-метафоры: «Сашкино горе», «Чашка». (Отметим, что первым толстым журналом, «открывшим» Дарью Серенко, стал «День и ночь», и подборка, в которую вошли «Сашкино горе» и «Чашка», впервые была опубликована в «ДиН».)
Автор обыгрывает некий предмет — чашку, ключи,— и «повышает температуру кипения» в финале, сравнивая предмет с человеком:
мы квиты с тобою, чашка,
я тоже в чужих руках…
(Д. Серенко, «Чашка», «ДиН» № 3, 2010)
или неким метафизическим предметом, как в лирической миниатюре «Сашкино горе», когда совершенно конкретные ключи от дома, вручённые ребёнку, но потерянные им, превращаются в утерянные ключи от мира:
Саша уснёт и наутро не вспомнит,
Как ему что-то во сне говорило:
«Этот — от бабушки, этот — от дома…
А остальные — от целого мира!»
(Д. Серенко, «Сашкино горе», «ДиН» № 3, 2010)
Эффект происходит от соединения двух «далековатых» состояний стихотворения. Социальное, бытовое начало не предвещает ничего сверхъестественного (вспомним, что социальные стихи испокон веку считались третьесортными). Но читатель не ожидает и не замечает, когда стихотворение из совершенно обыденной, земной плоскости переходит на совершенно иные, метафизические уровни.
Творчество Даши является лучшей иллюстрацией открытого Лейбницем принципа минимакса: «В мире, где живёт человек, действует принцип минимакса: максимум результатов достигается с помощью минимальных средств». В композиционной основе стихотворений лежит всего один приём — метафора. Но достигнутый результат — максимален.
Принцип минимакса работает. И за это прощаются даже огрехи. Плохие рифмы типа: «вспомнит — дома» или «однажды — чашка» — становятся незаметными. В этом есть вызов и поэтическая загадка. Техническое исполнение не на высоте, но при этом стихотворение остаётся стихотворением.
В высшем своём проявлении поэтическое творчество стремится к метафоре. И лучшие стихотворения Даши Серенко — таковы. Обычные жизненные ситуации, мимо которых легко пройти и не заметить, берутся за основу и превращаются поэтом в сильнейший образ, символ, метафору. Этот поэтический путь, нащупанный Дашей, кажется очень перспективным и интересным.
Новое творчество
Новые поэтические подборки Дарьи Серенко отличаются от прежних по «рецептуре». В стихотворениях появилась не замеченная прежде языковая игра: паронимия, синонимические ряды, элементы словотворчества. Вместо одного главенствующего отработанного приёма, обеспечивающего принцип минимакса, появилось множество приёмов. Но, как нам кажется, Дарье Серенко не удаётся привести в действие все механизмы, внедрённые в стихотворения.
Наиболее частые гости текста — глагольные каламбуры:
взгляд отведи, как беду от чужого дела;
или:
и снимая посмертную маску как карту;
или:
сходить с ума. Так с рельсов сходит поезд.
Несмотря на то, что кому-то такая словесная игра может показаться очень эффектной и интересной, мы не склонны считать, что освоение нового приёма пошло на пользу стихотворениям.
Использование глагольных каламбуров стало одним из гиперпопулярных приёмов в молодёжной поэзии. Эффект новизны от его использования стёрся. К тому же в достаточной степени его дискредитировала Вера Павлова своими строчками типа:
ты возбуждаешь меня, как уголовное дело…
Сегодня подобного рода каламбуры смотрятся более или менее уместно в стихах иронического толка, но просто противопоказаны чистой лирике, такой, как у Даши Серенко.
К тому же, используя этот приём, автор неосознанно, чуть ли не слово в слово, повторяет попытки миллионов предшественников.
Сравним:
реки все впадают в кому (Дарья Серенко),
и:
Будто Волга впадает в кому, отражая бардак созвездий
(Дмитрий Мурзин).
Предсказуемы, как высмеянная Пушкиным рифма «морозы — розы», и попытки игры словами.
Раз есть «река имён», то непременно появляется «имярек»: «Река имён, и каждый — имярек»; «щебень» превращается в «щебечье», «прохожие» достаточно грубо обыгрываются «прихожанами». Бликует залапанный всеми не по одному разу оксюморон «тьма несусветная».
Всё это выпирает из Дашиного стиха, выглядит нарочитым, лишним и неумелым, как, к примеру, катрен:
…бабочкин лёт, наоборот
названный «ропот» рубит, трубит:
воздух пахнет и ахает,
пахнет и ахает.
(Д. Серенко)
В четверостишии довольно густо смешаны палиндромы и паронимы, но КПД от их использования стремится к нулю. Находки автора — паронимы «пахнет — ахает», «рубит — трубит» — давно не новы, а задачка обнаружить «топор» в «ропоте» примитивнее даже той «волшебной фразы», которой девочка с голубыми волосами пыталась удивить Буратино.
Когда автору нечего сказать, часто он старается замаскировать это словесной игрой. Однако слово не приводит, а уводит. Создаётся ощущение случайности, необязательности, пустоты.
Сравним строки Даши с замечательным катреном Леонида Губанова, также построенном на обыгрывании созвучий:
Когда снег любит —
значит, лепит,
А я, как плавающий лебедь,
В тебе, не любящей меня.
Полина! Полынья моя!
(Л. Губанов, «Полина»)
Если поставить Дашино «пахнет и ахает, пахнет и ахает» рядом со строками Губанова, то невольно вспоминается сравнение Чуковского. Разница между отрывками примерно такая же, как «между Шопеном и жестяным вентилятором».
Зачастую Дарья пытается построить на языковой игре и финалы стихотворения, как, например, это: «бояться скучно, а скучать страшнее». Однако и здесь неудача. Парадокс, выведенный в конце, не работает в силу того, что игра, заложенная в него, слаба сама по себе, а в финале стихотворения эта слабость становится банальностью.
В отличие от более ранней поэзии Даши, в новых стихотворениях плохие рифмы, что называется, «бликуют»:
- очевидность — обидно;
- словам — закрывать;
- безымянных — первозданный;
- отводят — находят;
- твоё — моё.
Вообще, странно, что, обращаясь к языковой игре, Дарья Серенко оставляет без внимания рифму. То, что прощалось стихам, написанным «по промыслу», не прощается стихотворениям, написанным «по замыслу», в которых очень важна чистота выполнения каждой составляющей.
По сравнению с прежними подборками, новые стихотворения потеряли в смелости, потеряли то обескураживающее, заставляющее замирать и удивляться, как, к примеру, в строчках:
Но небо, проходя сквозь колокольню,
Становится звучащим и высоким…
(Д. Серенко, «Нечего», «ДиН» № 4, 2009)
На смену открытиям пришла риторичность:
По мне — умирать лучше поздно, чем никогда.
(Д. Серенко, «С утра наливается светом речная вода»)
«Каков вопрос — таков спрос и таков ответ».
На смену точным образам — красивости, типа фразы:
фантомные боли дрожат за спиной, как крылья…
(Д. Серенко, «Медея»)
или безвкусное «развесистая боль в маленькой груди», вызывающее непреодолимые ассоциации с «развесистой клюквой».
Впрочем, даже несмотря на явные неудачи или даже провалы отдельных строк, вкус автора и чувство стиля позволяют ему сохранить за стихотворением общий средний уровень. Тексты неплохо слушаются, приобретают некоторый медитативный эффект. И конечно же, при этом неизбежно теряют оригинальность. Превращаются в «чудесный танец звёзд, на всё, на всё похожий» (Кальпиди).
Складывается ощущение, что автор вышел на новую, неведомую ему местность и не знает, как ему быть и что делать дальше. Он скован, боится совершить неосторожное движение. И кажется, стихотворения пишет под девизом «Как бы чего не вышло».
Во что в конечном итоге может вылиться такая осторожная деятельность — очень предсказуемо. «Это благонравная, подслащённая поэзия, целиком основанная на убеждении, что поэтичность — это метафоричность и что поэтическое содержание есть не что иное, как выражение элегических настроений обывателя». Это цитата из Барта, посвящённая творчеству девочки-вундеркинда Мине Друэ.
Или это о Дарье Серенко?
Как писал Ильин, художество родится тогда, когда предмет, ранивший и одаривший, берётся духом и творчество переживается в божественной значимости.
Способность взять духом — есть у Дарьи. И способность эта, как волшебный порошок, способна оживить любую, даже, казалось бы, самую неудачную, самую грубо скроенную вещь. Последние Дашины стихи в большинстве своём представлены такими грубо сделанными вещами. Однако показателем истинных возможностей является стихотворение «Ящерка в банке, шмель в кулаке…»:
* * *
Ящерка в банке, шмель в кулаке,
Бабочка в спичечном коробке,
Квёлые яблоки в грязной панаме
И «китикет», припасённый в кармане.
Птицы больные по тёмным подъездам,
Крошки и тряпки, ругань соседок.
Птиц хоронили потом повсеместно,
То есть совместно — и крестик из веток.
Всё-таки смерть была очень условна —
Птицы с утра появлялись другие,
Снова голодные, снова живые,
Снова, и снова, и снова, и снова.
Но утекает песок из песочниц,
Но забывают, где птиц хоронили,
Ящерок, кошек своих худосочных,
А ведь у каждой из них было имя.
Детство всё примет в свой жадный живот,
Всё тянет в рот, что ему интересно.
Доброе злое голодное детство
Весь этот мир с потрохами сожрёт,
Чтобы хоть как-то его уберечь…
Веточка.
Птичка.
Речь.
Ранившее автора ощущение уходящего детства взято духом и преобразовано так, что этому подчинились даже неподдающиеся прежде приёмы. Здесь к словесным превращениям нет претензий. Хорошо выстроены ряды, работают и антонимичность, и оксюморонность конструкции: «Доброе злое голодное детство». Очень удачно в финале стихотворения использованы назывные предложения: «Веточка. Птичка. Речь».
Снова, как в прежних стихах, появляются социальные зарисовки. Точные и лаконичные: «Птиц хоронили потом повсеместно, то есть совместно — и крестик из веток».
И неожиданная высота: «…детство весь этот мир с потрохами сожрёт, чтобы хоть как-то его уберечь».
К слову, основная мысль стихотворения сходна с идеей писателя Владимира Шарова в его замечательной книге «Будьте как дети». В романе Шарова детские считалки «эне, бене, раба» оказываются древними молитвами, которые были даны детям, чтобы те, сами не зная того, молились за наш мир и спасали его. Идея, на реализацию которой писателю потребовалось два толстых тома, убедительно доказана в совсем небольшом по объёму стихотворении Дарьи Серенко.
Поток слов подчинился лирическому напору. Не надо умствовать, не надо выискивать. Когда предмет, ранивший и одаривший, берётся духом, этому духу подчиняется всё…
Вместо эпилога
Существуют два способа создания стихотворений. Одни создаются умом. Другие — сердцем.
Наглядно два эти способа легко представить себе, если допустить, что поэзия похожа на лабиринт. Чтобы выйти из лабиринта, есть два способа. Первый — это хорошо знать путь, по которому идёшь. Так действуют поэты, пишущие «умом». Они сознательно избегают ловушек и капканов, знают, какие маршруты бессмысленны, какие — опасны, а какие — правильны.
Второй способ пройти лабиринт — это способ Тесея. Все мы помним о подарке Ариадны, которым воспользовался герой. Для поэта нить Ариадны — это путь, подсказанный сердцем. И пренебрегать одним путём ради другого — неправильно и зачастую невозможно. Идущий путём сердца, как правило, не обладает блестящим аналитическим аппаратом поэта, пишущего «от ума». Потеряв нить, он не найдёт выхода из лабиринта.
Вспомним миф. Тесей, до того как попасть в лабиринт Минотавра, уже совершил множество подвигов и был воспет людской молвой. Он был героем. А теперь представим себе альтернативное развитие сюжета. Предположим, что Тесей поддаётся воздействию вселенской славы. Его обуяла гордыня. Осознав собственное превосходство, он отвергает помощь женщины. Герой должен быть один, чтобы демонстрировать народу собственные возможности на поприще исследования лабиринтов.
Интересно, что случилось бы с героем, если бы он пренебрёг нитью Ариадны? Вероятно, он потерпел бы фиаско. А может быть, его уникальные способности действительно позволили бы найти выход. Однако в этом случае нашедший дорогу был бы другим героем. Ариадна не предлагала свою помощь каждому попавшему в лабиринт. Её нить предназначалась Тесею.
Путь Дарьи Серенко — это путь сердца. Чтобы следовать по этому пути, не надо бояться сделать неправильный шаг, оглядываться, осторожничать и бояться не понравится кому-то. Но, тем не менее, нельзя уверовать в свои силы настолько, чтобы пренебречь даром.
Говорить о том, что поэзия «от сердца» лучше или хуже поэзии «от ума» — нельзя. Это всего лишь два полярных способа постижения мира. Однако в наше время, когда превалирует поэзия ума, поэзия сердца встречается всё реже, и оттого она ценнее.
Следовать пути, который избрал её…
Это главное, что хотелось бы пожелать Даше.