Опубликовано в журнале День и ночь, номер 4, 2008
Предлагая читателям журнала “День и ночь” отрывки из дневника студентки Сибирского федерального университета Маши Шлёнской, редакция отдаёт себе отчёт в рискованности этой публикации. “Нерв” этого уникального, на наш взгляд, произведения — культурно-психологическая рефлексия русской души, впервые близко столкнувшейся с чужой культурой. Читая искренние, нелицеприятные, постоянно царапающие русское самолюбие строчки, вспоминаешь лермонтовское “Люблю отчизну я, но странною любовью…”. Этой “странною любовью” пронизан дневник красноярской студентки, которая открывает для себя чарующий и бесконечно привлекательный мир Востока. Общение с этим миром превращает дневник Маши в подобие волшебного “правдивого зеркальца”… “Родина моя! Ты прекрасна, спору нет, но…”. Мы уверены, что многие участники Литературных встреч в СФУ воспримут публикацию “Китайского дневника” как толчок к серьёзному разговору о патриотизме и интернационализме, о взаимоотношениях людей и культур, о национальном самосознании и личном достоинстве каждого человека, живущего сегодня на планете Земля.
Редакция “День и ночь”
Сегодня мой второй день в общежитии Хэйлунцзянского университета и первый учебный день. Уже нет того тупого детского восторга, который охватил меня в первое мгновение приезда в Китай и в общежитие в частности. Город потрясяющий, едва выйдя из самолёта в Пекине, я ощутила знакомый запах Китая, тяжёлый и влажный, а приехав в Харбин поздним вечером, я с восхищением обнаружила, что, хотя он и уступает Шанхаю по числу небоскрёбов, но его ночи (точнее, вечера) такие же светлые от множества огней и цветных светящихся вывесок. И то же постоянное ощущение праздника. Толпы людей, фейерверки и запах специфической китайской кухни. Таким для меня был Китай и таким остался. Я обожаю Китай, я уже полюбила Харбин и ни за что не пожалею ни о том, что взялась за изучение китайского, ни о том, что поехала сюда учиться.
Но… поскольку сегодня уже мой третий день в Китае, второй — в общаге, и первый в университете как таковом, я наконец-то подошла к тому факту, что мне предстоит жить и учиться здесь как минимум два месяца, довольно серьёзно. В голове всё вдруг разделилось на плюсы и минусы. Плюса два. Во-первых, это психологический отдых, смена обстановки и прочее. Мне здесь очень спокойно, живу одна в двухместном номере (соседа мне не подселили). И вообще, в Китае мне как-то очень легко. Второй, наиболее важный плюс — то, что Харбин — просто клад, прячущий потенциальные возможности, которые уж, конечно, не исчерпываются практикой китайского.
Теперь минусы. Их тоже два. Во-первых, абсолютное одиночество. Я-то воображала себя этаким отшельником, которому никто не нужен. А оказывается, одной как-то неуютно, невесело, бессмысленно. Жить, конечно, можно, но компания не помешала бы. Тут возникают сложности. Сегодня познакомилась с несколькими, русскими, на первый взгляд, довольно пустыми. А если это и не так, то есть в них всё же что-то раздражающее. Я испытываю странное отторжение от русских, хочется пожить в изоляции от них, отдохнуть. Основную массу иностранных студентов составляют корейцы, они ходят парами или, чаще, весёлыми шумными кучками. Китайцам, с моим пока ещё скудным запасом китайского, я, конечно, не нужна. Есть ещё совсем немного европейцев и пара американцев, я их, если и видела, то мельком, все они в группах с уровнем китайского либо выше, либо ниже нашего. Ни к кому не подступишься. А надо что-то придумывать, не жить же робинзоном два месяца.
А вот преподаватели мне все нравятся. Очень приятные дружелюбные люди, предметы ведут добросовестно.
Вообще в Китае я ещё ни разу не видела, чтобы кто-то разозлился, был раздражённым, ругался, проявлял грубость. Хотя повсюду здесь чудовищные толпы людей, неудобств куда больше, чем у нас.
Второй минус — деньги. Придерживаясь стереотипного мнения о том, что Китай — “дешёвая страна”, я, кажется, разучилась экономить. Путаницу добавляет и то, что, когда глядишь на ценники в магазинах, создаётся иллюзия дешевизны, и часто забываешь, что нужно ещё умножить эти числа на четыре. Должна отдать кучу денег за учёбу, ещё купить учебники, ещё платить за проживание. Комната оказалась очень скромной, только две кровати, старые примитивные шкафы, тумбочка и шкаф, да ещё телевизор. Когда я только вселилась, он был сломан. Но по моей просьбе сегодня во время уборки его то ли заменили, то ли наладили. Теперь идут несколько каналов (на китайском, разумеется, только по mtv некоторые каналы идут на английском с китайскими субтитрами). Никаких излишеств, вроде вешалок, полотенец и прочего, нет. Всем этим я запаслась сегодня в многоэтажном то ли рынке, то ли торговом центре (впрочем, на верхнем этаже оказался даже супермаркет). Забавно, как деньги утекают.
5.03.07
Сегодня познакомилась с несколькими корейцами. Ну, это уже другое дело. Это приветливые, дружелюбные и скромные люди. Странно, всегда считала, что скромность скорее порок, чем добродетель. А вот теперь она меня притягивает в людях. Поняла, что меня так возмущает в русских. Наглость и самоуверенность. Раньше я этого в них не замечала, а если и замечала, то не придавала значения, а порой меня эта наглость даже привлекала, мол, вот какие мы, русские, удалые и темпераментные. Но теперь я чувствую, что мои соотечественники зачастую — пустые выскочки. Конечно, нельзя судить о народе по отдельным особям. Но в том-то и дело, что сейчас во мне такие ощущения вызывают не отдельные люди, а толпа, кучка русских. Конечно, моя страна — родина и умных, и талантливых, и гениальных. Но, видимо, сейчас я просто не на “русской” волне. Во всех русских, даже тех, кого можно назвать культурными и утончёнными, присутствует что-то грубоватое, прямолинейное, какой-то железный стержень. Всё это чувствуется в русских на фоне людей Востока. О людях Запада знаю мало, а потому судить не берусь. Но сейчас меня земляки явно раздражают. Может быть, это кощунственная мысль, но, кажется, никто от меня сейчас так не далёк, как русские. Я не понимаю, как я могла всю жизнь прожить среди этих людей. Это нездоровое чувство, но весьма полезное для моего китайского. Я не хочу быть неблагодарной, я счастлива, что являюсь дитём великой державы, но я устала от России и от русских. Во всех русских, во всём русском есть что-то давящее, тяжёлое, назидательное, вечно заставляющее напрягаться, мучиться, чувствовать себя виноватым. Всё русское давит. Как русская литература. Как русская история. Тяжёлая, тяжёлая страна. Я стала непатриотичной, но невозможно отрицать то, что чувствуешь. Когда я приехала сюда, мне как-то легко вздохнулось, как будто я сбросила с себя какой-то груз, который, сама о том не подозревая, всю жизнь волокла.
А корейцы очень милые, девушки очень приветливые, один из парней (даже имя запомнила — Джен) показался даже умным. То есть имел интеллигентную наружность — проверить-то, конечно, никак нельзя, с нашим скудным словарным запасом умных бесед вести не получается. Но говорить с ними по-китайски очень приятно. Не только потому, что получаю удовлетворение и убеждаюсь, что два с половиной года обучения в университете не пропали даром. Для меня в общении двух иностранцев на третьем языке, “взятом напрокат”, есть что-то магическое. Как будто совершается некое таинство. Две частички различных культур сходятся вместе, благодаря магической системе знаков, словно две пылинки, чудом занесённые ветром с различных частей света в одну и ту же точку времени и пространства. Я никогда не смогу воспринимать китайский язык без тени романтики.
Когда я, уже пообедав, возвращалась в свою комнату, встретила в лифте корейца и кореянку из своей группы. Ещё вчера они, увидев меня, смущённо отводили взгляд. Теперь они улыбались. Кореянка оказалась моей соседкой, живёт через две комнаты от меня. Я сказала, чтоб заходила ко мне, если выпадет свободная минута. Подумать только, и как меня сюда занесло? Корейцы всегда были для меня каким-то инопланетным народом, изготовляющим такой же инопланетный “Доширак”. А теперь я среди них, и они привлекают меня гораздо больше моих соплеменников. К восточным лицам вокруг я привыкла легко. Боюсь, будет трудно через четыре месяца (да, через четыре! я подписала договор на долгосрочную программу обучения) привыкать к бледным лупоглазым рожам, а бледные пьяные рожи будут приводить меня в бешенство. Здесь я ещё не встретила ни одного пьяного, будь то китаец, кореец или русский (ну, русских-то я пока видела только в учебное время и в пристойности их поведения я далеко не уверена).
* * *
Вчера, едва войдя в университетскую часть здания, я была шокирована, увидев двух корейцев, идущих по коридору мимо учебных аудиторий с дымящимися сигаретами. Зрелище показалось мне настолько поразительным, что я, было, приняла его за особую форму протеста (правда, непонятно, против чего протестовать, условия, предоставляемые университетом, очень неплохие). Оказывается, в Хэйлунцзянском университете, как и в других китайских университетах, иностранным студентам разрешается курить везде, кроме разве что самих аудиторий. По оба конца коридора расположены просторные балконы, но до них редко кто из курящих доходит. Пепельницы расставлены повсюду: на столиках возле диванов университета, в холле общежития. Среди корейцев курят не только мужчины, но и женщины. Я отметила это потому, что, хотя китайские мужчины курят очень много (не знаю наверняка, но, думаю, процентов семьдесят — восемьдесят — курящие), но китаянки, за редкими исключениями, не курят совсем. До сих пор я не встретила ни одной курящей китаянки, ни в этот мой приезд в Китай, ни в предыдущий. Думаю, на курящую китаянку китайцы смотрели бы, как на проститутку. Примерно как арабы посмотрели бы на замужнюю арабскую женщину без паранджи. У меня перед глазами навсегда запечатлелось виденное мною в египетском аквапарке. Гротескное зрелище: солнце, дикая жара, муж в трусах идёт под руку с совсем молодой женой, одетой в паранджу, чёрную кофту и чёрную юбку до колен. Возмутительное уродство. Конечно, Дальний Восток куда цивилизованнее Ближнего, но патриархальные атавизмы ощущаются и здесь. Я ни в коем случае не оправдываю вредные привычки, особенно курение, но всякое “ему можно, а ей нельзя” возмущает меня безумно. Скрытая дискриминация, замаскированная под заботу. Это здесь проявляется и в другом. Приехав в Китай, я не оставила своей привычки ужинать поздно. Часов в девять — десять вечера студенческая столовая, разумеется, закрыта, поэтому мне приходится ходить в ближайшие забегаловки. Я облюбовала две из них. По вечерам здесь частенько можно встретить компании китайских мужчин или молодых парней, попивающих пиво, курящих и оживлённо беседующих. Ни разу я не увидела подобной женской компании. Один лишь раз увидела парочку — парня с девушкой. Они пили чай. Кажется, китайским женщинам, по крайней мере, порядочным, и в голову не придёт, что они могут тёмным вечерком куда-то пойти с подружками поразвлечься. Снова вспоминается Египет, где вечером на улице не встретишь арабской женщины. Хотя, может быть, насчёт китаянок мне всё это кажется: проведя в этой стране столь мало времени, рано делать выводы.
Во всех студенческих столовых (по крайней мере, моего университета) можно курить, а так же пить пиво, которое здесь дешевле, чем кола. Правда, я ещё не видела, чтобы студенты в столовой пили пиво. Но теоретически можно. И, несмотря на эту, казалось бы, чрезмерную свободу, Китай не славится и пятой долей беспредела, которым так славится Россия. Вывод — либо русские дураки, либо правила так приятно нарушать. Ведь бунт порождается террором.
06.03.07
Как, оказывается, удобно учиться на платном! Сразу пробуждается невероятное чувство ответственности. Сейчас я просто не представляю себе, как можно прогулять занятия. После того, как я отдала кучу денег за обучение, уроки автоматически стали важными для меня. Слушая преподавателей, напрягаю внимание до предела и начинаю привыкать к китайской речи. Хотя ещё не сделала ни одного домашнего задания, т.к. только купила учебники, а потому сижу тихо, а когда меня спрашивают, часто что-нибудь путаю. Но это меня не беспокоит, т.к. я чувствую, что знаю китайский неплохо, ведь я могу легко общаться с корейцами. Я запомнила в лицо только несколько кореянок и пару корейцев, остальные для меня пока — чёрная весёлая толпа. Их корейские имена тоже никак не могу вбить себе в голову. А вот они меня запомнили и в лицо, и по имени. Ну, внешне я в нашей чёрной группе выделяюсь (единственный русский оказался якутом, так что я с трудом различаю его среди корейской массы, единственная русская редко ходит на занятия). А имени у меня два — русское Мария (имя Маша, которое я и без того всегда недолюбливала, корейцы не выговаривают — их артикуляционная база не включает звук “ш”, и вместо него у них получается мягкое “щ”) и китайское Bing Xue. Это имя придумал для меня один знакомый китаец, немало мне польстив. Дословно оно переводится, как “лёд и снег”, а метафорически намекает на ум и сообразительность его носителя (существует идиома с этим словом — Bing xue cong ming, которую можно перевести так: “Ум чистый, как лёд и снег” или “светлая голова”). Я предпочитаю именно это имя, но его смысл и красоту звучания могут по-настоящему оценить только китайцы, корейцы же предпочитают имя Мария. Я не возражаю.
Сегодня моя одногруппница Цзинь Сиу Дзюань (с ней, как и со многими другими, я познакомилась на перемене, но почему-то именно она привлекла меня больше всех) представила мне своих друзей-корейцев, весёлый интересный народ. Мы вместе обедали в корейской забегаловке (корейская кухня не слишком отличается от китайской, и та, и другая мне подходят настолько, что я усомнилась в своём русском происхождении. В моей родословной просто обязаны быть восточные корни).
Сейчас уже одиннадцать часов вечера. Всё, изложенное выше, написано часа в три. Я прервалась, т.к. ко мне в комнату постучалась Суйон (вышеупомянутая кореянка — это корейское имя мне оказалось легче запомнить, чем китайскую вариацию). Мы с ней проболтали часа четыре. Перескакивая с китайского на английский, обо всём на свете — о кино (оказывается, она эксперт — видела почти все фильмы, которые видела я, и ещё в пять раз больше; пригласила меня завтра к себе в гости, в соседнюю общагу, посмотреть кино на ноутбуке); о косметике (она поразилась количеству гелей для душа, лосьонов, кремов и тоников, которыми уставлены шкафчики моей комнаты, и все перенюхала), о парфюмерии (она ещё и знаток ароматов), даже о политике, в которой я ничего не понимаю, о семье, любви и браке (уж эта тема мне абсолютно чужда), о характерах, о друзьях, об учёбе. Я прежде была уверена, что, хотя общение с иностранцами — опыт полезный, но рано или поздно темы для разговоров исчерпаются, и произойдёт отчуждение — разность культур возьмёт своё. Теперь я уже в этом не уверена, фактически не чувствую разницы между собой и чужеземцами, а принадлежность к разным нациям — лишь повод познакомиться, используя иностранный язык. У нас даже одни и те же любимые актёры; и, кстати, говоря о красоте, мы обнаружили, что нам нравится один и тот же тип красоты — латиноамериканский и испанский. Интересно, ведь ни одна из нас не относится к этому типу, и мы — представительницы разных рас. Проболтав вот так несколько часов подряд обо всём, упомянутом выше, и о многом другом, мы почувствовали, что уже проголодались. Тогда мы поднялись на два этажа выше, захватили пару её корейских друзей и отправились в пельменную закусочную “Jiao zi Wang” (“Пельменный король”). Во всех китайских забегаловках готовят неплохо, но в этой еда показалась мне вкуснее всего, что я пробовала в течение этих четырёх или пяти дней. Мы заказали три блюда пельменей с разными начинками — с креветками, со свининой и самые вкусные — с зеленью и яйцом. Корейцы, как и китайцы, перед едой пьют или зелёный чай, или просто горячую воду. Палочки используют, подобно китайцам. Я, казалось, уже наловчилась есть палочками, но именно сегодня отчего-то потеряла сноровку. Видимо, дело в пельменях (я их так называю, хотя по форме они напоминают, скорее, не пельмени, а вареники). Пельмени оказались скользкими, я постоянно их роняла в тарелку и не могла подцепить палочками. Корейцы смеялись и все по очереди учили меня держать палочки, но ничего из этого не вышло. С этими людьми очень легко и весело. За соседним столиком сидели какие-то русские, а за столиком по другую сторону — пьяные китайцы. Они смотрели куда-то вдаль затуманенными глазами, а лица у них были красные, точь-в-точь, как у русских пьяниц. На столе у них стояла гора пивных бутылок. Но, учитывая тот факт, что за столом сидели трое мужиков, эта гора не сильно-то впечатляла. Если бы за столом сидело трое русских, им, наверно, потребовалось бы такое же количество бутылок водки, чтобы дойти до этого состояния.
Мы хорошо посидели вместе, вечер удался. Парни заплатили за нас с Суйон (оказывается, в восточных культурах такой обычай тоже наблюдается). Одним из этих парней был Джен, второго я видела в первый раз и имени не запомнила. Если бы на месте корейцев были русские, я ни за что не вела бы себя с ними столь дружелюбно, ни за что не сошлась бы с ними так легко. Странно, неужели это иностранный язык создаёт иллюзию близости? Неужели нам есть о чём поговорить только потому, что говорим мы это на китайском или английском, а на родном языке это не имело бы смысла? Оттого ли мы интересны друг другу, что мы совершенно разные и представляем друг для друга экзотику, или оттого, что мы, несмотря на непохожесть среды, породившей нас, одинаковы?
Только что ко мне в комнату поселили русскую. Симпатичная девушка с какой-то немного восточной примесью. Затащила вещи и ускакала в клуб. Я-то думала провести четыре месяца в изоляции от русских, да не получилось. Хотя не похоже, что мы с соседкой будем общаться. Отторжение, испытываемое по отношению к русским, не ушло. Каждый раз, говоря по-русски, я чувствую, что теряю время.
7.03.08
Вот уже месяц я в Харбине. Целый месяц. С одной стороны, впечатлений столько, что в голове не укладывается, как всё это могло произойти за какие-то четыре недели. Особенно насыщенными оказались первые две недели, когда каждый день появлялись новые люди, каждый день я узнавала что-то новое о Китае и постепенно начинала перестраиваться на китайский лад, думать начинала на русско-английском, а, когда просыпалась утром, в голове вертелись русские слова, мозг был готов к восприятию китайской речи. Прожив неделю в вышеупомянутой скромной комнате района А с довольно милой бурятской соседкой, я переехала в общежитие района С. Хэй Та (так в разговорной речи называют Хэйлунцзянский университет) расположен на довольно обширной территории, так что напоминает скорее небольшой городок, а не обыкновенный университет. Территория поделена на три района — А, В и С, и кроме многочисленных университетских зданий, здесь расположены студенческие общежития, столовые, магазины, библиотека, спортивный центр, бассейн (кажется, два), что-то вроде концертного зала, где я никогда не была, медпункт, центр связи, а также спортивные площадки и просто милые местечки для отдыха. Наши учебные аудитории расположены в районе А на четвёртом этаже. Поскольку моя первая комната также располагалась на четвёртом этаже в том же здании, где проходят уроки (учебное здание соединено с общежитием), то добиралась я из своей комнаты до аудитории за десять секунд. Я была готова провести четыре месяца в этой скромной конуре, но в мою тихо начавшуюся харбинскую жизнь ворвалась кореянка Суйон, с которой мы мгновенно сдружились, прониклась я симпатией и к её друзьям — это настолько приятные и дружелюбные люди, что по-другому и быть не могло. На второй или третий день знакомства мы вместе обедали (за столом, кроме меня и корейцев, оказались ещё и японцы, так что беседа вышла вдвойне интересной). Во время этой беседы выяснилось, что у одной из кореянок был день рождения, отмечать который она меня (вежливо) пригласила, а я нескромно согласилась — очень уж хотелось сойтись с этими людьми. На этой вечеринке я оказалось в довольно затруднительной ситуации, которая чуть было не обернулась для меня конфузом. Дело в том, что я никогда не жила в окружении такого большого количества лиц восточного типа, и, естественно, память на эти лица у меня за те несколько дней ещё не развилась. Я сразу запомнила Суйон, которая была странно высокой для кореянки (сантиметров на пять выше меня), остальные же своей схожей внешностью сбивали меня с толку. Особенно похожими друг на друга казались девушки, почти все в очках, низкого роста, весёлые. С поиском подарка трудностей не было — я навезла из России сувениров и один из них приготовила для именинницы. Но вот вычислить эту именинницу в толпе, как мне казалось, точно таких же, как она, мне удалось не сразу. Девочка родилась 8 марта — корейцы этот праздник не отмечают, но у китайцев, как и у нас, это Женский день, поэтому почти все кафе были забиты, мы ходили от одной забегаловки к другой, но нигде не было достаточно свободных мест для нашей немаленькой компании. По дороге я предложила подарок какой-то из девушек, почему-то решив, что именно она именинница. Я ошиблась, но она деликатно сделала вид, что этого не поняла (сказала что-то вроде: “Да отдай ей потом сама”). Так и не найдя свободного кафе, мы пришли в ресторан общежития района С, где проживают сама именинница, Суйон и многие другие корейцы из этой компании. Войдя в холл этого здания, я была потрясена. Это настоящий отель! Вдоль широких окон расставлены изящные стулья и столики, потолки увешаны хрустальными люстрами, всё сияет чистотой и роскошью. Зайдя в туалет, я не поверила своим глазам — мало того, что всё было отделано мрамором, в уголке дымились благовония и даже жидкое мыло с ракушками было ароматным — но, ко всему прочему, у стенки туалета стоял большой аквариум с золотыми рыбами. Всё это меня поразило потому, что я уж никак не представляла, что в студенческой общаге могут быть такие условия. Правда, даже в этом шикарном туалете не было туалетной бумаги. Это особенность Китая.
Потом мы ужинали в не менее роскошной столовой (столовая? — нет, это можно назвать только рестораном), не помню уже, что мы ели, но всё это показалось мне потрясающе вкусным. За праздничным ужином именинницу стали поздравлять, ей надарили гору подарков, преподнесли торт, а также надели на неё какой-то праздничный колпак, так что теперь она явно выделялась из толпы, и я, не боясь вновь что-нибудь перепутать, вручила ей подарок.
Именно в тот вечер я решила переехать в район С. На выходных, придя в гости к Суйон, я увидела роскошную комнату с ванной, красивой мебелью и прочими излишествами (комната? — нет, это правильнее назвать номером отеля), я окончательно утвердилась в своём решении.
Одна из знакомых мне кореянок жила одна и пригласила меня составить ей компанию, так что я собрала вещи и вселилась к ней. Сортируя вещи по шкафам и полкам, я обнаружила среди её вещей подаренные мной серёжки в берестяной коробочке. Оказывается, моей соседкой была та самая именинница! Я не смогла запомнить её корейского имени, так что она предложила называть себя Джулией.
С тех пор я и начала вести мой теперешний харбинский образ жизни — русская среди корейцев; примерно об этом я мечтала, ещё будучи в России, только на месте корейцев, почему-то, представляла, скорее, японцев или европейцев.
07.04.07
Вот и прошло два месяца с момента моего приезда в Китай. Странно — мне не пришлось пережить ни культурного шока, ни периода адаптации к чужому климату и чужим жизненным условиям. Я ни минуты не скучала по России по-настоящему (только однажды, когда мне пришлось провести бессонную ночь, готовясь к экзамену, мне до головокружения хотелось русской колбасы — китайская колбаса всегда вонючая и невкусная, — и русского сыра — в китайских магазинах я его вообще не встречала). В то же время не могу сказать, что Харбин меня по-настоящему захватил. Я здесь не испытываю чувства восторга, как в Шанхае. Мне здесь просто нравится. Мне здесь удивительно комфортно. Я как-то уж слишком быстро, слишком легко привыкла к здешней жизни, вошла в её ритм. У меня такое чувство, будто я живу здесь не два месяца, а гораздо более долгий срок. Не могу себе представить, что ещё через два месяца этому придёт конец. Я слишком привыкла видеть кругом лица восточной национальности, боюсь, что белые лица русских будут обжигать мне глаза. Иероглифы на зданиях стали настолько родными, что русские улицы покажутся мне скучными и голыми. Я так полюбила китайские ночи, полные огней, что слепые русские ночи будут нагонять на меня тоску. Да и к китайской речи вокруг я привыкла, хотя большую часть пока не понимаю.
По приезде в Китай я охарактеризовала свой уровень китайского как “неплохо”. Тогда я сильно обольщалась на свой счёт. Меня очень впечатлил тот факт, что я могу использовать китайский как “лингва франка”. Замечательно, что я была уверена в себе, по крайней мере, не боялась болтать по-китайски и не пережила языкового шока. Но теперь-то я понимаю, что тогдашний мой китайский был просто ужасен. Грамматика на чрезвычайно низком уровне, произношение чудовищное. Сейчас, по прошествии двух месяцев, я говорю по-китайски “неплохо”, и мне придётся сильно потрудиться, чтобы начать говорить на нём “хорошо”.
Эти каникулы я провела со своими красноярскими одногруппницами — русскими (корейцы все разъехались, кто куда — ведь Китай для них — необычайно дешёвая страна, и большинство из них может позволить себе отправиться путешествовать, куда захочет). Сегодня провожала этих русских на вокзал. Гоню от себя мысль, что через два месяца мне тоже придётся сесть в поезд и уехать из Китая, придёт конец этой мирной, спокойной, свободной жизни. Придётся возвращаться к жизни русской, к красноярской рутине, к жизни в постоянном напряжении, депрессии, к чувству неудовлетворённости, когда стараешься изо всех сил, а получается мало, когда постоянно хочется лечь спать, потому что нет ничего интересного, чтобы себя занять. Странно, что эта жизнь так меня пугает, ведь и здесь рутина, я и здесь трачу далеко не всё время на веселье и развлечения. Наверно, чтобы не закиснуть и не пасть духом, нужна постоянная смена среды (культурной, языковой и т.д.). Здесь также психологически очень спокойно и комфортно, от всего веет дружелюбием и доброжелательностью, тогда как в России постоянно чувствуешь напряжение, раздражение и враждебность. Здесь никто не оказывает на меня давление. Я предоставлена сама себе. Единственная цель — учить язык, единственный способ — общение. Это тот уникальный случай, когда приятное полностью совпадает с полезным. Не приходится работать на аттестат. Не приходится тратить силы на вещи бесполезные. Впервые в жизни я на чём-то концентрируюсь.
07.05.07
Восточное солнце беспощадно — часов в пять-шесть утра оно палит так, как подобает палить в полдень. Но для любителей утреннего сна, вроде меня и Джулии, это не помеха. В шесть утра, когда природа пробуждается ото сна и зовёт все свои творенья пробудиться вместе с ней, мы слишком измождены, чтобы внимать её зову. Уроки в китайских университетах начинаются в 8:00. Переселившись в роскошное общежитие района С, я обрекла себя на ежеутренние двадцатиминутные прогулки. Казалось бы, мелочь, но утром, когда ты полуживая-полумёртвая от недосыпания, — начинаешь проклинать эти два километра и эти 20 минут и ненавидеть Китай с его садистским распорядком дня.
Живя в России, я, как и многие студенты, могу спать по 5–6 часов в сутки и при этом выносить ежедневные нагрузки. Но в Китае подобный режим истощает быстро. Даже семи часов сна здесь недостаточно. Возможно, сказывается экология, но, скорее всего, всё дело в ежедневном напряжении — я этого не замечаю, но, когда постоянно слушаешь иностранную речь и постоянно думаешь и говоришь на иностранном языке, приходится тратить немало энергии.
Вчера мы с Джулией слишком увлеклись беседой, чаепитием и обучением друг друга нашим родным языкам, так что легли уже под утро.
После трёх часов сна пробуждение было пыткой. Тяжелее всего приходится мне — встаю я ежедневно минут на 20–30 раньше, чем Джулия. Такой обычай у нас установился сам собой, без всякой договорённости, т.к. я всегда чересчур копаюсь и нуждаюсь в длительном времени на сборы, а Джулия чересчур ленива, чтобы проснуться хоть на минуту раньше максимально позднего времени.
Что касается сегодняшнего утра, то проспали мы обе. Я, наскоро умывшись, растолкала Джулию — она, было, сонным голосом заявила, что на первые два урока не пойдёт, но я, в конце концов, заставила её встать — признаюсь, не без некоторого чувства злорадства — уж так мне было тяжко утром, что хотелось помучить и мою бедную соседку.
Когда мы всё-таки вышли из дома (да, наше любимое общежитие уже стало для нас домом), до начала уроков оставалось минут пять. Пришлось воспользоваться чудесным видом транспорта, который в любой стране, кроме Китая, и представить себе трудно. Китайцы называют это изобретение “трёхколесной повозкой”, есть также разговорный вариант — “бон бон” (это имитация звука, издаваемого повозками). Некоторые русские студенты прозвали их “тарантайками”, ну, а правильное русское название, наверно, всё-таки “рикша”. Только настоящую рикшу должен тащить на себе человек. В Пекине я видела рикши, представляющие из себя деревянные коробки, прицепленные к велосипеду (они, наверняка, есть и в Харбине, просто ещё не сезон). В Харбине эти коробки, чаще всего, железные и прикреплены к мотоциклу, так что это нечто вроде мотоциклетного такси. Свободного пространства внутри рикши фактически нет, вместиться в неё могут человека три (четверых вместить можно, но проблематично). Вместо сидений — две узкие дощечки. С виду рикши имеют весёлую раскраску — красно-синие. Но, будучи пассажиром данного вида транспорта, нужно держаться крепче — на ходу рикша подёргивается и дребезжит, а на поворотах, бывает, дёрнется так резко, что, не соблюдая осторожность, можно сильно расшибиться об её железные стены и потолок. Цены в районе Хэй Та стандартные, но, когда едешь в другие места, как и с обыкновенными таксистами, конечно, можно сторговаться.
* * *
С момента моего приезда в Харбин прошло три месяца.
Сегодняшний день немногим отличается от любого другого за это время. Утренний подъём с постели после непродолжительного сна был для меня, как всегда, актом страдальческим, а Джулия, как это бывает всё чаще, вовсе не смогла встать и не пошла на уроки. Я, по своему обыкновению, вышла минут за пять до начала уроков, опаздывая, неслась по Сы Тао Дзе (на этой улице мы проводим большую часть нашей харбинской жизни — проходит она вдоль наших университетских территорий, на которой расположено множество магазинов, кафе и баров), чуть было не сбила с ног Суйон, которая тоже опаздывала. Утро было солнечное.
Уроки прошли, как всегда, без особенных происшествий. На уроке разговорного китайского сидела вместе с Мадзидом (моим одногруппником из Йемена), второй раз в жизни (после воскресенья в арабском ресторане) мы хорошо поболтали. Есть что-то приятное и притягательное в общении с людьми, с которыми у меня нет ничего общего. Культурная пропасть даёт интересные возможности: можно хорошо проводить время с людьми в увлекательной и познавательной беседе, не сближаясь с ними по-настоящему, а после расстаться и вспоминать о них без сожаления. Подобное чувство я испытывала по отношению к Харбину в первое время после приезда — пожить здесь несколько месяцев, не имея в этом городе ничего родного, ценного, ни к чему не привязываясь, а позже уехать и не скучать ни по чему.
Мои одногруппники относятся ко мне исключительно дружелюбно, для них я, как самая младшая и наиболее выделяющаяся из толпы, — нечто наподобие младшей сестры (неудивительно: большинство группы — корейцы, они ведь и зовут друг друга братьями и сёстрами). Но настоящей сестрой для меня сделалась только Суйон. Пообедали мы с ней, несколькими корейскими знакомыми и одним русским. Заказали доуфу (соевый творог), цыплёнка в тесте, гун бао дзи дин (остро-сладкое блюдо из мелко порезанного куриного мяса с добавлением орехов, красного перца, моркови и других овощей), какие-то отварные овощи. В России мне будет не хватать наших совместных обедов — не людей, с которыми приходилось делить трапезу, а самого способа есть, так мило и трогательно, по-братски. В первый раз, когда, на второй день моего пребывания в Хэй Та, корейцы пригласили меня вместе обедать, мне показалось странным, что вся еда — общая: каждый покупает какое-то блюдо, всё это ставится на стол, и мы начинаем вместе есть. Это то, что привлекает меня в восточных культурах, — в отличие от культур западных, индивидуализм не является здесь ценностью. Это чувствуется в их поведении и во всём, связанном с этими людьми (есть много деталей культуры, говорящих о том же. Например, способ определять возраст человека — для людей Запада важен день рождения, что как бы подчёркивает исключительность индивида; для людей Востока значение имеет лишь год рождения, что делает людей целого поколения одинаковыми).
После обеда я занималась со своей фудао (репетитором). Это самая красивая из всех знакомых мне китаянок, изящная, умная, весёлая, способная, артистичная. Её профессия — преподаватель китайского как иностранного, в этом году она как раз выпускается из университета; однажды она провела у нашей группы пробное занятие и всех очаровала. Мы, наверно, давно могли бы здорово подружиться, но тот факт, что я плачу ей деньги за занятия, создаёт определённую дистанцию, пусть даже эти занятия больше напоминают дружескую беседу. Сегодня эта девушка, Сюэ Хао, предложила сделаться просто друзьями и не платить ей больше за уроки, и мы обменялись e-mail’ами на будущее.
После Сюэ Хао, вернувшись в общежитие, в холле я обнаружила Суйон. Я привела её к себе в комнату, и за чашкой отвратительного китайского кофе мы обсудили наш июньский маршрут — решили сначала покорить вершины Тай Шань, а затем отправиться осматривать Далянь. После поболтали по душам по-китайски, а затем я пошла в район А, где провела пару часов со своей хусюэ (так называют здесь студентов, занимающихся взаимным обучением языкам; у меня подобных партнёров довольно много). Я добросовестно учила эту девочку азам русского языка (она начинала с нулевого уровня), гораздо меньше времени мы уделили китайскому языку (что странно — обычно это я тяну одеяло на себя и не даю своим хусюэ сказать слово по-русски). Когда мы расстались, Суйон со своей китаянкой продолжала заниматься, поэтому я одна отправилась в закусочную “Али-баба” на Сы Тао Дзе. После того, как я прождала несколько минут в надежде получить свободный столик, официант, увидев, что я одна, усадил меня за столик к трём китаянкам. Одна из них робко проговорила что-то на довольно изуродованном русском. Кажется, она перевела мне что-то из меню, в чём я, честно говоря, не нуждалась: мы с Суйон — завсегдатаи “Али-бабы”. По своему обыкновению, я заказала мала тхан (очень острый вегетарианский суп, содержащий морскую капусту, несколько видов лапши, доуфу и какие-то неведомые русскому человеку китайские овощи, а так же китайскую острую приправу мала — отсюда и пошло название блюда; съедобна только гуща, бульон же не пьют), а также свиные шашлыки и кальмар. Подсев к китаянкам, я поначалу забеспокоилась, что мне не очень-то рады, но, как оказалось, зря — мы мгновенно разговорились на английском, русском и особенно китайском языке. Позже пришла сверхобщительная Суйон, и беседа стала вполне оживлённой. Та из китаянок, что изучает русский, по дороге домой сунула мне в руку бумажку с номером её телефона. Она очень смущалась говорить на русском языке, который она учит уже четыре года, но который я не понимаю из-за дикого акцента.
Вчера, мучаясь бессонницей, вызванной полуденным сном, я размышляла о том, каковы же китайцы как нация. Как это часто бывает, когда задаёшь вопрос и действительно хочешь получить на него ответ, ответ пришёл незамедлительно. Китайцы добры, доброжелательны и дружелюбны. И, хоть я порой побаиваюсь завести настоящий разговор с кем-либо из них, не желая стать обузой, вызвать недовольство и раздражение, и разум, и интуиция подсказывают, что этого не стоит опасаться. Только не в Китае. Китай мне открыт, Китай ко мне добр. И если я здесь чувствую себя чем-то неудовлетворённой, проблема во мне.
Сейчас 3:40 утра, я стою у открытого окна и смотрю на чудесный рассвет. Серо-голубые хлопья облаков, которыми затянута большая часть неба, разрываются где-то ближе к горизонту, и из-под этих хлопьев проглядывает чистое пастельно-розовое небо, кое-где желтоватое, нежное, точно такое же, как в России, только тяжёлый харбинский воздух и светящиеся иероглифы на здании напротив напоминают о том, что это не Россия. Небо становится всё светлее и светлее, облака из серых превращаются в перламутровые, на розовой части неба проглядывают алые полосы зари. Из-под облаков виднеется верхняя часть Башни Дракона, только купол с обелиском, основание башни скрыто облаками. За зданиями общежитий и других университетских построек там, вдали, скрытый туманами, виднеется искусственно посаженный лес-парк — довольно жалкое зрелище для русского человека, но сейчас, за пеленой туманов, он не лишён романтики и некоторой прелести. Посреди леса-парка вырисовывается небольшой дворец-башня — розовый при дневном свете, но сейчас, за туманами, представляющий собой лишь мутный силуэт. Я наблюдаю, как оранжево — алое солнце вылезает из-под крыш университетского здания. Забавное зрелище, солнце оказалось заслонено прицепленными к крыше здания иероглифами, и поэтому я сейчас наблюдаю солнце с полоской иероглифов посередине. Вот уж настоящая китайская диковинка.
Рассвело. Утро — всегда в чём-то оптимистичное время суток, и если по ночам меня всегда терзают сомнения по поводу всего на свете, в том числе и всей этой затеи с Китаем, то утром во мне всё успокаивается.
Башня Дракона полностью видна, комната озарена оранжевым светом. Джулия спит. Я привязалась к этой кореянке, хотя в мои планы не в ходило привязываться к чему-либо в Китае. Привыкла я и к Харбину, к запаху шашлыков, угля и выбросов местных заводов; привыкла просыпаться и говорить по-английски, привыкла видеть повсюду иероглифы. В следующий раз, когда мне придётся побывать в Китае, всё должно оказаться радостнее, веселее и чудеснее, чем в этот мой приезд. И всё же Харбин — целый завершённый период жизни, фаза развития, которую я прошла, глоток восточного воздуха, проблеск ночных огней, горстка людей, с которыми было хорошо и спокойно. Грустно, что эта жизнь подходит к концу и никогда не повторится здесь и так, как она выглядит сейчас. Радостно, что я жила этой жизнью, но теперь готова к жизни новой, а оттого не унываю. Возможно, Харбин сделал меня спокойнее, терпимее, в чём-то разумнее. Но главное, что мне дал этот город — немного больше любви к жизни, веры в жизнь и желания жить.
01.06.07
О русских
Принято считать, что, находясь за границей более или менее продолжительный период времени, помимо языкового образования, необходимо получить образование культурное. И, в первую очередь, под этим подразумеваются не походы по театрам и музеям, а знания, приобретённые в процессе бытового общения с иностранцами. Важно знать психологию нации, особенности мировоззрения, преобладающие черты характера; важно знать и то, как условия жизни народа оказывают влияние на вышеперечисленные пункты. Я подумала над этим и вывела план, по которому, хотя бы поверхностно, можно описать особенности той или иной нации.
1. Темперамент, характер, духовные ценности;
2. Взаимоотношения с людьми;
3. Отношение к труду;
4. Материальные ценности;
5. Отношение к мужчинам и женщинам;
6. Отношение к другим странам.
Когда я начинаю допрашивать китайцев, каковы же они как нация, они нередко затрудняются ответить, и, как бы в защиту себя, начинают атаковать меня теми же вопросами по поводу русских. И я подумала: прежде, чем претендовать на знание чужой страны и её народа, надо иметь представление о собственном народе.
На вопрос “Что трудно?” древнегреческий мудрец Фалес ответил: “Знать себя”. Всегда проще в нескольких фразах охарактеризовать другого человека, чем верно описать себя. И проще сложить поверхностное представление о чужом народе, чем сформулировать в нескольких словах собственное понимание своего народа. Мы так же можем представить себе лица других людей, но с трудом представим себе своё собственное лицо. О людях и вещах проще судить со стороны. Всё, что принадлежит нам, мы принимаем как само собой разумеющееся. Всё, что находится за пределами нашей территории, мы оцениваем и судим.
Последние три месяца я провела вдали от своей страны и фактически в изоляции от соотечественников. Сейчас во мне меньше русского, чем когда-либо, и, если я только могу взглянуть на свой народ со стороны, сейчас для этого самый подходящий момент.
Несмотря на то, что на лицах русских прохожих, пассажиров русских автобусов, покупателей в русских магазинах мрачное выражение можно наблюдать чаще, чем улыбку, и, несмотря на то, что раздражённые и рассерженные люди встречаются слишком часто, рискну назвать русских людей оптимистами. Всё-таки русским свойственно не унывать, не падать духом, надеяться на лучшее (на протяжении исторического развития России русские никогда не были избалованы благоприятными условиями жизни, и, не будь в них бодрости и умения надеяться на лучшую жизнь, они не смогли бы выжить). Видимо, суровые климатические условия, необходимость осваивать новые земли, неодинаковые по природным данным, дали русским хорошую закалку, сделали их неприхотливыми, способными приспосабливаться к чужой среде. Здесь, в Харбине, я обнаружила, что к местным жизненным условиям легче многих других иностранцев смогли приспособиться русские. По крайней мере, моим знакомым корейцам и арабам здесь не очень комфортно. И те, и другие недолюбливают китайскую кухню, корейцы, по возможности, ходят в корейские кафе, заказывают свою национальную кухню. Мои одногруппники-арабы настолько не любят китайскую кухню, что фактически не ходят в китайские забегаловки, а учатся готовить сами. Что же касается русских, то многие также ходят по русским ресторанам или готовят время от времени, но при этом с удовольствием едят китайские, а также корейские блюда. Некоторые русские не могут есть острое, другие, как и корейцы, не выносят сьян цхай, но ещё ни от одного русского я не слышала, чтобы он вовсе не любил китайскую кухню.
Корейцы за границей, а особенно в Китае, — люди очень состоятельные, а оттого многие из них уже многое повидали, поэтому Харбин, город довольно средний, впечатлил далеко не всех (от Джулии, проучившейся до Харбина два месяца в Шанхае, мне каждый день приходилось выслушивать, как в Харбине скучно). Русские же и учебными условиями, и развлечениями, предоставляемыми Харбином, в основном, довольны.
В русских душа преобладает над разумом. Оттого они склонны впадать в крайности, оттого их поступки зачастую невыгодны и непрактичны. Отсутствие чувства меры, невоздержанность и в труде, и в развлечениях, и в отношениях с людьми — огромный недостаток русских, который они возвысили до достоинства, назвав “русской удалью”, принципом “гулять так гулять” (ещё одна черта русских — удивительная терпимость к собственным недостаткам и даже умение гордиться ими).
Иностранцев часто шокирует в русских грубость, пренебрежение к этикету (мы ведём себя таким образом не нарочно, просто мы — слишком импульсивный эмоциональный народ, не привыкший наперёд продумывать каждое слово и каждый жест). Многие корейцы говорят мне, что, когда русские общаются между собой (это относилось и ко мне), у иностранцев складывается впечатление, что они ругаются и скоро подерутся, а, между тем, речь идёт всего лишь о невинной дружеской беседе (я, конечно, не стала говорить корейцам, что их речь меня также раздражает, поскольку мне слышится фальшь и наигранность — видимо, это всего лишь особенность корейской интонации, но ухо режет).
Русские отличаются откровенностью, простотой, лёгкостью, с которой они идут на общение, самоуверенностью (всё это — положительные качества, хотя мне самой они, к сожалению, не очень свойственны, а потому, познакомившись с несколькими русскими в первые дни приезда, я почувствовала дискомфорт и бежала к корейцам).
Русские по своей природе — добрые, щедрые, готовые прийти на помощь, классическому русскому человеку не свойственны эгоизм, мелочность, равнодушие, хладнокровие. Ну, и конечно, нельзя не упомянуть знаменитое русское гостеприимство — с гостями русские щедры и радушны, накормят и напоят, как следует, да ещё и развлекут беседой.
Несмотря на то, что для русских не характерна мелочность, их, почему-то, часто захватывает возможность бесплатной прибыли. Простейший способ заманить русского человека в магазин, на выставку, на какое-нибудь скучное собрание — это сказать, что ему там что-либо бесплатно дадут. Китайцы пронюхали эту русскую слабость. Нередко можно встретить на входе в различные забегаловки надписи вроде: “По пятницам пиво русским бесплатно после 9 вечера”. В Харбине есть ночной клуб “Русский размер”, в котором русские получают алкоголь бесплатно. В результате, половина русских студентов Харбина собирается в этом клубе, а китайцы, в свою очередь, приходят туда посмотреть на пьяных русских.
В моём общежитии, напоминающем больше трёхзвёздочный отель, чем студенческую общагу, для того, чтобы постирать бельё в машинке, нужно пользоваться карточкой. Постирав бельё десять раз, эту карточку нужно снова оплачивать, каждый раз при стирке с неё снимаются деньги. Хитроумные русские выдумали махинацию с двумя карточками, в результате которых деньги с этих карточек не снимаются. Можно постирать хоть тонну белья и не заплатить за это ни юаня. Уверена, никто, кроме русского человека, до такого не додумался бы. Несколько корейцев, посвящённые в эту тайну свободного машинопользования, просто диву давались: “И как этим русским в голову пришло?” И дело не в том, что корейцы менее сообразительны, чем мы, а в том, что логика двух народов различна. Они думают: “Раз это недорого, почему бы и не заплатить?”, а мы думаем: “Зачем платить, если то же самое можно получить бесплатно?”
Русские, в общем, довольно ленивы. По крайней мере, если нет острой необходимости выполнить какую-либо работу, заставить себя выполнить её для русского человека чрезвычайно сложно. Парадоксально, но именно русские по-настоящему умеют трудиться, делать своё дело качественно и добросовестно. Проблема в том, что мобилизовать себя к труду сложно — мешают неорганизованность и инертность. Русские обладают огромной способностью собирать силы, концентрироваться на каком-то деле и за короткий срок делать невозможное. Тут можно упомянуть классического русского студента, готовящегося к сессии: бессонная ночь (если студент прилежный — две бессонные ночи) — и полугодовой курс по требуемому предмету освоен, а, если повезёт, — отличная оценка обеспечена. Но заставить себя готовиться за неделю — за две фактически невозможно — просто физически не получается сконцентрироваться на предмете. Наверное, лень и пассивность — самые отвратительные качества русских, невыгодные им самим и немало портящие им жизнь. Почему мы не можем ни учиться, ни трудиться постепенно, размеренно, не напрягая сил и не спеша? Почему мы готовы, как Илья Муромец, лежать на печи тридцать лет и три года, и лишь потом одуматься, слезть с печи, взяться за меч и задать недругам жару? Как жаль, что мы — безвольный народ, неспособный контролировать свои желания и прихоти.
Вышеупомянутое стремление по возможности не платить деньги близко по своей природе стремлению по возможности не работать. Сомневаюсь, что в каком-либо другом языке найдётся эквивалент русского слова “халява”.
Если лень — самое губительное качество русских, то пьянство — их самая губительная привычка. Видно, эта привычка пошла с древних времён, когда, истощённые тяжким трудом, люди пили, чтобы забыться, расслабиться и проспаться. Современные русские забываются и расслабляются слишком часто, и повод им совсем не обязателен. Пьянство стало частью русской культуры. К этой культуре люди приобщаются со слишком раннего возраста. В итоге ни одного большого праздника или мелкой дружеской вечеринки представить невозможно без большого количества алкоголя. Многие думают, что эта привычка характеризует нас как способных по-настоящему веселиться. Не могу с этим утверждением согласиться. Это характеризует русских не как умеющих веселиться, а лишь умеющих напиваться и вести себя отвратительным и жалким образом. Алкоголизм — трагедия нашей нации, разрушившая жизни тысяч людей.
Затрудняюсь выделить какие-нибудь типично русские особенности отношения к капиталу. В общем, нам не свойственно делать его идолом, накопительство не в крови русских. Мы, в основном, просто зарабатываем себе на жизнь.
Внешность играет большую роль для русских. И женщины, и мужчины привыкли заботиться о себе. Русская женщина без макияжа или небрежно одетая — зрелище, по сравнению с представительницами других стран, довольно редкое (ну, по крайней мере, молодая женщина). Красота для русских — огромная ценность (видно, это в крови — никто не осмелится отрицать, что русские — красивая нация). Но и некрасивые русские пытаются выглядеть максимально привлекательно. Даже ничуть не симпатичные девушки пытаются исправить природные несовершенства с помощью макияжа или одежды. Здесь, в Китае, я наблюдала совсем другую закономерность. Только девушки, обладающие привлекательной внешностью, делают макияж, как правило, естественный. Некрасивые не затрудняют себя лишними хлопотами — не дано, так не дано. Некрасивые, как правило, носят очки, а не контактные линзы — в России же молодёжь фактически не использует очки — по крайней мере, для постоянного ношения. В Китае многие русские выглядят, скорее, как китайцы или корейцы, т.к. принадлежат к национальным меньшинствам. И я отличаю русских женщин от иностранок в первую очередь по яркому макияжу, слишком коротким юбкам и слишком глубоким декольте.
Менее серьёзное отношение к внешности проявляется и в шутках. Если для русских внешность — нечто святое, над чем нельзя шутить и насмехаться, то от корейца или китайца вполне можно услышать: “У тебя такие большие уши” или “Ты уже месяц не мыла голову?” Что уж тут говорить, мне больше по душе русская привычка притворяться, что внешность — своя и других людей — совершенна.
А однажды я была шокирована, когда студент сказал женщине-преподавателю (довольно молодая и симпатичная!) в присутствии других студентов, половина которых — девушки, что-то наподобие: “Извините, Учитель, я вчера не пришёл на ваш урок, потому что у меня весь день был понос”. Это было сказано всерьёз, без намёка на юмор. Позднее я перестала удивляться, поняв, что людям Востока присуще братское отношение к представителям противоположного пола. Это мы, в России, прежде всего, видим в людях мужчин и женщин, они же, кажется, видят товарищей, сверстников, сестёр и братьев (и часто прямо так и величают друг друга: “старший брат”, “старшая сестра”, “братишка”, “сестрёнка”).
Что касается русской кухни, то гурманами нас вряд ли назовёшь. При всей моей любви к русской еде, предпочту охарактеризовать её скорее, как питательную, нежели как изысканную.
Несмотря на все добрые качества русских, характер их очень тяжёл. Самая тяжёлая черта русского характера — категоричность, отсутствие терпимости к людям. Это проявляется как в мелочах, так и в масштабных вопросах. Мелочи — это раздражение, споры, ссоры, драки без уважительного повода. На более серьёзном уровне нетерпимость проявляется в огромном количестве разводов, а также в подчёркнуто агрессивном настрое после развода. Если в Америке, где число разведённых также очень высоко, бывшие супруги могут поддерживать дружеские отношения, то у русских всё заканчивается, как правило, взаимной ненавистью и презрением.
Итак, брак мы едва ли воспринимаем всерьёз. Но кровные связи для русских чрезвычайно важны (хотя до китайцев нам в этом далеко). Русские не умеют воспитывать своих детей, дети до слишком позднего возраста остаются несамостоятельными и зависимыми.
Множество русских детей воспитано матерями без активного участия отцов (во многих случаях, опять же из-за разводов). Мужчина, воспитанный женщиной, часто представляет собой жалкое безвольное избалованное существо. Уж конечно, такой мужчина (не по своей вине) едва ли сам станет нормальным отцом. Таким образом, проклятие безотцовщины в России передаётся из поколения в поколение. Возможно, поэтому влияние мужчин в России постепенно ослабевает, что сказывается как на отношениях в семье, так и на настроениях в обществе.
Предрассудки относительно сильного и слабого полов и относительно того, чего женщинам делать не полагается, всё ещё сильны, хотя со временем теряют свою силу. Они не столь заметны здесь, как на Востоке, но сильнее, чем на Западе.
Что же касается отношения к иностранцам и иностранным культурам, то его нельзя определить однозначно — снова имеем дело с русским максимализмом. Острый национализм, временами довольно агрессивный, граничит с преклонением перед более развитыми чужими культурами и слепым заимствованием. Трудно сказать, является ли средний русский патриотом. Наверное, да, и винить нас в этом нельзя. Слепо любить Россию, наверно, может только тот, кому не довелось побывать за её пределами и пожить красивой, спокойной, цивилизованной жизнью. Русские по отношению к иностранцам довольно дружелюбны. За границей русские чувствуют себя превосходно — ещё бы, тот, кто родился и вырос в России, тот прошёл боевое крещение.
* * *
Вот уже сутки я еду по России, такой неожиданно чужой и убогой. Когда самолёт шёл на посадку, я надеялась с глотком русского воздуха испытать чувство, сродное ностальгии (хотя за последние четыре месяца оно меня посещало разве что в виде тоски по московской колбасе). Но всё, что я испытала — это удивление, смешанное с чувством разочарования, грусти и лёгкого негодования. После шумного Китая, где не сыщешь ни одного безлюдного места и где по вечерам всюду горят огни, Россия показалась странно пустой и унылой. Правда, приятно оказалось увидеть русские лица, красоту которых я, наконец, оценила. Но на лицах этих красивых людей преобладают мрачные, задумчивые, усталые выражения. Когда же они смеются или весело беседуют с друзьями, в их голосе слышится самоуверенность, назидательность, агрессивная ирония. Многие люди выглядят раздражёнными, уставшими, напряжёнными.
На китайских вокзалах, как правило, нет свободных мест. В залах ожидания много стоящих людей, некоторые сидят на полу, подстелив газету, а порой истощённые китайцы спят, растянувшись на грязном полу, ничего под себя не подстелив. Жалкое зрелище? Гораздо более жалким показалось мне увиденное в России. В пустом зале ожидания не оказалось никого, кроме нас. Только сердитые милиционеры вывели из зала какого-то заблудившегося алкоголика. Помещение освещено тусклым мерцающим светом. Красивый мойщик с мрачно-сосредоточенным выражением лица возит по полу жужжащую поломоечную машину. После густонаселённого, приветливого, шумного, переливающегося разноцветными огнями Китая, это зрелище показалось мне почти гротескным.
Сев в поезд в Иркутске, в первые же пять минут я познакомилась с русской женщиной, которая угостила меня красноярской ветчиной (в первый раз после возвращения на родину я испытала блаженство) и поведала мне свою судьбу — как отец-алкоголик умер, когда она была ещё маленькой девочкой, как тяжело ей жилось с матерью и сестрой. Ничего особенного, обыкновенная русская история.
Я еду в купе вместе с двумя знакомыми китайцами и в знак протеста перед возвращением на родину продолжаю говорить в основном по-китайски. За окном мелькают родные леса и поля, и, привыкшая к многолюдным улицам Китая, я спрашиваю себя в недоумении: “Куда девались люди?” Временами мы проезжаем мелкие посёлки, деревни и городки. Тогда нам приходится наблюдать заржавелые гаражи, покосившиеся избы из полусгнившего дерева, трубы, железные баки. Нет ничего скучнее русской провинции. Чтобы любить такую родину, нужно обладать сверхъестественным оптимизмом и бодростью. Как раз этого мне сейчас недостаёт. Отчаяние и скука.
г. Красноярск