Опубликовано в журнале День и ночь, номер 7, 2006
Однажды пришла к нам знакомая – она работала оператором на почте и мы с нею часто встречались, то на почте, то в магазине или просто на улице. Между нами зародилась взаимная симпатия. Она недолго у нас посидела и, помедлив, показала мне отрез чёрной чесучи, купила, говорит, ткань, чёрную, очень хорошего качества, хотела себе сшить платье, но пока собиралась – думала, а тут непредвиденный расход, деньги понадобились.
– Я о вас подумала и вот принесла…
– Может, купите? Красивое платье может получиться.
Я подержала в руках, поразглаживала материал, на себя прикинула и сказала, что с радостью куплю. Когда она назвала цену, я достала кошелёк с деньгами, отсчитала и поблагодарила её. Про себя всё-таки подумала, что с мужем-то не посоветовалась, но нам как раз выдали премию за квартальный отчёт и всё получилось как нельзя лучше!
В то время по телевизору часто показывали Лолиту Торес. Она выступала то с джазом, то под гавайскую гитару. Симпатичная, стройная, голосистая, на ней туфли – лодочки и чёрное платье – юбка “солнцем”…
Я несколько раз посмотрела материал, ширина ткани покройная и юбка “солнцем” свободно “проходила”. На другой день, по старой памяти, зашла в швейную мастерскую, увидела закройщицу Асю Козлову, сказала, что поговорить бы надо. Подошла к её столу, она отодвинула лежавшие на столе лекала, порассматривала материал, чуть подумала и сказала, что очень красивое платье может получиться. Фасон-то уже придумал? Я кивнула, а она с полочки взяла общую тетрадь и сказала:
– Ну, давай сниму мерку.
Спросила про фасон и принялась обмеривать меня, как говорится, вдоль и поперёк, и записывала в тетрадь, наговаривая себе: бёдра, объём груди, талия, длина, плечи, рукав три четверти… И сказала:
– Приходи завтра. Я во вторую смену буду работать. Как сможешь, так и приходи.
В этот раз я не очень решительно взялась за шитьё, однако сверяла размеры. А когда Виктор Петрович уехал на рыбалку, я, то надевая халат, то снимая, смётывала выкроенное платье и потому старалась всё делать тщательно, особенно угадать проймы рукавов, чтоб шов ко шву, чтобы нигде ни лишней складочки или натяжки. Всю намётку делала с изнанки – стёжки белые хорошо обозначали намётку, чтоб потом, когда всё прошью на машинке – не пришлось бы пороть – переделывать. Когда платье было полностью смётано, осторожно надела и удивилась радостно – всё получилось наилучшим образом, а мама бы оглядела и сказала: “Как влито!”
Накормив ребятишек, отпустила играть на улице, а сама прибрала на столе, поставила машинку – и застрекотала машинка весело, швы ложились хорошо. Однако, намётку убирать не торопилась – мало ли. И ворот “карэ” получился что надо, сверх всяких моих ожиданий: и вытачки на месте ровненькие, и рукава вшиты ровно.
Оставалась ручная работа: подшить ворот, рукава, и подол – любо-дорого посмотреть. Шитьё я на время отложила, машинку убрала на место и принялась за домашние дела: протёрла окна – они выходили на дорогу и оттого пылились постоянно. Принесла ведёрко с готовой уже извёсткой и, тоже привычно, побелила печку, и она сразу преобразилась, сделалась беленькая, как умытая.
Явились ребятишки, голодные, конечно. Подживила в подтопке огонёк, на сковороду мелконько накрошила солёного сала, растопила до шкварок и обжарила картошку. Ребята мигом управились с едой, повеселели, напились квасу и снова собрались было на улицу. Но я их попридержала, велела протереть обувь и составить у порога, сказала, чтоб собрали бы чулки, рубашки выбрали бы чистенькие и глаженые, чтобы не искать утром, когда в садик идти. Перед сном окатила всех по очереди.
Все притихли, уселись перед телевизором, смотрят передачу и то смеются громко, то переживают… Я тоже своё приготовила, в чём завтра пойду на работу.
Две ночи напролёт я “козлила” подол платья – “солнце” же! Я не торопила себя, хотя, видит Бог, как мне не терпелось увидеть своё желанное платье на себе, ощутить прохладу ласкового прикосновения к телу. При мысли об этом у меня начинало как бы сводить лопатки. От этого, едва ощутимого, томительно-нежного прикосновения его к телу…
Когда Виктор Петрович был дома, я, улучшив подходящий момент, надела это дивное платье, обула не самые лучшие туфли (какие уж были) и предстала перед мужем во всей красе. Он громко восхитился, поразглядывал мой наряд, велел повернуться то одним боком, то другим… Увидев на ногах совсем не подходящие к красивому платью, ношеные туфли на венском каблучке, вздохнули и негромко сказал, что к такому платью эти твои туфли, увы, не годятся… Вот лодочки бы… А платье получилось очень красивое! Ещё спросил, когда я успела его сшить-то? Ночами не спала? Я только собралась сказать, что шила между делами, но ребятишки тут же меня выдали: – “Она нам велела спать, а сама всё шила и шила”… А насчёт туфель я хотела подсказать, что можно заказать в сапожной мастерской, но он кивнул на мои туфли и отмахнулся.
– Ну ладно. Не последний день живём, и туфли-лодочки мы тебе купим.
Время идёт. Живём по-прежнему более чем скромно, но в долги не залезаем.
Крёстная моя прислала открытку, чтобы приезжали в гости, если есть с кем ребятишек оставить. Я поблагодарила тоже открыткой, что, к сожалению, приехать пока не можем: Иринка приболела, а Виктора Петровича отправляют в командировку…
Насчёт командировки я придумала. И ребятишки, слава Богу, здоровы. Просто пока с деньгами было затруднение, да и подарочки бы купить надо, если ехать…
Туфли-лодочки мы всё-таки купили и вскорости я обновила своё платье – мы с Виктором Петровичем сходили на концерт певицы Веры Красовицкой. Я до сих пор, бывая в театре, почти никогда не выхожу во время перерыва в фойе. Мне очень нравится наблюдать за людьми: кто как одет, у кого какое настроение. Одни улыбаются, громко говорят. Другие выходят покурить или в буфет…
В этот раз вышла вместе с мужем. Скоро ему встретился знакомый и они оживлённо о чём-то стали разговаривать. Я огляделась по сторонам, собралась отойти к окну – опять же на людей посмотреть. И только я выбрала место, чтоб не мешаться под ногами, как увидела генерала, кого-то очень мне напоминавшего. Пригляделась и радостно удивилась, узнав в генерале Алёшу Коврижных! Не очень громко окликнула его. Он услышал, раскинул от удивления руки и быстро направился ко мне.
– Миля?! Здравствуй, Миля! Ты ведь Миля?!
Я радостно закивала. Он пристально оглядел меня, даже коротко приобнял, затем чуть отстранился и всё наговаривал:
– Надо же! Я и не ожидал, что мы с тобой увидимся! А ты всё такая же маленькая! И такая Милая!..
Но в это время раздался уж третий звонок. Он с сожалением и с растерянностью посмотрел на меня, явившуюся из далёкого детства, когда жили на одной улице, вместе играли, на санках катались…
– Ты хоть как живёшь-то? Ну, ладно, – уже на ходу сказал генерал Алёша Коврижных. – После концерта встань где-нибудь на виду, тогда и поговорим, и повспоминаем… Значит, у выхода? Ты с мужем? Вот и познакомишь…
На том и расстались, надеясь продлить встречу по дороге из театра. Но я не обернулась, чтоб посмотреть, где он сидит, народу много. Не вдруг и различишь… Да из-за людей не много, чего и увидишь.
После концерта долго и благодарно аплодировали певице. И у раздевалки, и у выхода я всё посматривала, чтоб увидеть генерала из детства, Алёшу Коврижных. Но так мы и разминулись. Не уговорились, где встретиться. А он, наверное, даже и не разглядел, как я одета…
– Так вы даже и не спросили, где кто живёт? – удивился Виктор Петрович. – А я глянул в антракте, увидел тебя, а тут и генерал перед тобой!.. Я подумал, что ты кого-то из своей части встретила. Это надо же! Встретила не кого-нибудь, а генерала! А платье у тебя даже очень ничего! Молодец!
Я разволновалась, и не столько от встречи с генералом Алёшей Коврижных, а оттого, что вот и он увидел меня в таком платье. Да и не только он, а и многие из пришедших в театр, и это замечательно! Мы тоже не хуже людей! И хорошо, что моя знакомая именно мне продала этот материал.
Откуда тогда мне было знать, что у этого, любимого платья окажется такая короткая и горькая судьба…
Как-то муж мне сказал, что договорился насчёт машины дров – зима впереди, а у нас этих надолго ли хватит… “Я попросил выписать мне аванс, дали и я рассчитался за дрова. А на что жить будем? Хоть реви. Ты тоже подумай, может, что и придумаешь, как выйти из положения? А то ведь хоть костюм продавай…”
Я думала, думала и надумала. Утром повела детей в садик, а идти надо мимо скупочного магазина. Тихонько поднялась, открыла платяной шкаф, нашла глазами заветное платье, погладила, щекой как бы прощально прижилась, затем быстро сняла его с вешалки (с плечиков) и хотела с обидой хлопнуть дверцей, но остановила себя – разбужу ведь всех, но и передумать боялась, если сейчас оставлю его на месте. Снова легла, полежала недолго и снова поднялась. Муж заворчал, мол, чего тебе не спится-то? Вот и ворочается, вот и возится…
– Заболела или что? – спросил утром.
– Да нет… – и чтобы не расплакаться, принялась поторапливать детей, чтоб обувались, одевались, а то и завтрак в садике пропустите… – Оглядела их и, подталкивая лёгонько в спину, прихватила свёрток и пошла за ними.
В садике шумно, весело. Поздоровалась с воспитательницей, кивнула ребятишками, пообещала, что вечером постараюсь прийти за ними пораньше, и ушла.
Магазин ещё только открывали, продавщица встала за прилавок, ждёт… Я развернула свёрток и так вот, из рук в руки отдала свой счастье…
Выписали мне квитанцию, предупредили, чтоб наведывалась в течение десяти дней. Если платье не купят, то могут вернуть, взяв сколько-то рублей – за хранение… Продавщица переспросила назначенную мню цену и выписала квитанцию.
В моей голове весь день тукало беспрерывно: “Пятьдесят рублей, пятьдесят рублей, пятьдесят рублей…” – И тут же пронзила мысль: “Почему пятьдесят? Только материал стоит на десть рублей дороже… Потому пятьдесят?..”
Предупредила на работе, что мне очень нужно к четырём быть в поликлинике – и ушла. Сначала зашла в садик и велела ребятишкам позвать Любовь Харитоновну. Она скоро вышла в коридор, смотрит на меня вроде с жалостью. А я прямо сквозь слёзы спросила: не одолжит ли она мне пятьдесят рублей? Ненадолго. Очень нужно.
Я думала о том, что если платье висит, то я сама его и выкуплю. Воспитательница пожала плечами, улыбнулась и тут же принесла деньги. Иду к магазину и мучительно думаю: зачем же было платье продавать?! Проще было бы сразу занять у неё денег, а потом и отдать…
В скупочный магазин я не вошла, а влетела – и сходу к боковому прилавку, где платье моё вывесили. Перебираю взглядом пёстрое богатство – нет среди них моего. Показываю продавщице квитанцию, говорю, что передумала продавать. Пожалуйста, верните, – и протягиваю деньги. Она обернулась, прошлась взглядом по витрине, взяла квитанцию, раскрыла журнал, прошлась пальцем по странице сверху вниз – и как бы запнулась.
– Ваше платье уже продали… Иногда подолгу вещи висят, а тут вот купили быстро. – Взяла из кассы деньги и, отсчитав издержку, – за услуги, кивнула и ушла от прилавка.
Мне трудно передать своё горе. Я уже не торопила ребят. Они сами охотно оделись и побежали впереди меня. А мне уж торопиться было некуда…
После я ещё долгое время переживала случившееся, иногда корила себя, убеждала, что у людей и не такое случается…
Одним словом, попыталась себя утешить, что оно и к лучшему, что я не рассказала об этом мужу. Он бы тоже переживал, может, и ругал бы, а, может, жалел…
г. Красноярск