Опубликовано в журнале День и ночь, номер 11, 2005
НА ПЛАНТАЦИЯХ ЗИМЫ
* * *
Как овечья шерсть, вода Иртыша!
Выдохнул: “Омск ” – и будто отжался
От плоской поверхности,
Свойство которой к рождению трав
Неоспоримо.
Плыл самолёт… рябь облаков под крылом,
Солнце и звёзды казались другими.
Где же земля?
И я понял:
Это – река!
Омск – это камень, брошенный в воду,
Это река, расточившая камень.
Вон он торчит из воды, как скала, –
Сцилла с Харибдой в одном экземпляре.
Место изгнания есть, и не важно:
Выбрал ли ты его сам,
Или выбран пятнистою щукой.
Тонны песка из казахских степей,
Видевших чудо аннигиляции,
Губы верблюда, кумыс, алычу,
Гонит каракуль волны для приобских болот.
Все семена под подкладкой фуфайки
Ты сохрани – и они прорастут
Даже в месте изгнанья,
Даже у стен “Мёртвого” дома.
* * *
Русские мальчики,
тринадцатилетние,
вижу русые головы ваши
и океан разнотравья…
Что уготовано вам
в этом глобальном мире
седыми младенцами с захваченных континентов?
Быть пушечным мясом,
в дикой схватке сцепясь с инородцем,
чья кожа смуглей,
или спиться у брошенной фермы
под Новгородом, Ярославлем?
Вы же умели и сеять, и жать,
спать у собачьего брюха,
плавать в воде ледяной,
и от крови, бегущей из ссадин,
не падали в обморок.
Были же вы непослушными,
молчаливыми, гордыми,
себе на уме,
молодыми, задорными.
Эх, пацаны! Заводские, фабричные,
юнкера и опричники –
от Сибири до Бреста,
из святого места…
* * *
Оставлен уже Царицын,
Ростов и Темрюк…
Обозы идут на юг –
за Кубань; в копытах и спицах –
не холод оледененья,
но призрак уничтоженья.
Весна уродилась неласковой.
Берег морской
Войско Донское,
Добровольческую и Кавказскую
проводит сквозь строй акаций –
в эвакуацию.
В Батайске, в затёртой повозке
с траурной лентой –
генерал Тимановский
в гробу под брезентом,
Железный Степаныч, марковец –
как символ бесстрастный, безмолвный и дикий –
в марте
предстал пред Деникиным…
…На палубе курит Кутепов –
прощайте российские степи, –
в Новороссийске – как в морге –
тихо. “Царевич Георгий”
отходит, сутулый и серый,
из труб выпуская дым.
Палладиум веры –
есть ещё Крым!
* * *
На стекле – морозные вензеля,
тарахтение дизеля за окном.
По двору, еле лапами шевеля,
кто-то прошёл с хвостом…
Я же застыл, как январский бор,
я – летописец, старьёвщик дней;
скуп на движенья, на слов подбор.
Эх, – да простят Матвей,
Марк, Иоанн и ещё Лука
мой непотребный бред, –
если б родился Он здесь тогда,
был бы другим Завет…
* * *
Как будто на плантациях зимы,
Зардели мысли в плотных снах рассвета
О будущем… То – состоянье тьмы,
В котором моего дыханья нету.
Там холод, симметричность и покой,
И души, что, палимые, страдали,
Я думаю, омоются водой,
Избавясь от страданий и печали.
Полна её река, и за порогом вод,
За тьмой грядущего, таится откровенье
Иного бытия, что настаёт
Как прошлых идеалов воплощенье.
ЛЕБЕДИ
Не стрелок, не приверженец Вуду,
Я на улицу выбежал рано,
Позабыв про еду и простуду,
Видя туч окровавленных раны.
Никогда не достичь мне нирваны
И не спать между целок – как Будда.
На пруду белоснежные сваны
Предавались весёлому блуду.
Недосказанным веют страницы.
И зовут в путешествие дали.
На заре со двора улетали
Белокрылые, пылкие птицы.
Не хочу я без них веселиться.
Нет предела у этой печали…
У ТУЧКОВА МОСТА
Опускаются с неба кометы
В час вечерний на острые своды.
Треплет ветер пустые газеты.
Только белые женские годы
В час туманный выходят на ветер,
Чтоб коснуться дыханья морского.
Проезжая в открытой карете,
Заболеет от вида такого
Молодой капитан, и собаки –
Будут долго и мнительно лаять
На покрытые инеем маки,
Что упали на хрупкую наледь.
* * *
В прясле стоит
старая лошадь.
Утром – туман,
вечером – дождь.
Я в сапогах
мимо пройду:
в чёрных глазах
горечь найду.
Словно улики,
вёдра с водой.
Кто-то окликнет:
“Эй, молодой…”
Всхлипнет стега
связкам подстать,
в дымке стога,
матери мать
выйдет во двор;
долго молчит.
Мокрый простор;
дождь моросит –
будто крадётся
в душу мою.
Что там найдётся,
я не пойму?
Люди простые,
бедная речь…
Даже мосты и
те не поджечь.
Так и проходит
лето моё;
в хате у печки
сохнет бельё.
Сумрак, поклоны:
выдох и вдох.
С тёмной иконы
хмурится Бог.
Раненый вождь,
брошусь к реке:
каплями дождь
бьёт по щеке.
Там, у причала,
видел пловца…
Жизнь – до начала,
шаг – до конца.
г. Великие Луки