Опубликовано в журнале Континент, номер 132, 2007
Александр МИШУЛОВИЧ — родился в 1937 г. в Харькове. Окончил Харьковский политехнический институт и аспирантуру НИИ Цемента (Москва). Печатался под псевдонимом М. Александер в «Новом русском слове» и журнале «Вестник», а также под собственным именем — в специализированных технических изданиях. С 1978 г. живет в США.
Возможность подчинить народ тоталитарному режиму определяется способностью Вождя собрать вокруг себя людей, готовых добровольно подчиниться тоталитарной дисциплине, которую они намерены навязать всему народу.
Фридрих фон Хайек1
…Вечером 10 октября **** года двенадцать членов ЦК собрались в петербургской квартире большевички Галины Флаксерман. Вождь явился на заседание в костюме лютеранского пастора, гладко выбритым, в парике. Лишь за неделю до этого он вернулся из Финляндии, где прятался от угрозы ареста. Его «доклад о текущем моменте» был посвящен одному: призыву к немедленному восстанию.
Не правда ли, звучит, как начало политического «триллера»? Мы ведь с детства слышали о заговорах: кадетов и эсеров, Бухарина с Зиновьевым, доктора Вовси из Кремлевской больницы. Мы читали роман «Заговор равнодушных», смотрели фильм «Заговор обреченных» и засыпали над пудовым томом «Заговорщики» Н. Шпанова, бывшего начальника Ленинград-ского ГПУ.
Только на этот раз все взаправду. Мы уже не узнаем, что говорилось на том заседании. Не только в издании 1927 года, но и в папках секретного архива ЦК протокол был тщательно подчищен2. Можно только догадываться, что поначалу большинство, — не только Каменев и Зиновьев, — были против этой авантюры. Но Ленин не отступал ни на шаг. Что это было? Железная логика, фанатическая страсть, заразительный азарт игрока? Как бы то ни было, но к трем часам утра этот человек, книжник и схоласт, проведший пятнадцать из последних семнадцати лет за границей, сумел убедить ЦК, и десятью голосами против двух было решено: готовить вооруженное восстание.
Что было дальше — знают все. Созданный за день до этого Военно-революционный комитет Петроградского Совета, по сути независимый конспиративный орган во главе с Троцким, взялся за подготовку. Вооруженные отряды начали занимать ключевые позиции: телеграф, телефон, мосты. Министры Временного правительства заседали в Зимнем дворце. После холостого выстрела «Авроры» правительство капитулировало3.
По подсчетам Троцкого в «Уроках Октября», из двух миллионов населения столицы, 150 миллионов — всей страны, в петроградском восстании участвовало всего двадцать пять — тридцать тысяч человек4. Потери повстанцев составили шесть человек, из них двое убитых «дружеским» огнем. (Заметим, что в чисто символическом эпизоде Французской революции — взятии Бастилии — было убито 83 человека из числа атакующих)5.
Это был грандиозный триумф конспирации. Официальный миф о Великой Октябрьской социалистической революции возникнет еще не скоро. А вплоть до 30-х годов даже в официальной советской истории этот заговор назывался октябрьским переворотом.
* * *
Легкий успех петроградских заговорщиков вскружил головы тем, кому не терпелось повторить его в других странах. В феврале 1919 года верный ленинский оруженосец Зиновьев берется за дело. По радио (!) передается приглашение всем единомышленникам собраться в Москве на международный коммунистический съезд. Большая часть из 52 делегатов уже жили в Москве — «представители» Украины (Скрыпник), Финляндии (Куусинен), Белоруссии, Армении, Латвии, немцев Поволжья, неопределенных «народов Востока». Из сочувствующих военнопленных прямо на месте были сформированы австрийская и венгерская компартии. В результате образовался Коммунистический Интернационал, или Коминтерн (акронимы начинали входить в моду). «Победа коммунизма в Европе неизбежна, — вещал Зиновьев, назначенный его председателем. — Через год вся Европа будет коммунистической. Революция началась!»6
Не все идет, как задумано. В Берлине в январе 1919 года вооруженный и воинствующе левый «Союз Спартака» при прямом участии Зиновьева и Радека поднимает мятеж — против кого? Против германского Учредительного собрания и германских Советов Рабочих и Солдат. Роза Люксембург всеми силами пытается предотвратить бессмысленный и безнадежный мятеж. Руководство спартаковцев — Карл Либкнехт, Роза Люксембург, Вильгельм Пик — арестовано. Либкнехт и Люксембург расстреляны; Пик выходит на свободу7.
Кровавым провалом заканчивается попытка переворота в Венгрии. Красная- Армия наголову разбита под Варшавой, — напрасно Юлиан Мархлевский уже готовил в Москве «галицийский ударный корпус» и формировал будущее- правительство Советской Польши. Но революционный пыл не гаснет. Троцкий, проносясь в своем бронепоезде с одного фронта на другой, строит планы- вторжения в Индию через Афганистан. Это должно вызвать революционный- взрыв в Азии, а потом и во всем мире. «Путь к Парижу и Лондону, — пишет он в 1919 году, — идет через Пенджаб и Бенгалию». А в декабре 1920 года ЦК среди прочих текущих задач решает «создать советскую партию в Турции».-
В 1919 году Ленин пишет Сталину (почему-то без знаков препинания):
«Положение в Коминтерне превосходное Зиновьев Бухарин а также и я думаем что следовало бы поощрить революцию в Италии мое личное мнение что для этого надо советизировать Венгрию а может быть также Чехию и Румынию надо обдумать внимательно сообщите ваше подробное заключение немецкие коммунисты думают что Германия способна выставить тридцать тысяч войска из люмпенов против нас
Ленин»8.
Естественно, мировой пожар по дешевке не раздуешь. Ленин как убежденный материалист знал цену деньгам. Архивы Коминтерна сохранили ведомости выплат, адресованных зарубежным товарищам. Деньги выплачивались в немецких марках, шведских кронах, британских фунтах, а чаще всего — драгоценностями, собранными под революционным лозунгом «грабь награбленное». Шли они в Венгрию, Италию, Англию, Югославию, Швецию, Польшу. И с июля 1919 года по январь 1920-го — 2 миллиона 700 тысяч рублей драгоценностями — в Америку, товарищам Котлярову, Хавкину, Андерсону и Джону Риду9.
К этому времени в САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатах. — Ред.), как писали тогда, были уже две подпольные коммунистические партии: Коммунистическая партия Америки и Коммунистическая рабочая пар-тия (ее-то и возглавил Джон Рид). В обеих партиях состояло больше 30 тысяч человек, но только около четырех тысяч говорили по-английски10. Как ни грустно, большинство членов были наши соотечественники, в основном евреи.
Вот один из основателей Коммунистической рабочей партии — доктор Джулиус Хэммер, уроженец Одессы, привезенный в Америку в годовалом возрасте. Похоже, что главным источником доходов доктора была не столько медицинская практика, сколько небольшая фармацевтическая фабрика, поставлявшая лекарства для его же аптеки. Вскоре после основания партии доктор попал в тюрьму по обвинению в смерти его пациентки в результате аборта. Впрочем, его сын Арманд много лет спустя все еще утверждал, что обвинение было ложным и что Джулиуса Хэммера преследовали за его коммунистические взгляды11.
Как бы то ни было, молодому Арманду, студенту-медику, пришлось взять на себя отцовский бизнес. Дела пошли неожиданно хорошо после введения сухого закона. Оказалось, что жаждущие охотно покупали для внутреннего употребления настойку имбиря на спирту. Производство пришлось срочно расширять. Так возникла, а позже и расширилась, фирма под названием Объединенная Лекарственная и Химическая Компания. Фирма на 50% принадлежала Людвигу Мартенсу, который в это время был неофициальным представителем Кремля (потом его из Америки выдворили). А на часть заработанных миллионов молодой Арманд Хэммер и купил тот легендарный вагон медицинских припасов, который в 1923 году преподнес Советскому правительству. Дальнейшая его судьба — это уже достояние истории: встреча с Лениным, концессии на Урале, карандашная фабрика в Москве, вывоз за рубеж шедевров из коллекций Эрмитажа и, между прочим, банк в Эстонии, через который отмывались субсидии для западных коммунистов.
Но это было потом. Пока что Третий конгресс Коминтерна решил, что две американские партии надо объединить, и в 1921 году создается уже легальная единая Рабочая (Коммунистическая) партия США. Конечно, теоретически Коминтерн оставался добровольным союзом коммунистов всего мира, и Компартия США была таким же равноправным его членом, как РКП(б). Только как-то так получилось, что все команды шли из Кремля, а коминтерновские вожди без лишних споров передавали их для исполнения соответствующим партиям. И вот в Москве француз Андре Марти (интернационализм в действии!) утверждает поименно, кто будет сидеть в заокеанском Политбюро. И едут в СССР будущие американские генсеки Эрл Браудер (он же Моррис), Юджин Деннис (он же Фрэнсис Уолдрон, он же Тим Райэн) и их сотоварищи — едут учиться в свежеобразованной Международной Ленинской Школе в Подлипках.
Единую североамериканскую партию возглавил Чарлз Рутенберг. Он умер в 1927 году, был похоронен у Кремлевской стены, а в партии начались обыкновенные дрязги, не имеющие никакой идейной подоплеки. С согласия Москвы, после смерти Рутенберга партию возглавил Джэй Лавстоун, группировка которого среди прочих включала немногочисленных тогда коммунистов-интеллигентов. Ему противостояло меньшинство, возглавляемое Уильямом Фостером. Когда грызня между фракциями достигла полного накала, в дело вмешался Сталин. Он вызвал в Москву вожаков обеих фракций, отчитал и тех, и других и распорядился удалить из руководства Лавстоуна и его сторонников. Задним числом ему были приписаны бухаринские взгляды. Генсеком же был назначен Эрл Браудер, правая рука Фостера. Браудер был надежным человеком. Его младшая сестра Маргарет, она же Джин Монтгомери, обучалась в Москве в школе радистов и позднее работала нелегально в Европе. Его жена Айрин, урожденная Раиса Борисовна Лугановская, была «комиссаром с чрезвычайными полномочиями» в Харькове во время Гражданской войны. Выйдя замуж за Браудера, жившего тогда в Москве, она готовилась для работы в США в той же Ленинской Школе.
Ни компартия, ни ее члены не пытались создавать видимость даже минимальной самостоятельности. Официальное «Руководство по организации» провозглашало:
«Мы не ставим под вопрос теорию о необходимости насильственного свержения капитализма. Мы не ставим под вопрос правильность революционной теории классовой борьбы, установленной Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным. Мы не ставим под вопрос контрреволюционную природу троцкизма. Мы не ставим под вопрос политическую правоту решений, резолюций и т. д. Исполкома Коминтерна, съезда партии или Центрального Комитета»12.
Этот документ, по стилю больше похожий на молитву (вспомним сталинское «клянемся тебе, товарищ Ленин…»), составил Джозеф Питерс, он же Йозеф Петер, он же Алекс Стивенс, он же Гольдфарб, — один из вождей компартии. Питерс родился в Чопе в рабочей семье и до эмиграции в США в 1924 году носил законное имя Исидор Бурштейн. С начала 30-х годов, после учебы в Москве, он возглавил подпольный аппарат партии. Позднее Питерс был смещен, и на его место пришел Руди, он же Рэймонд, Бэйкер, он же Блум, Рудольф, Джон Тэйлор. Бэйкер тоже учился в Москве и даже умудрился получить там за что-то выговор по партийной линии. Но Питерс долго еще продолжал сотрудничать с советской разведкой. Еще в 1943 году генерал Ильичев, начальник ГРУ, деловито докладывал в Коминтерн Димитрову, что «одна из коммунистических групп, выбранная руководством компартии, работает в Вашингтоне. Возглавляет группу работник ЦК, извест-ный под именем Питер».
С самого начала, по образцу уже проверенной ленинской стратегии, Коминтерн требовал от братских партий: «Создать нелегальный организационный аппарат, который в решающий момент может помочь партии исполнить ее долг перед революцией»13. И после объединения партии ее подпольный механизм продолжал существовать. Правда, Москва инструктирует: Америка — свободная страна, здесь большего можно добиться легальными способами. В самом деле, в какой другой стране можно было открыто издать книгу Уильяма З. Фостера под названием «За Советскую Америку» с такими, например, заявлениями: «Коммунизм предлагает не захватить буржуазное парламентское государство, а победить его и уничтожить»?!
Но под легальной поверхностью была стандартная конспиративная кухня: подпольные клички, липовые паспорта, секретные ячейки, обучение шифрам.
Дмитрий Волкогонов писал о большевиках: «Нелегальный, заговорщицкий характер создаваемой партии предопределил в будущем взаимопроникновение… “общественной” организации со спецслужбами»14. То же самое может быть сказано и о коммунистах за рубежом. С начала 20-х годов Отделом международ-ных связей Коминтерна руководит Михаил Москвин (Моисей Трилиссер), он же начальник одного из управлений ОГПУ, ведавшего шпионажем. И исполком Коминтерна, и Лубянка с самого начала работают как подразделения одного и того же сверхведомства. Вскоре конспиративная деятельность КП США переходит под контроль резидентур ГРУ и ОГПУ (с 1934 г. НКВД).
* * *
Свободная Америка была удобной площадкой для запуска подрывных операций против менее доступных стран. В 1927 году в Калифорнии создается Обще-Тихоокеанский Секретариат Профсоюзов (PPTUS). Возглавляет его Xаррисон Джордж, он же Фишер. Американские коммунисты проходят школу партизанской войны в Китае, в их числе — Эрл Браудер. Другой член Секретариата, Виктор Бэррон, отправляется в Бразилию для организации в подготовке вооруженного подполья.
Главная же цель PPTUS — это Япония. Формируется японская секция компартии США во главе с товарищем Такеда (Цуномо Яно). Именно эта секция распространяет через коминтерновские каналы фальшивый меморандум, в котором якобы от имени премьера Танака провозглашаются цели расширения агрессии против Китая — тогдашнего союзника СССР.
Для подпольной работы на Дальнем Востоке вербуются японцы, живущие на тихоокеанском побережье. В их числе оказался член PPTUS Йотоку Мияги, эмигрировавший в США вскоре после Первой мировой войны. В 1933 году Мияги был послан в Японию для работы с Рихардом Зорге, только что перебазировавшимся из Шанхая. Организация Зорге много лет действовала успешно. Но в 1940 году японская полиция решила пристальнее взглянуть на живущих в стране бывших эмигрантов. Мияги был арестован и (вероятно, под пытками) выдал полиции Зорге. Умер он в тюрьме, после неудавшейся попытки самоубийства.
Впрочем, Япония оставалась для американских коммунистов чем-то вроде побочного бизнеса. Главные дела разворачивались дома, где, казалось, назревала революционная ситуация. Великая Депрессия с ее социальными дислокациями вызвала сомнения в жизнеспособности рыночной экономики даже в верхних слоях общества, вплоть до избранного в 1932 году президента Рузвельта. На это десятилетие приходится полоса наибольшего влияния компартии. К 1939 году в партии состояло 100 тысяч человек. Это уже была серьезная сила.
В 1934 году VIII съезд КП США принял платформу, где главной задачей было превращение США в рабоче-крестьянскую советскую республику. Платформа была «спущена» из Москвы, где ее сочиняли Л. Мингулин, начальник англо-американского секретариата Коминтерна, а также немецкий коммунист Герхард Эйслер и эстонский коммунист Меринг (Ричард Миринг).
Год спустя лозунг «Советской Америки» пришлось забросить. Развитие событий в Европе заставило Москву взять курс на «Народный фронт». КП США заявила: «Выбор стоит не между капитализмом или социализмом, а между прогрессом или реакцией, фашизмом или демократией». Новая политика партии требовала внедрения в массовые движения якобы беспартийных организаций, на самом деле контролируемых коммунистами.
Еще в 1929 году в Москве был образован Красный Профинтерн — легальное прикрытие для коммунистического проникновения в профсоюзы. И хотя организовать в Америке свои профсоюзы коммунистам не удалось, они способствовали образованию радикального Конгресса Промышленных Организаций (CIO), где сразу заняли ведущие позиции. В ходе профсоюзной работы коммунисты вышли в авангард забастовочного движения. Они даже впервые стали выступать против расизма, — платформа не очень популярная среди профсоюзного большинства, но зато обеспечивающая поддержку негритянских рабочих и левой интеллигенции. Росло влияние партии среди писателей, художников, деятелей театра и кино. Как стало известно уже гораздо позже, два демократических конгрессмена — Джонни Бернард (Миннесота) и Хью ДеЛэйси (Вирджиния) — были членами компартии, а республиканец Вито Маркантонио (Нью-Йорк) числился «попутчиком».
Все эти успехи не отвлекали партию от нелегальной деятельности. Еще в 1926 году по указанию Коминтерна она начала создавать систему «рабочих корреспондентов» для обыкновенного промышленного шпионажа. Под видом заметок для печати от рабочих требовалось писать о выпуске продукции, численности рабочих и т. д. Наиболее важная часть «корреспонденций» через подпольный партийный аппарат передавалась советской разведке.
* * *
Франклин Делано Рузвельт стал президентом в 1933 году и провозгласил свой «новый курс» (New Deal), стержнем которого было небывалое усиление роли правительства в управлении экономикой. Этот курс встретил активную поддержку в среде либеральной интеллигенции, которая не без влияния «сталинских пятилеток» склонялась в сторону плановой экономики. Только тридцать лет спустя серьезные исследователи стали обнаруживать трещины в броне рузвельтовского мифа15. А вначале новые правительственные агентства, выраставшие, как грибы, привлекли в Вашингтон молодых, прогрессивно настроенных выпускников лучших университетов. Несмотря на свои частые антисемитские высказывания, новый президент, как ни один из его предшественников, охотно назначал на правительственные посты евреев (по некоторым подсчетам, до 15%)16.
Из этой плеяды самую высокую должность занимал сын эмигрантов из Литвы, блестящий экономист Гарри Декстер Уайт. Оставив преподавание в Гарварде, он стал помощником секретаря казначейства и участвовал в формулировании важных аспектов экономической политики, — например (уже в 40‑е годы), в создании Международного Валютного Фонда и Всемирного Банка. В то же время Уайт был агентом, поставлявшим секретную информацию советской разведке. Но он был не только шпионом: благодаря своему положению он имел возможность влиять на политику правительства.
В 1941 году советское правительство больше опасалось Японии, чем гитлеровской Германии. Поэтому оно было заинтересовано в обострении отношений между Японией и США. Глава нелегальной резидентуры НКВД в США Исхак Ахмеров через своего заместителя Виталия Павлова передал Уайту соответствующие инструкции. Буквально под диктовку Павлова Уайт подготовил меморандум, составленный в намеренно резких тонах. Японцы ссоры с Америкой не хотели. Специальный представитель правительства Сабуро Курусу вел в это время переговоры в Вашингтоне, и компромисс, казалось, был уже достижим. Но у Рузвельта были другие, далеко идущие планы. Он позволил государственному секретарю Корделлу Халу направить Японии ультиматум17, в основу которого почти дословно лег документ Уайта. Как и следовало ожидать, ультиматум вызвал возмущение в Токио. Через неделю японцы атаковали Пёрл-Харбор.
Характерно, что Уайт формально не был членом компартии. В целях конспирации члены нелегального крыла партии исключались из партийных списков18. Та же политика применялась и к особо заслуженным коммунистам. Такая честь была оказана модному в 30-е годы, а ныне справедливо забытому драматургу Клиффорду Одетсу. Делалось это для того, чтобы сберечь наиболее ценные кадры в случае фашистского переворота в США (неизбежность такового была частью партийного символа веры)19. По той же причине на хранение в Коминтерн был отправлен и архив ЦК компартии. В 90-е годы этот архив был обнаружен в Уфе и стал важным источником для историков20.
Уайт был наиболее видным, но далеко не единственным советским агентом в верхах администрации. Одну из нелегальных коммунистических ячеек в Вашингтоне возглавлял Гаролд Уэйр, сотрудник Департамента сельского хозяйства. В число его подпольных задач входила организация «революционного движения среди крестьян». Эта интересная идея была продиктована лично Сталиным. Но ячейка Уэйра, организованная под видом безобидного кружка по изучению марксизма, включала многих сотрудников и из других агентств.
Молодой юрист Алджер Хисс, член этой ячейки, после Департамента сельского хозяйства перешел на работу в комитет Конгресса, исследовавший оборонную промышленность. Именно в это время Коминтерн в одном из своих посланий американской компартии отмечал важность информации, полученной из этого комитета. Позднее он стал сотрудником Госдепартамента. Возможно, именно благодаря ему в архивах ЦК, отправленных в СССР, оказались копии документов Госдепартамента, в частности, переписка Рузвельта с послами Буллитом (Париж) и Доддом (Берлин).
Хисс сделал блестящую дипломатическую карьеру. В 1945 году он сопровождал Рузвельта на Ялтинскую конференцию. В том же году он фактически возглавил всю техническую работу по созданию Организации Объединенных Наций. Во время учредительной конференции в Сан-Франциско он уже исполнял обязанности генерального секретаря ООН. Одним из советников американской делегации бы не кто иной, как Гарри Декстер Уайт. Контакты с обоими «агентами влияния» осуществлял офицер НКВД Владимир Правдин («Сергей»), работавший под маской корреспондента ТАСС.
С самого начала шпионской деятельности Уайта и других, таких как он, подразумевалось, что они работают не за деньги, а из идейных соображений. Впрочем, когда тогдашний руководитель советской военной разведки в США Борис Быков счел нужным отблагодарить своих агентов за услуги, он поручил одному из своих связных купить и подарить четырем наиболее ценным агентам дорогие бухарские ковры. В числе получателей были и Уайт, и Хисс.
* * *
Во время сталинских чисток 30-х годов лихорадило и Коминтерн. В 1937 году генсек Георгий Димитров и секретарь Исполкома Мануильский жаловались на нехватку кадров, потому что органы НКВД разоблачили много врагов народа.
Чтобы не отставать от центра, компартия развернула свою собственную, вынужденно бескровную имитацию того, что происходило в Москве. Из партии были исключены тысячи подозреваемых в лавстоунизме. Чарлз Дирба (Лапин), глава Контрольной Комиссии, с гордостью докладывал Коминтерну, что компартия США извлекла правильные уроки из московских процессов и успешно искореняет троцкистов, лавстоунистов и их пособников. Начальник отдела кадров Коминтерна сообщал Димитрову, что тов. Бэйкер просит инструкций по организации борьбы против провокаторов и шпионов21.
Конечно, Бэйкеру было далеко до Ягоды и Ежова. Максимум, на что оказалась способной его организация, было похищение у Лавстоуна его политического архива. Вскоре представитель КП США в Коминтерне Пат Туи докладывал (несколько туманно), что «в руках Центрального Комитета оказался весь архив пресловутого Лавстоуна»22. Нечего и говорить, что вскоре все эти бумаги по каналам разведки были переданы в Коминтерн.
Но Москва требовала большего, — и компартия была готова услужить. В американских левых кругах все еще пользовался авторитетом изгнанный из СССР Троцкий. Бэйкер докладывал Центру, что ему удалось внедрить своих осведомителей в нью-йоркские троцкистские организации. Но это было только начало. Вскоре верхушка компартии оказалась втянутой в куда более зловещий заговор. Председатель ЦКК Джэйкоб Голос привлек к этой операции одного из редакторов «Дэйли Уоркер» Луиса Буденца, связанного в прошлом с троцкистской Коммунистической Лигой. Голос (Яков Райзен) родился в России, участвовал в большевистском подполье, бежал из ссылки в Америку и в 1919 году стал одним из основателей Американской компартии. С 1926 по 1930 год он был в Москве и вернулся в Штаты, чтобы стать одним из важнейших агентов ОГПУ.
Дальнейшие инструкции Буденц получал от доктора Григория Рабиновича, представителя советского Красного Креста и по совместительству агента НКВД по кличке Робертс. Буденц связался с некой Руби Уайл, состоявшей в секретной коммунистической организации. Она в свою очередь втянула в заговор ничего не подозревавшую Сильвию Агелофф, участ-ницу троцкистского движения. Отправившись с ней в Париж на троцкист-ский конгресс, Руби познакомила Сильвию с молодым красивым студентом из Бельгии по имени Жак Морнар. Последовал головокружительный роман. Сильвия провела с Жаком полгода в Париже, потом три месяца в Нью-Йорке, и в январе 1940 года влюбленные отправились в Мексику. Там Сильвия познакомила своего возлюбленного с самим Троцким, жившим в Мехико-Сити в тщательно укрепленной вилле.
Жак Морнар, он же Фрэнк Джэксон, по грубо подделанному канадскому паспорту, был на самом деле Рамоном Меркадером, сыном испанской коммунистки Каридад Меркадер. Во время гражданской войны в Испании она стала любовницей Леонида (Наума Исааковича) Эйтингона, одного из самых безжалостных операторов НКВД23. Именно Эйтингону была поручена организация убийства Троцкого.
Что было дальше, хорошо известно. Меркадер явился в рабочий кабинет Троцкого, якобы чтобы показать ему свою статью, и смертельно ранил его ударом ледоруба. Эйтингон и мать Меркадера ждали убийцу в автомобиле неподалеку от виллы, но он был задержан двумя помощниками Троцкого. По приговору мексиканского суда Меркадер провел 20 лет в тюрьме. После освобождения он был отправлен в Москву и получил Золотую Звезду Героя Советского Союза и орден Ленина из рук Александра Шелепина, председателя КГБ. Умер он в 1978 году в Гаване, где служил советником у Фиделя Кастро.
* * *
Когда Америка вступила в войну и оказалась на одной стороне с Советским Союзом, компартия вдруг стала почти лояльной организацией. Забыта была антивоенная пропаганда времен советско-германского пакта, организация забастовок на оборонных заводах, таких как Аллис-Чалмерс в Милуоки. Рузвельт из поджигателя войны в одночасье превратился в патриотического лидера и друга Советского Союза. И через те же коминтерновские каналы (подпольная сеть, конечно, продолжала действовать) Эрл Браудер начал сообщать в Москву о своих политических успехах: Рузвельт обещал помочь арестованному аргентинскому коммунисту Витторио Падилья; Рузвельт информировал Браудера о предстоящем вторжении в Сицилию; Рузвельт хвалил коммунистов за патриотическую пропаганду в вооруженных силах.
Посредницей между Браудером и Рузвельтом была художница Джозефин Траслоу-Адамс, и все эти успехи родились в ее воспаленном мозгу. В свое время она стала восторженной почитательницей Рузвельта: тогда это было модно. Ей удалось познакомиться с Элеонорой Рузвельт и даже написать ее портрет. После этого художница долго бомбардировала Первую Леди письмами, но ни с ней, ни тем более с президентом больше не встречалась. Это не мешало Джозефин объявить, что у нее в руках были письма якобы от Рузвельта. Как «сочувствующая», она установила прочную связь с Браудером, который верил ей безоговорочно. Возможно, через каналы разведки ее «информация» доходила даже до Молотова и Сталина. Между прочим, в то же самое время художница предложила свои услуги и Федеральному Бюро Расследований (FBI), но там ее забраковали как психически неустойчивую. А потом и сам Браудер лишился своего поста, и письма от президента, конечно же, оказались липовыми. В 1956 году Джозефин Траслоу-Адамс впервые попала в психиатрическую клинику и до конца жизни почти постоянно была на лечении.
Созданное по образу и подобию московской партократии, руководство компартии действовало согласно тем же законам и привычкам. Элиа Казан, видный режиссер театра и кино, в начале своей карьеры, как и многие другие нью-йоркские левые художники, примкнул к компартии. Вскоре в молодежный театр, которым он руководил, прибыл с поручением от партии «товарищ из Детройта». Судя по всему, до этого товарищ занимался организацией забастовок в автомобильной промышленности, и теперь на основе полученного опыта он принялся наставлять молодых актеров-коммунистов. В тот же вечер Казан, хлопнув дверью, ушел из театра и из партии24.
Говард Фаст, оставивший партию в 1956 году, в своем памфлете «Голый бог» рассказал об идейных проработках, которые он как писатель получал от партийных чиновников. Так, впрочем, было и в других странах: Симона Синьоре с отвращением вспоминала о встречах с Луи Арагоном, бывшим поэтом-авангардистом, превратившимся в партийного чинушу25.
Каков был вес компартии среди населения в целом? В какой-то степени об этом можно судить по результатам президентских выборов. В 1940 году, во время наибольшего влияния коммунистов, кандидат Эрл Браудер получил: в штате Нью-Йорк всего 35 тысяч голосов из общего числа 5,5 миллионов, в Калифорнии — 13,5 тысяч из 3,2 миллионов, в Пенсильвании — 4,5 тысячи из 4 миллионов, в Огайо — 5,2 тысячи из 3 миллионов. И это в главных индустриальных штатах. В некоторых же штатах на Юге число голосов не выходило за сотню26. Дело в том, что коммунистическая организация с ее культурой секретности, нерассуждающей дисциплиной, рабским подчинением зарубежному диктату была глубоко чужда американской политической традиции. Когда некоторые лозунги коммунистов звучали в резонанс с общественным мнением, они могли добиваться временного сочувствия. Но долго оставаться в такой партии могла только горсточка фанатиков.
К концу 30-х годов даже в среде коммунистов многие не могли уже закрывать глаза на разгул репрессий в Советском Союзе. Потом были пакт о ненападении между СССР и Германией и немедленный поворот партийной политики по отношению к нацизму. Бегство из партии стало массовой эпидемией: уходили тысячами, и это касалось уже не только рядовых коммунистов.
* * *
Уиттэкер Чамберс был видным журналистом и литературным критиком. Он вступил в компартию еще в 1925 году, будучи студентом Колумбийского университета в Нью-Йорке. В 1932 году, когда Чамберс успешно редактировал левый литературный журнал «New Masses», руководство партии неожиданно решило перебросить его на нелегальную работу. После некоторых колебаний Чамберс согласился. Вскоре выяснилось, что работа эта заключалась в передаче секретной информации, собранной членами партии, офицеру советской военной разведки Александру Улановскому. В последующие годы он находился в тесном контакте с коммунистической агентурой, в том числе с «марксистским кружком» Уэйра в Вашингтоне. Через его руки проходила вся информация, передаваемая Гарри Декстером Уайтом и Алджером Хиссом.
Но такая двойная жизнь не могла продолжаться вечно. Один за другим в мясорубке чисток исчезали люди, которым Чамберс как правоверный коммунист привык доверять. Особенно тяжелой оказалась потеря близких друзей — Арнольда Икала и его жены. Икал был латвийским коммунистом, засланным в Америку для организации подделки документов. Супруги были отозваны в Москву и исчезли бесследно. Как стало известно потом, жена Икала была осуждена за… незаконный въезд в СССР с фальшивым паспортом.
Советско-нацистский пакт о ненападении стал последней каплей. В сентябре 1939 года Чамберс явился к помощнику госсекретаря Адольфу Берлу и рассказал все, что он знал о советском шпионаже. Алджер Хисс фигурировал в его рассказе как одна из центральных фигур. Но когда Берл в подробном меморандуме доложил об этом разговоре Рузвельту, тот высмеял его. До поры до времени репутация Хисса осталась незапятнанной. Чамберс целиком ушел в литературную деятельность и несколько лет публично не выступал.
Следующий удар по конспиративной сети компартии нанесла Элизабет Бентли. В ноябре 1945 года она связалась с ФБР и рассказала о своей шпионской работе в пользу Советского Союза. Бентли тоже вступила в компартию еще студенткой, вскоре была завербована для нелегальной работы и стала «правой рукой», а заодно и любовницей, упомянутого выше Джейкоба Голоса.
В июне 1941 года Эрл Браудер (досрочно освобожденный из тюрьмы, где сидел за пользование поддельным паспортом) связал Голоса с группой государственных служащих в Вашингтоне, которые хотели «помочь Советскому Союзу». Возглавлял группу коммунист с 1922 года Натан Сильвермастер, занимавший последовательно ряд ответственных постов в правительственных департаментах. Это были агенты с доступом к самой ценной информации, завербованные ранее советским резидентом Ахмеровым. Так, одним из членов группы был Локлин Керри, административный помощник Президента. Сильвермастер также получал информацию непосредственно от Г. Д. Уайта. После смерти Голоса в 1943 году Бентли (подпольная кличка Умница) унаследовала руководство группой и связь с НКВД.
Информация, накапливавшаяся в руках ФБР и других агентств, в конце концов заставила более серьезно взглянуть на факты внедрения коммунистического подполья в правительственные организации. В июле 1948 года Комитет Палаты представителей по антиамериканской деятельности (HUAC) начал публичные слушания по этому вопросу. Уиттэкер Чамберс и Элизабет Бентли были в числе главных свидетелей. Конгрессменам пришлось полагаться только на устные показания Бентли. Зато Чамберс смог предъявить членам комитета не только документы, написанные рукой Хисса или напечатанные на его машинке, но и тайное хранилище, где Хисс прятал свои послания в выдолбленной тыкве.
Бентли и Чамберс назвали около 30 членов шпионской сети, действовавшей в Вашингтоне. Заседания комитета положили начало кампании по искоренению коммунистического влияния во всей стране. Как всегда в Америке, эта кампания не могла не встретить и оппозицию в определенных кругах. Делались (и делаются) многочисленные попытки представить коммунистов невинными жертвами охоты за ведьмами. Своеобразной иконой стал Алджер Хисс, в конце концов осужденный за лжесвидетельство. Попытки обелить его продолжались даже после его смерти в 1996 году. Но подтверждение обвинений, выдвинутых против него и многих других, пришло с другой стороны «невидимого фронта».
* * *
Вскоре после начала войны американские службы, наблюдавшие за эфиром, засекли незаконные радиопередачи из советских консульств в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Когда эти передатчики были конфискованы, сети советской разведки в США пришлось полагаться на коммерческие телеграфные компании. Шифрованные и кодированные послания, проходившие через военную цензуру, оказались в руках контрразведки.
В 1943 году армейская служба разведки (Signal Intelligence Service) начала расследование этих посланий. Операция, получившая кодовое название «Венона», большей частью была закончена к 1952 году, хотя работа продолжалась еще почти 30 лет.
Результаты операции «Венона» были рассекречены только в 1995–1997 гг. Только тогда стал понятен размах разведывательной деятельности, проводившейся в Америке ее союзником в войне. Что еще более важно, американская общественность узнала наконец, что подавляющее большинство американцев, шпионивших в пользу Советского Союза, были членами коммунистической партии. Хотя многие факты были давно уже известны Федеральному Бюро Расследований и Комитету палаты представителей, в либеральных кругах компартия все еще считалась всего лишь лояльной оппозицией, стремящейся к прогрессивным реформам. «Венона» доказала, что коммунисты были лояльны только по отношению к Москве.
Опубликованные документы подтвердили все, что рассказал Чамберс о работе вашингтонского подполья. Среди множества ранее неизвестных фактов они содержали доказательства того, что Хисс в течение долгого времени был агентом ОГПУ (НКВД) под кодовой кличкой Алес27.
В то время, когда военная разведка в обстановке глубокой секретности работала над материалами «Веноны», другое событие произошло в Оттаве. В сентябре 1945 года Игорь Гузенко, шифровальщик ГРУ в советском посольстве, попросил политического убежища в Канаде. Он, конечно, не был первым: всего годом раньше то же самое сделал в Нью-Йорке Виктор Кравчен-ко, работник Внешторга, достаточно осведомленный о шпионских делах. До того были и другие беглецы. Еще перед войной Вальтер Кривицкий (Самуил- Гинзбург), прежде возглавлявший агентурную сеть в Европе, во многом подтвердил показания Чамберса. Другим высокопоставленным чекистом был Александр Орлов (Лев Лазаревич Фельдбин). Он возглавлял работу НКВД в Испании (Эйтингон был там его заместителем). В разгаре чисток он укрылся в США и позднее опубликовал книгу «Тайная история сталинских преступле-ний»28. Орлов указал американским властям и на действующих в США агентов,- в том числе Марка Зборовского, соучастника операций против Троцкого.
Но случай с Гузенко был особый. Около сотни документов ГРУ, которые он доставил канадцам, содержали имена советских агентов в Канаде. В их числе были коммунист, член парламента Фред Роуз и национальный секретарь Коммунистической (Рабочей Прогрессивной) партии Канады Сэм Карр (он же Артур Росс, Шмуэль Коган и «Фрэнк»). Среди прочих был назван активный член компартии Аллан Нанн Мэй, англичанин, прикрепленный к атомным исследованиям в Канаде. От него потянулась цепочка, которая в конце концов привела к самому нашумевшему делу об атомном шпионаже, отзвуки которого услышал весь мир.
Советская разведка узнала о начале работ по созданию атомной бомбы еще в сентябре 1941 года от агентуры ГРУ в Лондоне. Атомные исследования в США немедленно оказались в центре внимания нового резидента НКВД Василия Зарубина.
Зарубин нелегально работал в США в 1934–1937 под именем Эдвард Джозеф Герберт. В 1942 году он вновь появился в стране как третий секретарь посольства Василий Зубилин. В промежутке он в качестве комбрига НКВД успел приложить руку к убийству 15 000 польских офицеров в Катыни. Он был связан с компартией на самом высоком уровне: его контактами были Браудер (кличка «Отец» или «Хозяин») и Бэйкер («Сын»). Через эту сеть Зарубин-Зубилин связался со Стивом Нелсоном, главой подпольного аппарата партии на Западном побережье.
Работа над атомной бомбой с начала войны велась в университетской лаборатории радиации в Беркли. Главным источником информации Нелсона в Беркли был физик-атомщик Джозеф Вайнберг. Другим путем проникновения в секретные лаборатории была Федерация архитекторов, инженеров, химиков и техников (FAECT) — профсоюз, входивший в Конгресс производственных организаций и полностью контролируемый коммунистами. Зарубин несколько раз посещал Нелсона в его доме, обсуждал ход операции и передавал ему деньги. Разумеется, Нелсон не знал о том, что ФБР установило в его доме подслушивающую аппаратуру и фотографировало всех его посетителей.
Зарубин вышел на связь с Джулиусом Розенбергом через своего связного Берни Честера, он же Бернард Шустер. В сентябре 1942 года Розенберг охотно согласился поставлять техническую информацию, связанную с оборонной промышленностью.
Джулиус и Этель Розенберги вступили в компартию задолго до войны. Они же уговорили Дэвида Грингласса, младшего брата Этель, вступить в Лигу Коммунистической Молодежи (YSL). Уже позднее Розенберги рекомендовали для вербовки и жену Грингласса Рут. В интересах секретности Джулиус не числился членом партийной ячейки и поддерживал связь только с Берни Честером. По поручению Берни Джулиус предложил для вербовки большую группу своих знакомых, большей частью инженеров, работавших в оборонной промышленности. Наиболее активными были Альфред Сарант и Джоэл Барр, инженеры-электронщики, и авиационный инженер Уильям Перл. Благодаря им резидентура сумела получить информацию о разработке «бомбы-робота», предназначавшейся для бомбежки Японии, и конструкцию дистанционного взрывателя для зенитных снарядов. Но главным, что послужило основой для ареста и приговора по делу Розенбергов, была передача советской разведке эскизов конструктивных элементов атомного устройства.
Когда ФБР заинтересовалось Сарантом и Барром, они бесследно исчезли. Только много лет спустя выяснилось, что оба бежали в Советский Союз и долго работали там в оборонной промышленности (Барр умер в 1998 году).
После бегства Игоря Гузенко и ареста Аллана Нанн Мэя цепочка потянулась к Клаусу Фуксу, немецкому физику, сыну видного протестантского богослова. Вступив в Германскую компартию в девятнадцатилетнем возрасте, Фукс бежал из Германии после прихода к власти нацистов и с 1941 года участвовал в британских атомных исследованиях. В Лондоне он впервые связался с резидентом ГРУ Семеном Кремером. Когда Фукс был командирован в США, его курьером стал некто Гарри Голд.
Фукс продолжал поставлять секретную информацию до конца войны. Именно он еще за две недели предупредил Москву о предстоящем первом атомном испытании возле Аламогордо, штат Нью-Мексико. После войны его судили в Англии за шпионаж. Через девять лет он вышел на свободу и вернулся в ГДР, где занимал ответственные посты в Академии Наук.
Гарри Голд был завербован советской разведкой еще в 1934 году. Любопытно, что он был не коммунистом, а «беспартийным большевиком». Его пугал рост антисемитизма, в Германии, в частности, и к работе на НКВД привлекла антинацистская риторика Советского Союза. Сначала Голд, инженер по образованию, занимался промышленным шпионажем, но через некоторое время уже участвовал как курьер во многих операциях НКВД. Это привело его к контактам с Дэвидом Гринглассом. Грингласс, работавший в атомном исследовательском центре в Лос-Аламосе, штат Нью‑Мексико, имел доступ к секретной технической информации. Он-то и доставил Розенбергам чертежи, ставшие главным вещественным доказательством на процессе Розенбергов и их сообщника Мортона Собелла29.
Процесс происходил в политически напряженное время. Шла война в Корее. Вынося приговор, судья Кауфман отметил, что Советский Союз никогда не решился бы на вторжение в Южную Корею, если бы американцы по-прежнему монопольно владели атомным оружием. Деятельность Розенбергов помогла эту монополию ликвидировать.
Даже самые убежденные защитники Розенбергов не могли отрицать, что Джулиус был глубоко замешан в шпионаже. Но Этель, по их утверждениям, была невиновна. Этому отчасти способствовало то, что обвинение по соображениям секретности не могло предъявить в открытом суде многое из того, что было у него в руках. Только публикация материалов «Веноны» сумела убедительно доказать, что Этель участвовала на равных и в сборе информации, и в вербовке агентуры.
Литература, появившаяся после распада Советского Союза, не оставила никаких сомнений ни в виновности Розенбергов, ни в той роли, которую сыграл шпионаж в создании советской атомной бомбы. Одной из таких книг стали воспоминания бывшего советского офицера разведки на связи с Розенбергами30. Он пишет о том, что не менее 50 раз встречался с Джулиусом и получал от него информацию, переданную Барром и Перлом, — в общей сложности, около 9000 страниц. Даже его, бывалого разведчика, поразило не столько собственно качество материалов, сколько тот энтузиазм, с которым Розенберг выполнял свою изменническую миссию.
* * *
Пока дело Розенбергов проходило через суды, коммунистическая партия держалась в стороне. Впутываться в публичные дебаты об атомном шпионаже было чересчур рискованно. Смертный приговор супругам был вынесен в апреле 1951 года, но только в январе следующего года компартия развернула кампанию в их защиту. Дело в том, что в декабре в Праге начался откровенно антисемитский процесс Рудольфа Сланского, бывшего генсека чехословацкой компартии. Тут уж пропагандистская машина заработала на полную мощность. Вор кричит «Держи вора!» — по этому принципу защитники Розенбергов немедленно обвинили в антисемитизме и судью-еврея Э. Кауфмана, и обвинителя-еврея Э. Сэйпола, и всю американ-скую систему правосудия. Тон задал Жак Дюкло в газете «Юманите», и коммунисты всего мира подхватили тему. Неудивительно, что против этой бесстыдной кампании выступили ведущие еврейские организации, Бней-Брит и Американский Еврейский Комитет.
Просмотрим еще раз имена тех, кто играл ведущую роль в легальной и нелегальной деятельности компартии, — «Айсберги, Вайсберги, Айзенберги, всякие там Рабиновичи», по бессмертному выражению камергера Митрича из «Золотого теленка». В самом деле, на протяжении всей деятельности компартии около половины ее членов, четверть ее руководства составляли евреи. Много ли это? Перед войной, когда партия переживала зенит своей популярности, численность ее была около 100 тысяч человек. Сравним половину этого числа с несколькими миллионами еврейского населения США. К 1989 году в Нью-Йорке из полутора миллионов евреев только 300 были коммунистами.
Для Сталина и Коминтерна даже эти евреи были всего лишь неизбежным злом. Репрессии 30-х годов непропорционально ударили по евреям в советском руководстве31. Параллельно с этим Коминтерн усиливал плохо завуалированное давление на компартию США, чтобы удалить из руководства «товарищей…, не выросших среди американских масс»32.
Но у Сталина, как и у Гитлера, были свои «полезные евреи». Война заставила генералиссимуса искать помощь где только можно, в частности, и у американской еврейской общины. Компартия, еще недавно приветствовавшая пакт между Сталиным и Гитлером, вдруг стала чуть ли не главной антифашистской силой. В этом качестве ей удалось найти поддержку среди либерально настроенной интеллигенции.
Вновь пошла в дело тактика «Народного фронта»: создавать псевдо-беспартийные организации и под их прикрытием заниматься привычной деятель-ностью. Можно только удивляться, сколько вполне благонамеренных людей попадались на этот старый трюк. Почетным президентом Американского Ко-митета Писателей, Артистов и Ученых был Альберт Эйнштейн. Но фактиче-ски командовал в комитете журналист и агент НКВД Альберт Кан. Читатели- старшего поколения, возможно, помнят его книгу «Тайная война против Со-ветской России» — апологию сталинских чисток с якобы объективных «запад-ных» позиций. Когда комитет издал брошюру, отрицавшую разгул антисемитизма в СССР, предисловие к ней написал (или подписал?) Эйнштейн.
Впрочем, вскоре настало время, когда никакая пропаганда не могла уже скрыть погромную политику советского правительства. И КП США решилась на открытый мятеж. Вожди Еврейской секции компартии (была и такая) Пол Новик и Хаим Суллер вызвали к себе Говарда Фаста. Этот популярный писатель, борец за мир и жертва антикоммунизма в 1949 году собирался в Париж, на Конгресс Мира. И ему было поручено встретиться с главой советской делегации на конгрессе и официально заявить, что Национальный Комитет компартии США обвиняет ВКП(б) в актах антисемитизма и антиленинской позиции. Конечно, добавил тов. Новик, это должно держаться в полной тайне, чтобы не узнала буржуазная пресса.
Главой советских борцов за мир был Александр Фадеев. Секретная встреча с глазу на глаз происходила в маленькой комнате в подвале зала Плейель, где заседал Конгресс. Присутствовал только русский переводчик. Французские товарищи, организовавшие встречу, уверили, что в комнате нет спрятанных микрофонов, но о чем будет вестись разговор, понятия не имели.
Фаст произнес свою тщательно подготовленную речь. Он изложил всем известные факты: аресты, запрещение синагог и еврейских школ, закрытие газет и журналов. Фадеев спокойно, полузакрыв глаза, выслушал его и ответил:-
— В Советском Союзе нет антисемитизма.
На этом вопрос был исчерпан33.
* * *
В 1946 году Роберт Ла Фоллет, представитель уважаемой висконсинской политической династии (его отец был кандидатом от Прогрессивной партии на президентских выборах 1924 года) с трибуны Сената заклеймил послево-енную политику СССР в Восточной Европе. Коммунистическая партия решила наказать сенатора, и на ближайших первичных выборах контролируемые коммунистами профсоюзы провалили его кандидатуру. Победителем на «праймериз», а потом и на всеобщих выборах стал никому не известный судья из города Эпплтон по имени Джозеф МакКарти. Вскоре его имя знали уже все, особенно коммунисты, которые ненамеренно помогли его избранию.
После трех малопримечательных лет в Сенате МакКарти, выступая в Уилинге (Западная Вирджиния), во всеуслышание объявил, что коммунисты проникли во все правительственные агентства Вашингтона. Он обвинил администрацию в мягкотелости и даже назвал число коммунистов, работавших в Госдепартаменте34. Число это менялось от одной речи до другой, но вовсе не было чистым вымыслом. Расследование коммунистического влияния в правительстве началось еще в конце 1946 года. МакКарти жонглировал реальными цифрами, но смешивал в кучу число работников, прошедших и не прошедших проверку, уволенных и полностью оправданных, складывая и вычитая их так, как ему было удобно.
Влияние МакКарти в Конгрессе было по-настоящему значительным только в течение неполных двух лет, когда после победы республиканцев на выборах 1952 года он был председателем сенатского подкомитета по расследованиям. Сегодня уже очевидно: обвинения МакКарти были недалеки от истины. Однако ни сенатор, ни его малоквалифицированный и неопытный штат (включавший, между прочим, молодого юриста Роберта Кеннеди) не были готовы к серьезным расследованиям. В конце концов Сенат положил конец этому крестовому походу, подавляющим большинством выразив порицание МакКарти. Три года спустя он умер от пьянства.
К этому времени уже невозможно было отрицать, что политика и конкретные действия компартии враждебны по отношению к Соединенным Штатам. В отличие от своего предшественника, президент Трумэн вынужден был пойти на крутые меры. Любопытно, что руководитель компартии в Мэрилэнде Филипп Фрэнкфелд в своей брошюре 1951 года справедливо указал, что настоящим противником коммунистов был не МакКарти, а Трумэн. Но такая точка зрения шла вразрез с партийной линией, и Фрэнкфелд был вскоре исключен из партии. Именно МакКарти с его демагогией и бесславным концом был удобной фигурой для карикатур, и усилиями левых термин «маккартизм» вошел в словарь политических дискуссий. Подводя итоги его недолгой деятельности, до сих пор трудно сказать, принес ли он борьбе с коммунизмом больше пользы или вреда.
* * *
Послевоенные годы стали годами все ускоряющегося заката компартии. В 1945 году по распоряжению Москвы Браудер был снят со своего поста и заменен Юджином Деннисом. Вскоре оставила партию его сестра Маргарет. Вышли из партии и давали показания в комитетах Конгресса один из основа-телей партии Бенджамин Гитлов и бывший координатор связей с НКВД Луис Буденц. Был арестован и выслан в Венгрию Питерс. Вернулся на роди-ну в Югославию и Бэйкер, там ему предстояло доживать свой век на мелких ра-ботах в аппарате Тито. Партию покидали старые ее члены, иссяк приток новых: кто-то разочаровался в самой идее, кого-то отпугнул антикоммуни-стический климат в стране. Рабочее движение стало избавляться от коммуни-стического влияния: в 1949–1950 годах Конгресс промышленных организаций (CIO) исключил 11 профсоюзов, которые контролировались компартией.
Партия, много лет не замечавшая сталинских зверств, после хрущевского «секретного» доклада на ХХ съезде КПСС наконец-то повернулась лицом к действительности. Венгерские события осенью того же года нанесли новый удар по безоговорочной вере в Советский Союз как оплот свободы и прогресса. Потом была Чехословакия. Оправиться партия уже не могла. Добил ее Горбачев, когда в 1989 году отлучил КП США от кремлевских субсидий. Некогда сплоченный союз бойцов-единомышленников развалился на несколько кучек, ссорившихся между собой из-за последних остатков партийного имущества.
Я помню, как в августе 1991 года вечерняя телепрограмма Эй-Би-Си вытащила для интервью Анджелу Дэвис. Вид у нее был какой-то линялый, даже знаменитая прическа сильно поредела. И говорила она все теми же стертыми фразами, от которых морщился даже привычный ко всему телеведущий Тед Каппел.
За время существования коммунистической партии США через ее ряды прошло, вероятно, около четверти миллиона человек. Большая часть из них оставалась в партии не свыше двух лет. Мало-мальски мыслящим людям трудно было не заметить глубокий разрыв между идеалами и реальной жизнью партии. Но лицо партии, ее долговременные политические цели определяли не рядовые ее члены, а руководящая верхушка — те, кто слепо верили в марксистскую догму; для кого противостояние США и СССР было последней решительной битвой классовой борьбы; для кого не было сомнений, чью сторону принять в этой битве.
* * *
Взлет и падение коммунизма принадлежат ушедшему веку, вместе со многими другими «измами», о которых сейчас и вспоминать не хочется. Но вспоминать нужно, потому что сегодня над цивилизованным миром нависла угроза иного заговора. Многое роднит воинствующий Ислам с коммунистическим движением: то же черно-белое видение мира, та же воинствую-щая вера в Учение, то же стремление обратить в свою веру все человечество, та же неразборчивость в средствах борьбы против «неверных»35. И так же, совмещая подпольную деятельность с легальной (обычно благотворительной), мусульманские заговорщики используют демократические свободы, чтобы безнаказанно оперировать на территории Америки и Европы. Сегодня, в эпоху глобализации, мусульманский фанатизм вышел на мировой рынок, и терроризм стал его главным предметом экспорта. Сейчас уже нет сомнений в том, что Западу противостоят не разрозненные горсточки заговорщиков, а Интернационал террора. Иорданские террористы воюют в Чечне, узбеки и чеченцы — в Афганистане. Египтяне, саудовцы, сирийцы, марокканцы свободно проходят через паспортный контроль в Европе и Америке, не говоря уж о пористых границах Ближнего Востока. Да и не только Ближнего Востока. В газетах уже мелькали сообщения об учебных лагерях для арабских террористов на территории Венесуэлы.
И опять возникает вопрос: можно ли судить о массах (в данном случае, мусульманах) по преступлениям фанатиков-экстремистов? Но беда в том, что именно экстремисты, с молчаливого согласия этих масс, определяют видимый окружающему миру облик Ислама. Вспоминается брехтовский «зонг»:
Шагают бараны в ряд,
Бьют барабаны.
Кожу для них дают
Сами бараны.
Сноски:
1 Hayek F. The Road to Serfdom. Chicago, 1994.
2 Pipes R.Concise History of the Russian Revolution. N. Y.,1995.
3 Shapiro L. The Russian Revolution of 1917: The Origins of Modern Communism. N. Y., 1984.
4 Цит. по: Pipes R. Three «Whys» of the Russian Revolution. Vintage Books, 1995.
5 Schama S. Citizens: A Chronicle of the French Revolution. N-Y, 1989.
6 Volkogonov D. Autopsy for an Empire. N.Y. — London, 1998. Р. 46.
7 Wolfe B. Strange Communists I Have Known. N. Y.,1965.
8 Pipes R. (ed.), The Unknown Lenin. From the Secret Archive. New Haven, 1996.
9 Klehr H., Haynes J., Firsov F. The Secret World of American Communism. New Haven , 1995.
10 Klehr et al. Оp. cit.
11 Hammer A. (with Neil Lyndon). Hammer. N. Y., 1987.
12 Romerstein H., Breindel E. The Venona Secrets. Washington, 2000.
13 Theses, Resolutions, and Manifests of the First Four Congresses of the Third International. London, 1980. Р. 93.
14 Volkogonov D., 1994.
15 Friedman М. Monetary History of the United States, 1867-1960. N. Y., 1963.
16 Johnson P. A History of the American People. N. Y., 1997.
17 Fleming T. The New Dealers’ War. Basic Books, 2001.
18 Chambers W. Witness. N. Y., 1987.
19 Kazan E. A Life. N. Y., 1997.
20 Klehr et al. Оp. cit.
21 Klehr et al. Оp. cit.
22 Romerstein H., Breindel E. Оp. cit.
23 Kuznetsov I. KGB General Naum Isakovich Eitingon. The Journal of Slavic Military Studies, vol. 14.1, 2002.
24 Kazan E. Оp. cit.
25 Signoret S. Nostalgia Isn’t What It Used To Be. N. Y., 1978.
26 The World Almanach & Book of Facts. N. Y., 1982.
27 White G. Alger Hiss’s Looking Glass Wars: The Covert Life of a Soviet Spy. Oxford, 2003.
28 Орлов А. Тайная история сталинских преступлений, 1956.
29 Radosh R. The Rosenberg File: a Search for the Truth. N. Y., 1983.
30 Feklisov A.The Man Behind Rosenbergs. N. Y., 2001.
31 Armstrong J. The Politics of Totalitarianism. N. Y., 1961.
32 Romerstein H., Breindel E. Оp. cit.
33 Fast H. Being Red. Boston, 1990.
34 Buckley W., Bozell L. McCarthy and His Enemies. N. Y., 1977.
35 Не зря в послевоенный период, совпавший с политическими успехами арабского национализма, так много арабских лидеров легко нашли общий язык с советским руководством на основе общей враждебности к либеральной демократии Запада.