Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 104, 2000
* * * Я чуть весну не проглядела, глядясь в себя - в тоску меж ребер, мне так хотелось выйти целой из этой бесконечной дроби обыденности, - из постылой неразрешаемой задачи... Как я могла! - как я забыла! - что всё весна переиначит. Я целый век не вспоминала, пока не грянул гром весенний, что в неких величинах малых и вправду зреет воскресенье. Но утренний восторг пичуги на части разорвал мне сердце, и лист младенчески упругий нашел себе единоверца в угрюмом глиняном подобьи... О, как же поздно я узнала, что в каждой бесконечной дроби есть неделимое начало… *** Знаю свои угодья - Вот они, под рукой… Дрогнувшие поводья, схваченные дугой летнее - в цвет сирени - небо, - как ветер тих! - и удлиняют тени первый короткий стих… Так и плывем вдоль пашен, в спицы завив вьюнок, это еще всё наше - теплая пыль дорог и над пыльцой ромашек тяжкий полет шмеля, - это еще всё наше, это потом земля станет чужой. Отрезан и не срастется вновь лишний ломоть, - железом станет живая кровь. Это потом на души лягут... уже легли слезы твоих кукушек, белые ковыли... * * * И стало так, как отроду хотелось расплывшейся и одичалой глине - взамен огня пришла оцепенелость, сменили пятна устремленность линий. Сказать попроще? - растоптали гунны империю с лоскутьями колоний, в последний раз оборванные струны вздохнули на обугленной ладони, - и вслед завыли волки, будто в чаще непроходимой, - по дворцовым залам, а варвары, урвав кусок послаще, опустошили винные подвалы. И стало так... И время повернуло гончарный круг, отправив в переделку бугры голов и каменные скулы, и готский меч, и скифскую тарелку... Украина Пустуют в полдень подворотни, заплеванные шелухой, и вол ленивый - день субботний гремит телегою по сходням, плывет, качаясь, в жар сухой. Там тополя пирамидальны, пыль мягче, чем руно овцы, и к азбуке первоначальной никак не сводятся концы. Брань куреня и гонор Польши уловит в мове московит, родство двоюродное больше разъединяет, чем роднит. На избы не похожи хаты, побелкой празднично свежи. Рачительны и скуповаты подковоусые мужи. Они последний рубль с размаху не бросят под ноги - гульба! - и в пляске не рванут рубаху от ворота и до пупа. Другая кровь - от половчанок тишь в карем омуте очей... Но грохот бешеных тачанок не стерся в памяти ночей. Чумацкий шлях присыпан солью, а что не соль - то сплошь полынь... И чем не прапор - Гуляй-Поле да неба выцветшая синь. Чернозем Там - чернозем, лиловый на отвалах, - За лемехом. Там воздух так тягуч, Что сколько не глотай его - всё мало… Забудь о нем, не мучь себя, не мучь… Не так обидно, если бы железом тебя, как эту землю, вперекос перепахали, - но ломоть отрезан ножом столовым - под последний тост. Бывают утра - глаз не открывая, надеешься, что схлынет долгий сон, и ты домой вернешься, но не краем дороги - и не пятым колесом. Теперь там подсыхает. Скоро - в поле. И кто-то глаз не сможет оторвать, когда напором плуга приневолен, раскроется, как новая тетрадь - за пластом пласт, лиловый на отвалах... Это его, сжав намертво в горсти, уносим мы со всех своих вокзалов - и никуда не можем унести. * * * "Ты царь - живи один..." От частого повтора как мне б не позабыть, что только в этом суть: ты царь - живи один над дребезгом и сором, - листву календарей так просто отряхнуть... Полцарства за спиной, монеты золотые... - меняй их наобум, они вернутся вновь. Там синтаксис другой, там ставят запятые в конце строки, когда кончается любовь. Ты царь... Где скипетр твой и где твоя держава? - Есть ручка и тетрадь, на кухне - шаткий трон. Есть право не казнить и миловать есть право, еще - писать стихи, еще - считать ворон. Полцарства - впереди, - с кем разделить заботы? Ты царь - живи один в тревоге и тоске от непосильной, от сизифовой работы - воздушные дворцы строй на речном песке. Что до реки, - она... Но это знает каждый: и дважды не войти, и не раздвинуть льдин, пока не грянул гром... Так мучайся от жажды по-царски! - сам себе холоп и господин... * * * Спрятана энергия в холсте до поры до времени - до взгляда, - и каких еще благих вестей о бессмертье нам, бессмертным, надо? Только б рос, не помрачаясь, дух - ведь не глина все-таки в основе! Как в любви не обойтись без двух - так и здесь. А третий - безусловен. Третий - тот, кто дал нам благодать перелить ликующее пламя в ноты, в краски, в белую тетрадь, - миновав века, остаться с вами, будущими... Разогнать перо, чтобы рифму точно взять с разбегу, - стать стихами. Взвиться "Болеро". И пройти охотником по снегу. В октябрьских сумерках В октябрьских сумерках (что мглистей этой мглы с дождем и худосочным листопадом?), в октябрьских сумерках, где смазаны углы домов, но неизменен их порядок, в октябрьских сумерках - за черным кофейком с дешевой сигаретой (по карману), с разбродом мыслей праздных ни о ком и ни о чем - в одном краю туманном почти не существующем... - В тоске от собственной ненужности на свете, от беса в ребрах, седины в виске и от того, что сердце на примете. Отстукавшее миллионы раз оно, должно быть, намертво устало, а сверху смотрит треугольный глаз из - тоже треугольного - кристалла. И кажется, что дождь сильней полил, когда, сорвавшись, падает на крышу лиловая слеза - в цвет тех чернил, которыми уже давно не пишут. Осенние прогулки Как хочется осенней легкой грусти... Наверное, есть что-то в этом хрусте листвы опавшей - под литой подошвой, что заставляет вспоминать о прошлом... нет, солгала, - надеяться на чудо. Оно чуть впереди, где скоро буду - вот поверну в соседнюю аллею - и встречу, и потом не пожалею. И повернула... Духовым оркестром аукнулась - и обернулась детством аллея, показавшаяся раем... А прошлое мы всё же выбираем... Я выбрала свое - в "амурских волнах" опять плыву. В руке портфельчик черный... приятна тяжесть нового пенала... Еще пока не жизнь, еще - начало. Где следствие не требует причины. Империя не чувствует кончины, которая - лет эдак через тридцать... В учебнике исписаны страницы, за что и попадет, хотя не очень... Как жизнь ни коротка, а мысль короче, но разветвленней и куда туманней, когда касается воспоминаний. Оставим их. Оставим эту местность - на склоне лет стихам присуща трезвость. Поглубже запахнуть пальто от веста - и это всё. И никаких оркестров. *** Зима! Крестьянин, торжествуя..." - с чего б ему торжествовать? Засыпал снег избу кривую - и крыша потекла опять... Мелькает на боках лошадки шлеею вытертая шерсть... Куда ни глянешь - неполадки, как до весны дожить - Бог весть! Хватило угля бы на топку, зерна б подсыпать в закрома, да щей густых - и к ним бы стопку, - тогда, конечно бы, - зима! Крестьянин, торжествуя с нею, на дровнях обновлял бы путь... Эх, колокольчик бы на шею - да загреметь куда-нибудь.
Валентина БОТЕВА — родилась в селе Ивня Белгородской области. Окончила Донецкий университет. Впервые опубликовала стихи в № 80 «Конти-нента». Живет в Донецке (Украина).