В переводе Максима Калинина
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 52, 2016
Перевод Максим Калинин
Из книги «Звуки и призраки»
Ночные забияки
Кучкуются всю ночь под фонарём,
Где луч-резец раскалывает тьму,
И каждый лик на фоне серых стен
Достоин кисти Рембрандта. В их мир
Мне вход заказан.
Последняя отрада матерей –
Мерцают самокрутками в зубах,
В карманах руки, шапка набекрень:
Давая прикурить в кромешной тьме,
В ладонях прячут огненный цветок.
Над ними бьёт бесплодная луна
В кровавый таз, и яростью горят
При каждом вздохе рыльца сигарет.
По коридору выстывших ночей,
В роенье сигаретных огоньков,
Идут они, кучкуясь на углах
Холодных улиц.
Ночные забияки – мрачный марш
Утаптывает плац зелёных лет.
Они с горячностью своей
За три затяжки прожигают жизнь.
Спроваживают день, а ночь берут
В пособницы себе. Чеканят шаг
Во тьме, с земным утрачивая связь.
Я видел их на фоне серых стен:
В карманах руки, шапки набекрень.
Я распростер пронзительное тело
Я распростёр пронзительное тело
В кукушкин час, и мой там-там устало
Впрягался в новый ритм.
Как феникс встрепенулась персть земная,
Ликующая кровь помчалась мною,
Сосудами изрытом.
Увы, ноябрь погоду злую холит.
Пророс во мне, как папоротник, холод.
Дохнул мне север вслед.
Заволгло сердце в сырости осенней.
Вновь мякиш горя я, больной и сонный,
Жую день напролёт.
Ноябрь 1937
Когда б я мог
Когда бы я глазами мог
Не только по, какой в том прок,
Поверхности скользнуть,
Но в камень, голову и плод
Сквозь кожу заглянуть,
Где – кровооборот,
Тогда б – я вызнал суть.
И после смерти взгляд
Красноречивый мой
Не смеркся бы, объят
Могильной тьмой.
Когда б мой слух проникнуть мог
За шум вещей
И рассказать мне – чьим трудом
В зерне взлелеян звуковом
Росток,
Чтоб лепеты ключей,
Берущих ток в Раю,
Скрепили двойственность мою,
Чтоб волн молотобойный вал
Явил мне музыки вулкан,
И я морским путём бы миновал
Земной орган.
Я не владею чувствами вполне,
Когда бы ты во тьме кивнула мне,
Чтоб наблюдал я, сам не свой,
Как тянется за головой
Движенья шлейф, неверный след,
Пульсирующий свет,
С неведомых высот
Пера полёт
Из материнского крыла
Сквозь тьмы слои:
Сверкнуло и –
Дотла.
Когда б я это различал,
Разграбил бы
Начало всех начал.
Когда б мне только знать,
Что истины печать
Притиснет слов
Моих сургуч,
Тогда б наверняка
Сильней взыграла б лирики река,
Но плеск её остался бы певуч.
Когда б я мог понять,
Откуда звуки в мир ведут маршрут
И где начало призраки берут –
Рукой подать;
Но взгляд
Найдёт лишь наугад
Затерянный в архивах сердца клад.
Апрель 1937
Из книги «Стеклодувы»
Во гроте ребер
Во гроте рёбер дремлет наш малыш,
Потягивая райский эликсир.
От приступа любви сотрясся мир,
Взревел девятимесячный пожар,
И неба белопризрачную тишь
Перечеркнул зелёный метеор.
Безумство чар!
На колокола чревного удар
Любовно грянул двухголосый хор.
Во гроте рёбер огненный малыш
Не может бесконечно слушать твой
Солёный гонг, следя над головой
Дыханье костенеющих стропил.
Во тьме не может обретаться лишь
Пульсирующий яростно клубок
Наедине
И на одной рокочущей волне
С пространством, где он наг и одинок.
Во гроте рёбер, в житнице твоей,
Расположился наш мадагаскар,
Всем перешейком чувствуя кошмар
Разрыва с милой африкой навек
И стужу ледовитую морей,
С пыхтеньем подступающих извне.
Исполнен нег,
Вдали растаял материнский брег,
И крик раздался в тяжкой тишине.
Во гроте ребёр занялся рассвет
И в блеске бриллиантовом исторг
Под небеса пронзительный восторг
Морщинистого тельца. Голосок
Воскликнул: «Вот он я! Всему привет!»
Ты бросил изобильный материк,
Мой островок,
Но не грусти – ты связи с ним не смог
Утратить бы ни на единый миг.
Январь 1939
Меж нами отчужденность начертала
Меж нами отчуждённость начертала
Бескрайние пустыни и моря.
Твоя рука в моей… Увы – всё зря:
Как в гипсовой, тебя в ней так же мало.
Разлучены мы тёрном и водой.
Твоё лицо, твоё изображенье
Во плоть уплыло, словно привиденье,
Скрываясь от тебя, меня, от нас…
Мы в горький час
Стоим – надежда тает вдалеке,
Бессильные, со ртами на замке,
Рука в руке…
Март-апрель 1942
Смерть унесла лебедей
Смерть унесла лебедей.
Башня – груда камней.
В залах, где жизни нет,
Раскрошен повсюду свет.
Портреты прешедших в тлен
Дивятся с облезлых стен
Трещине-борозде.
Гуляет ветер везде.
Ломается лунный луч.
Конец неминуч, неминуч…
Любовь превратилась в прах.
В глазах у портретов – страх.
Смерть унесла лебедей.
Над головами людей
Плывёт колокольный звон,
Непентес в нём растворён.
Забудь, предвкушая смерть,
Море, землю и твердь,
Про птицу и рыбу, про
Зло забудь и добро,
Про меч забудь и про плуг.
Жизни замкнулся круг,
Так смейся, мой милый друг!
Милый мой друг.
1946
Едва ее уста
Едва её уста
Прогнали голос вон –
Как будто трещина прошла
По гипсу лба,
Как краска облупилась красота.
Едва я был сражён
Классической наядой, как – судьба –
Меня пронзила голоса игла
И волшебство прошло как сон.
Я понял лишь сейчас,
Что я в тот миг
Гротескность красоты её постиг.
Вот так плавник
Акулы рассечёт морской атлас.
1950
Из не вошедшего в сборники
Украденная красота
Монету звонким серебром
Украл я с неба в тёмный час.
Себе покражу спрятал в глаз.
Я – о луне, а вы о чём?
Рассудок, душу, плоть насквозь
Теперь пронизывает свет
Цены монете этой нет,
Но я опять с достатком – врозь.
1939
Синее мы индигового шторма
Синее мы индигового шторма
Из детской книжки, где на развороте
Разлёгся остров, пальмы громоздя,
И мы, в казённом рубище, синее,
Чем эти удивительные воды,
Бурлящие в коробке черепной
Ребёнка, и внутри его царит
Отчётливое лето, а снаружи –
И в ясный день – расплывчатая хмарь.
Такие воды воздымают акры
Желе в прожилках солнечных лучей
И киновари жар – посередине,
Слепящий при зажмуренных глазах,
Он – яростней лазурной сердцевины
Воображенья. Мы за шагом шаг, –
Взгляни, как разлетались зимородки! –
Идём вдоль волнолома в Саутпорте.
Проглоченные монстрами одежд
И с огненными змеями на шеях,
Мы всякое сочувствие к себе
Отпинываем стоптанным ботинком.
Июнь-сентябрь 1942
То шаткий мост, то гиблый брод
То шаткий мост, то гиблый брод, – иду
К её любви речною белизной,
И неба свод читаю на ходу
За тучей тучу – встали за одной
Одна: колонны туч по берегам,
Как слов колонки в книге Бытия.
Но где же та, к кому по всем мостам
И бродам всем иду с любовью я?
Так гибелен и шаток долгий путь,
Что сердце в страхе разрывает грудь.
Дата написания неизвестна
Что за звук
Что за звук из тёмного леса, из качки ветвей,
Догоняет меня, холоден, близок, угрюм, –
Что порождает шум?
Это море в деревьях шумит.
Что за звук из тёмного моря, из качки валов,
Набежал на меня, угрюм, –
Что породило шум?
Это чаща в прибое шумит.
Это рёв волновой сквозь древесную тьму.
Это лиственный гвалт в бегущих волнах.
Это природы проснувшейся страх,
Не сознающей себя саму.
Это голос воды в ветках вопящий.
Это прибой в ветках ревущий.
Это волн разговор в чаще зловещей.
1946
Каждый взгляд, любое слово
Каждый взгляд, любое слово,
Мимолётное движенье
Головы или руки
В миг рожденья умирает,
Исчезает, совершившись,
Тает в воздухе, который
Без того мгновений полн.
Каждый взгляд, любое слово,
Мимолётное мерцанье
Канет в бездну, снидет в царство
Мёртвых взглядов, мёртвых слов.
Октябрь-декабрь 1940