Рассказы из книги «Кошка дождя»
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 49, 2015
ХА-РА-ШО
Все-таки у нас очень
культурная столица.
Явно дню памяти Хармса
утренняя поездка на работу посвящена была.
Все очень старались,
как будто готовились.
Водитель никак не передавал
сдачу с двух полтинников на заднюю площадку.
Ему оттуда женщина с
детским голосом время от времени кричала:
— Сдачу с двух
полтинников!
Водитель ей через весь
автобус меланхолично отвечал:
— Харашо.
Но не передавал.
Все замерли и стали
заинтересованно улыбаться, готовясь кто к чему, по потребностям.
Потом с передней
площадки вошла женщина с палками для скандинавской ходьбы и сказала:
— Уступите мне место
кто-нибудь.
Все
замерли и стали смотреть на ее скандинавские худые палки, на ее ноги-руки, которые
все были на месте, и на дорогой стильный рюкзак за плечами.
Тут
стала неуверенно подниматься со своего согретого места молодая полная женщина,
но ей по коленям хлопнула сидящая рядом монументальная родинаматьзовет, и
молодая женщина сразу вернулась в исходное положение, покраснев.
В
это время с задней площадки опять попросили сдачу с двух полтинников без всякой
угрозы в голосе.
— Харашо, — ответил
водитель и не передал.
Скандинавская палка
настаивала, чтобы ей уступили место.
Родинаматьзовет
посмотрела на нее и сказала:
— Вы совсем наглая или
как? С какой стати место вам уступать?
— Я с палками, поэтому,
— отвечает скандинавка.
—
С двух полтинников сдачу передайте, — шестой раз попросили с задней площадки
упавшим голосом.
— Харашо, — ответил
водитель громко. И не передал.
—
И что с того, что с палками? Инвалидка, что ли? Ходите, как придурки, с этими
палками, все худеете, а мы места вам уступать должны? Совсем спятили. С палками
она.
—
Я устала, я не девочка, у меня болят все мышцы, уступите, пожалуйста,
кто-нибудь! — воскликнула с палками.
С задней площадки опять
напомнили о сдаче, и водитель ответил: «Харашо», но не передал.
А родинамать сказала:
— Устала она, худеть
устала. Не, ну умора просто, обалдеть просто.
А с задней площадки…
А водитель…
Но так и не передал.
Рыба
к пиву
Отправляла
на почте книги.
Их было много, поэтому
мужичок, который стоял за мной, все время вздыхал и говорил:
— Ну что ты будешь
делать, зачем столько книг людям…
И матерился одним и тем
же словом.
Я спросила:
— Куда вы спешите, не
спешите. Сегодня суббота… Снег идет…
— Как не спешить, сын
рыбу ждет… — сказал мужик.
Я
повернулась и увидела в его руках скомканный черный пластиковый пакет, там и
была рыба…
— Сын рыбу ждет? —
переспросила я. — А что за рыба и зачем она ему?
— Сын рыбу ждет, к
пиву, только освободился… — с вызовом как-то ответил мужик.
И я его пропустила.
Сын, который
освободился, и ждет рыбу к пиву от отца из другого конца страны, это сюжет
гораздо сильнее всех моих сюжетов вместе взятых…
Володя
Наш
охранник, спокойный русоволосый добродушный Володя, который воевал в Чечне,
женился на Наташе, нашей уборщице и одинокой матери троих детей.
Все
уборщицы цокали языками за спиной Наташи, поджимали губы и говорили, что Володе
само собой сто лет не нужны ее трое от разных отцов детей и что она окрутила
наивного доброго Володю.
Сегодня я сдавала
Володе ключи, и на нем не было лица.
Я
спросила, как Наташа, она недавно ушла в декретный отпуск для рождения Володе
ребенка.
Володя
дрожащим голосом сказал, что дела не очень хороши, что Наташу положили в
больницу и есть угроза выкидыша. И что никак не могут установить точный срок,
что же за врачи такие… И что болит у нее внизу живота.
—
Ничего страшного, — сказала я. — Если в больнице — то в безопасности, все мы
лежали в больницах, когда носили…
Но
Володя как-то не очень успокоился и попросил, чтобы я с ним еще постояла и
поговорила.
Я постояла с ним, но
поговорить не очень у меня получилось…
Что
можно говорить мужчине, у которого от любви к Наташе и страха за нее и ребенка
дрожат голос и руки.
Я сказала, что мне
кажется, что все будет хорошо…
— Правда? — спросил
Володя. И добавил: — Мне страшно.
Как будто вовсе не он
воевал в Чечне.
Не Володя.
Тут
хрустел я
Холодным
воскресным утром я вышла на работу, да.
После
какого-то полусна-полуяви.
Ночь
в ожидании звонка будильника, так это называется…
Но
идти надо.
Сорок
минут простояла на холодном ветру, одна, как перст, на всем проспекте.
Наверное,
неприлично в такое воскресное раннее утро ждать автобус. Вот он и не спешил.
Я
почти заснула от холодного ветра и долгого всматривания вдаль, такая почти
Ассоль…
Глаза
слезились, и я их прикрыла и спала. Стоя.
Так,
в полусне, вошла потом в автобус и упала на сиденье. Прислонилась к мокрому
окну и тут же заснула.
Ехать
почти час, до конечной, разбудит…
На
соседнее сиденье положила пакет с едой на двенадцать часов дежурства, чтобы не
мешал мне спать запахом запеченной с чесноком курицы.
Проснулась
от хруста костей.
Это
мужик на соседнем сиденье доедал мою курицу и вытирал рот заботливо
приготовленными мной для себя влажными салфетками.
Не
могу сказать, что я глазам не поверила. Поверила, потому что сумка с едой
стояла у него на коленях, уже почти пустая.
Запах
запеченной в духовке птицы разнесся по всему автобусу, где были только я,
водитель и мой уже не голодный сосед.
—
Спите, еще не скоро конечная, я знаю, где вы выходите, я разбужу, — посоветовал
мне незнакомец и стал медленно и тщательно вытирать влажной салфеткой каждый
палец.
—
Спите, я тут хрустел, разбудил, наверное… очень вкусно, кто-то оставил, вот я
решил… не пропадать же… — добавил он.
Я
на всякий случай заглянула в свою женскую сумку и проверила, все ли на месте.
Все
оказалось на месте, но я даже не успела обрадоваться.
Меня
разобрал такой смех, что тут же пропал сон и, как показалось, даже боль в горле
и везде.
Когда
смеешься, вообще все перестает болеть.
Попробуйте!
Я
второй день подряд пью коньяк.
Еду
домой, как на праздник, потому что у меня там еще полбутылки есть, армянского.
Друзья
волнуются:
—
Ты бы спросила у радиолога своего, можно тебе сейчас, а то смотри…
А
я отвечаю, что мой радиолог не разговаривает вообще, только если спросишь, и
то…
Посмотрит
на тебя как-то долго, облучит взглядом и произнесет, вернее, изречет что-то
типа:
—
Интересный вы человек, Алла… И уходит к линейному ускорителю, белой спиной
повернувшись ко мне, и рукой машет, мол, пошли, ложись. Линейно ускорять тебя
буду.
Голову
повернет правильно, какую-то цифру назовет медсестре, и та что-то врубает.
Про
алкоголь не предупреждал, памятку не давал, так что чего там.
Но
я зашла на всякий случай на форум своих собратьев и сестер по шуткам судьбы. Не
могла оторваться.
Они
там все пишут, что вообще не просыхают с того дня, как диагноз узнали. Так что
я еще святая простота.
Зато
я очень жалею, что не пила всю прошедшую жизнь. То есть совсем мало пила и при
этом почему-то счастья хотела. А оно отдельно не бывает, клянусь.
Ну
и еще хотела про одну пару сказать, за которой наблюдаю который день…
Там
муж большой, крупный и совсем уже никакой. Глаза потусторонние, но надеется,
или только его хрупкая жена уже надеется, не знаю.
Он
уже ноги еле передвигает, так эта маленькая жена своими маленькими руками эти
большие его ноги передвигает, а он в это время на ее узенькое плечо опирается.
И так она его тащит каждый день вниз по ступенькам, под лучи тащит.
Он
все время говорит что-то, очень неразборчиво, но понятно, что жалеет ее. А она
только одно отвечает:
—
Ничего, я всю жизнь на твое плечо опиралась. Теперь ты обопрись.
Смотрю
я на все это и думаю: человек в принципе только три слова может знать. Чтобы
быть человеком.
Я. Тебя. Люблю.