Цикл стихотворений
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 44, 2014
***
Перейти в состояние инакое
не решатся: чувство, сумрак, слоги;
здесь чище не отыщешь знака,
чем хлябь, где выдох полёг.
Состоящий из полузвука топкого
завлечёт ландшафт — людей в потёмки:
набрать бы веток на растопку,
идя трясинным путём…
Состоящий из правды всплеска грязного
предстаёт нетёплым — кто — пейзажем?
Сильнее слову нет соблазна:
болото, зиму уважь —
Излечимо от чавканья сапожного —
переходом в долгий лёд, а прочим
лишь подкрепить сомненья можно;
другую осень пророчь.
***
Мы воды речной не пьём: страшимся —
прохладой текучей найти какое злато,
вдруг опять окажется большим
как сиянье, как певчий разлад…
А в нутро впускаем только вдохи:
лучи к драгоценным находкам безразличны;
плески корабельных суматох
пусть бросают внимательный клич —
Человек припал к недолгим водам,
ему — устремляться на поиски сокровищ:
золотые дни найдёт вот-вот
и молчащий изнаночный кров?
Не боится ройного буруна,
творимого волей гнусавых насекомых;
в плаванье к вечернему нутру
снаряжая глоток за глотком.
***
Умеют всё присваивать
дерева, протянувшие шелест:
пусть в проливах немеют сваи,
в смысловой упрятаны кошель.
Ветвями — небо схвачено,
а корнями присвоена почва:
всё в порядке вещей? Иначе
станет ожиданию невмочь…
Ты, дорогая ростепель,
обладанием слабо заботясь,
всё дрожишь о небесном росте
русловом, впустившем звук свобод —
Землёй плакучей, ивовой
укрепляешь в ландшафтах беспечных —
берега световых проливов,
чтоб скорей усердием истечь.
***
Слово завлекать нетрудно вершинами,
бесцветным побегом гористым;
на всём здесь серость кувшина,
питья родникового риск.
Между пройденным и тем, что предвидено —
ложится деревней цветущей
рассказ, каким вдохновите?
Вы — жесты помысленных туч.
Все цвета — найти в зазорах межфразовых:
ступенчатым солнцем нагреты,
в глаза бросаются сразу
и помнят смолистый секрет —
Станет небо — сразу всеми — оттенками?
То в синий качнётся, то в белый;
лишь деревенская стенка
пустеет, как всякий пробел.
Балтика
У воды простор торжественный;
лезут во вдох песчаные фейерверки,
кому сказать о летнем жесте?
Опустел, затих зазябший сквер.
С облаков спускалось марево:
знойные звуки, сумерки и предгрозье;
в палящем сказанном кошмаре
чувства и пространство будут — врозь.
Берега пора уведомить:
крайности смогут вечером обезлюдеть,
ни финна не возьмут, ни шведа
на песчано-пылевой салют.
Сообщить сегодня некому —
между теплом и холодом середину;
печалью названа извека,
это имя помнишь ты один.
Посвящение
Спящими словами древесными
оказалась под вечер листва;
на чём вздремнуть — неизвестно.
Жёстко — на звуках мастерства.
Жёстко на подстилочном пении
облакам, потому не уснут;
а людям снятся ступени,
нужного бега атрибут.
Дерево, склонишься над вымыслом:
«пробудись, многолюдный дружок»
от лестниц снящихся вымыв —
чувство, свободу, лепесток…
Нужный бег в подобия мглистые —
вертикаль, всеблагое вверх-вниз?
Когда слова — моралисты,
ливнем молчащим разветвись.
***
Кроется в милостях песенных —
причина для любви к прибрежным
пейзажам, вытеснившим плесень
в былые слова (себя промеж).
Голос вечерний от сырости
свободен: прочие проступки
вмерзают в световые дыры
(а сумрак всегда прощеньем скуп).
В небе — следы самолётные,
сквозные тающие петли;
плывут знамённые полотна,
пощадный мотив волной пропет.
Разве обдумана разница —
каким предметом тень предзимья
переломить? Отменой казни
простор предстаёт, невыразим.
Взгляд на улицу
Когда глядишь из бакалеи
сквозь муть витрин (январь, периферия) —
вязнешь, дыхание наше, в консервном тепле:
лучше на людей не смотри.
Кто сдал среди морозов — перстень
в неспешную сердечную починку,
шепчет слова про тебя и рассветную персть:
звук — его незыблемый чин?
А ювелир в продрогшей будке
сквозь изумруд посмотрит на прохожих:
в зелень лучистую всякий одет и обут,
точный этот взгляд — сбережёшь?
Глядит, подсчитывает грани,
не замечая время вьюги ближней;
точностью этой — январское слово тирань,
не одни сомнения лишь.