Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 44, 2014
Дамы и господа, авторы и читатели «Нового Берега»!
Этот номер, как и каждый июньский, мы посвящаем годовщине нашей победы в Великой Отечественной войне. Поколению, хоть краем зачерпнувшему это бедствие, размышлений о нём хватило на всю оставшуюся жизнь. Война, массовое уничтожение себе подобных — неизбежная и трагическая данность человеческого существования, всю историю человечества можно рассматривать как историю войн. Они шли, идут и идти будут, составляя род страшного дыхания того биологического вида, которому мы принадлежим и судьбе которого обречены. Кажется, нет ничего драгоценнее мира, и ничего не стремимся мы избежать так, как войн, однако из поколения в поколение они повторяются как проклятие, заложенное в природе человека, его неотъемлемая метафизическая данность.
Ничто, как переживание убийства, не возбуждает интерес людей к жизни, поэтому телеэкраны всего мира завалены горами трупов — как реальных, так и сценарных. Внимая убийству, мы внимаем жизни. Великая война, которую пережила наша родина, дала возможность жизни многим последующим поколениям. Меньше всего о том, насколько востребовано убийство психикой человека, думали те, кто крестились перед последним броском, кто матом поднимал бойцов на позиции врага и увлекал за собой на верную и героическую гибель.
Тут к слову помянуть о недавнем запрете мата, без которого непредставимы самые великие совершения русской истории. Лишить народную речь мата — значит запретить народу быть русским. Мат — наиболее эмоционально ёмкая и высвобождающая форма выражения усилия русского человека, да как ещё и отвести душу в моменты отчаяния и гнева, горького падения и заливистого взлёта? Мат изъясняет всю иррациональность мироздания, столь очевидно явленную в русской истории. Вводить запрет на мат ещё более бессмысленно, чем сухой закон. Матерное слово не минует ни похороны, ни свадьбы наши, ни дружеские попойки, ни бабьи посиделки. Мат составляет доверительное и многозначное сообщение народа, его свободу и ту идентичность, которую в виде национальной идеи беспрестанно и безуспешно сочиняют заказные пропагандисты. Интересно, наложат ли теперь означенный штраф в размере от 2000 до 2500 рублей на частное лицо, вдовью Клавдею Рыжую из Новосёлок, большую умелицу исполнения скабрёзных частушек? А вычеркнуть, как это настоятельно предложено, матерные формы из литературного произведения — означает обречь повествование на неестественность и нелепость. «Что это вы, Павел, такое делаете, отчего горячее олово капает мне за шиворот?» Теперь указано, что так мы и должны передавать нашу эмоциональную реакцию на реализм действительной жизни. Безусловно, человек культуры — а культурного слоя у нас, как и везде, на пол штыка лопаты — не выругается матом и в самой шокирующей ситуации, но и гневно клеймить слесаря за матерный монолог, обращённый к протёкшей трубе, тоже не станет. Ханжество всегда свойственно снобам — нуворишам, стыдящимся своего низкого прошлого.
Прошлого своей литературы мы не стыдимся, матерным словом не пренебрегали и великие создатели словесности нашей; ещё Пушкин ратовал за то, чтобы вернуть русскому языку «искони присущую ему библейскую вульгарность». И пока русская народная речь непредставима без мата, он неизбежно найдёт место и в литературе — её условном, но и самом верном отражении.
«Новый Берег» не приходится учить корректности изъяснений, читатели наши знают, что мат допускается на его страницах лишь в диалогах, как характеристика персонажа, и решительно вымарывается из авторской речи. Таково наше эстетическое кредо, придерживаться которого мы намерены и впредь, даже, если издавать журнал придётся в специальной упаковке наподобие средневекового пояса верности.
Язык наш, литературному богатству которого мы обязаны историческому закреплению народа «на местах» и скверным дорогам, обеспечившим расцвет диалектов, не знает стыда, он неисчерпаем и равновелик в хвале и поношении — и стар, да не холощен. Мерин годен для тягла, не для вечного возрождения. Как всякая стихия, язык свободен в своём переменчивом пути по времени и, сколько бы грязи ни цеплялось к нему, всегда выкристаллизует то драгоценное, что является предметом нашей любви и служения. Беспрестанное обновление не мешает языку сохранять всё самое выразительное и необходимое для общения народа, как — через века иноплеменных нашествий и преходящих властей — он сохранил своё матерное слово.
Размышляя над попытками изъять мат из литературного воплощения живой русской речи, произнесём в задумчивости любимую присказку деда Михася: «За ухом поскрёб, да и мать его …». А дед Михась с кондачка не скажет — человек уважаемый, даже и за пределами Фатьяновки известен тем, что мальчишкой сбежал на фронт и «подспел» на последний год большой войны. Да, и жив по сю пору.
С победой, дорогие читатели и авторы «Нового Берега»!
Мира вам!