Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 28, 2010
Надежда Мальцева
СТИХОТВОРЕНИЯ
Через дорогу снег переметает,
и я иду по белым письменам,
как будто книга книг меня читает,
иным готовя место временам.
Пускают корни семена снежинок,
и с ними я меняюсь и расту,
а ветер жнёт и косит без обжинок,
и обрывает ветки по листу.
Но алой травкой отчего побега
я сквозь сугробы вечные бегу,
пока друг в друга альфа и омега
перетекают волнами в снегу.
2009
ПЕСНЬ БОЧКОВАЯ, ТИХОАТЛАНТИЧЕСКАЯ
Посреди Поганой лужи,
(ныне Чистые пруды),
пробивается изчужи
шепоток святой воды,
поминает невоскресных,
в птицу сердца метит в лёт,
вдох – и свет глубин небесных,
вдох – и волн летейских лёд.
II
Мы на лодочке конались
целый век среди теней,
никакой психоанализ
не угнался бы за ней,
целовалися с тенями –
не качай, брат, головой,
пели тени вместе с нами:
“чёрный ворон, я не твой”.
III
Не плачь, сирота, что мамка не та,
душа – на ветру былинка,
и наши войска взойдут из песка,
поднимутся из суглинка,
из сизой жествы, из едкой травы,
из семени слёз горючих,
и примут в раю молитву твою
по чину “безвинно мучих”.
IV
А пока под хрип трамвая
белым флагом помавая,
лихо в омутах кружа,
выплывает расписная,
бережёная, родная
древнерусская баржа.
Следом катит из болот
коренной российский флот –
крепкая, кондовая
бочка омулёвая,
и без времени-поры
под призыв “ату его”
нерестятся топоры
города Кукуева…
V
Где мы видели иное?
Князь теней в стране теней
носит платье выходное
наизнанку, так верней.
Врут политики и маги,
врёт учебник от души,
и бегом бегут салаги
в трюмы, полные лапши.
VI
Сюдыкали бы, тудыкали бы,
аукались бы с грибами,
да косточки в ряд промежду опят
ютятся на Валааме.
Поплакали бы, позвякали бы
кадильцами возле дома,
да гроб в воротах, и поле в крестах
до самого окоёма.
VII
Что же, пёхай за эпохой,
и в кривые зеркала
распоследней кровью дохай,
тоб свеча свечу зажгла.
VIII
Изрыдайся в трубах тёмных
на Кольце и за Кольцом,
канув Сивкою в Коломнах,
выйди к Волге Студенцом,
и лети Синичкой в кочки
к заповеданной меже,
где душа томится в бочке,
пришвартованной к барже.
Не ищи другого брода,
век сосчитан, ночь нежна,
а проклятая свобода
только узнику нужна.
IX
Никто же на ны, помимо страны,
ьи корни растут сквозь стены!..
Но тени сквозь сны кричат со стены,
то плачущие блаженны,
то слёзы пасут скудельный сосуд,
сокрытый на дне потока,
и вороны хлеб принесут в вертеп
как раз на Илью-пророка.
2007
БЕЛЫЙ БИЛЕТ
гремит его костыль,
зияют рваные штаны,
в щетину въелась пыль,
однако шире волжских вод
улыбка у солдата,
и птичка в рот влетит вот-вот
из фотоаппарата.
Идёт и лыбится, а зря,
у самых райских врат
добъёт калеку втихаря
патрульный спецотряд,
поддал, уснул, и все дела,
не пуля, не саркома –
куда раскинул вран крыла,
шагай, и будешь дома!
И он пошёл, а дома нет,
из груды кирпича
торчит, горит иванов цвет,
зелёная свеча,
да соловьи поют всю ночь
в кустах обезумелых…
Сглотнёт солдат и двинет прочь,
качать права в отделах.
И будет утро, и допрос,
как стычка под огнём.
Лишь то, что он с войны унёс,
останется при нём,
и он сменяет вещмешок
на спирт и две затяжки,
тоб закусить на посошок
в вонючей каталажке.
Но может быть, да, может быть
вояку примет мир,
тоб он тудыть и растудыть
не посрамил мундир,
восстанет тыщу лет спустя
с носилок катафалка
орденоносная культя
и всхлипнет: “Птичку жалко”.
Куда несёт тебя, герой?
Ведь ты везде убит.
Пусть даже пир идёт горой,
тебя на нём знобит.
Момент! Снимаю, дорогой!
А ты – ты бел, как наст,
но чёрный ящик пнуть ногой
вовек судьба не даст.
Зовёт маяк на берегу
и мёртвые суда,
я тоже вспомнить не могу,
зачем иду туда.
Домой, домой! – маня сквозь мглу,
гремит во тьме стоккато,
и птичка бьётся на полу
у фотоаппарата.
2010
ЦВЕТИК ГРЕШНИЦЫ АКУЛИНЫ
Проскакали в краю ковыла
тени всадников в туче мух,
и не стало муки и мыла,
и огонь в очаге потух.
Выжгло всё, от травы до хлеба,
мочи нет, а поди ж терпи,
и решила построить небо
Акулина себе в степи.
Далеко-далеко за домом
поклонилась на север, юг,
для защиты святым хоромам
уложила камнями круг,
и надёванные едва ли,
из заветного рундука
разложила платки и шали,
сколько враз унесла рука.
Растопила в серёдке солнце
из соломы и будыля, –
как прабабкино веретёнце,
заплясала под ней земля.
В дым и пепел макая юбки,
на ветру за свечой свечу
жгла и выла: “Ко мне, голубки!..”,
жгла и выла: “ Лечу! лечу!…”
Не дождавшись от неба прока,
повалилась ничком во мглу…
Свет мелькнул, как мгновенье ока,
и отсыпал одну золу.
Но поднялся от ветхой глины,
перетоптанной не впервой,
цветик грешницы Акулины
над отпетой степной травой.
Он из самого пекла вырос,
весь, как соли крутой щепоть,
и поставил его на клирос
до скончанья веков Господь.
2009