Эссе
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 19, 2008
Как известно, изначально высшее место в иерархии традиционных языческих пантеонов занимали боги с ярко выраженными стихийными атрибутами – громовержцы и землетрясы, метатели молний и метеоров. Страх был основой поклонения и поводом для войн и распрей, этим первым попыткам соответствия высшим силам. Однако история показывает, что на одном страхе невозможно построить какую-либо структуру, способную стать основой культуры и тем более цивилизации. Постепенное преодоление страха формирует последовательное осмысление, которое, в свою очередь, сплетается в ариаднину нить, помогающую разуму выйти из сумрачного лабиринта. Мирное время, а с ним и перспектива социального становления, требует других качеств и иных ориентиров. Таковым прежде всего было подражание размеренной цикличности природы, и более конкретно – поклонение ее светлому, дающему жизнь началу.
Появление солярных (солнечных) культов у того или иного этноса свидетельствовало, в первую очередь, о развитии Знания, этого “побочного явления” мирного существования, которое быстро определилось как принцип власти. Знание требовало постижения природы Всевышнего, выявления закономерностей его движения по небу, что также прояснило бы и то, что происходит внутри любопытного наблюдателя. Таким образом, сословие духовенства, а с ним и все мифологические, религиозные и вообще культурные догматы слагались на основе астрологии. Астрологические факты формировали принципы измерения пространства и времени, а символические соответствия планет, звезд и созвездий ложились в основу всей человеческой эпистемологии, и вообще культуры. Мы не будем сейчас углубляться в детали астрологических аналогий, общих практически для всех образов солярных “сынов Божьих” – египетского Гора, иранского Митры, индуистского Кришны, и так далее, вплоть до Иисуса Христа – это тема для отдельной статьи. На данный момент нас интересует чистый символизм солярного начала, доминирующий в человеческом обществе, его культуре и истории.
Ни один бог дохристианской эры не пользовался таким блистательным успехом, как Аполлон. По преданию, Аполлон появился из мистических земель крайнего севера — Гипербореи, где праведники живут по закону Разума и чтут превыше всего мораль и искусство. Согласно Диодору Сицилийскому, гипербореи живут счастливой жизнью и расстаются с ней исключительно от пресыщения, бросаясь в море, а пока живы, непрестанно воспевают Аполлона в гимнах, и он за это является им каждые 19 лет. О неиндоевропейском происхождении Аполлона свидетельствуют, в первую очередь, все тщетные попытки раскрыть этимологию его имени. Однако всякий герой интересен не столько своим происхождением, сколько деяниями. Аполлон с триумфальной бесцеремонностью Александра Македонского и обезоруживающей харизмой Иисуса Христа вторгался в местные пантеоны Европы и Ближней Азии и ассимилировал прежних богов-обскурантов, интегрируя в себя их ведомости и функции – как губительные, так и благодетельные. Например, дар прорицания Аполлон “позаимствовал” у Геи; покровительство музыке — у Гермеса, а заодно и предводительство над музами (Аполлон Мусагет); искусство врачевания – у Асклепия и т.д. и т.п.
То же самое касалось атрибутов и имен прежних богов. У анатолийцев Аполлон соответствовал Аппалюнасу, чье имя означает “отец-лев” или “отец-свет”. У этрусков его называли Аплун (Апулу, Аплу), что также соответствует Аплу хурритов и хеттов, которого массово призывали во время чумы (например, во время Пелопоннесской войны). Аполлон был также на стороне троянцев в легендарной войне, воспетой Гомером, и от них перешел к грекам. Именно у греков началась безудержная слава Аполлона, где он своим блеском затмил не только Зевса и Афину, но и Солнце как таковое – бога Гелиоса, всецело отождествившись с великим светилом, которое в представлениях греков так же, как и Аполлон, обладало в равной мере губительными и благодетельными качествами. Наконец, римляне, переняв эстафету от греков, распространили культ Аполлона по всей Европе среди кельтов и прочих варваров, где он воспринимался уже не иначе, как Бог-Солнце, благодетель и исцелитель, со следующими прозвищами: Apollo Atepomarus («великий конюх» или «обладатель великой лошади» — у кельтов лошади традиционно понимались как солнечные животные); Apollo Belenus (”светлый” или ”сияющий”); Apollo Cunomaglus (”повелитель псов”); Apollo Grannus (Граннус был исцеляющим богом весны, позже полностью интегрировавшийся в образ Аполлона); Apollo Moritasgus (”морская вода” – атрибут врачевателей); Apollo Vindonnus (”ясный свет”); Apollo Virotutis (”благодетель человечества”?), и наконец Apollo Maponus.
По свидетельству Гомера, Аполлон, этот вечно юный, изящный, полный красоты и изысканности бог, своим появлением на Олимпе внушил неподдельный ужас олимпийским богам. Этот классический образ бесстрашного героя и светоча мудрости следует понимать как противостояние пережиткам древности, как рациональный протест эманациям слепой равнодушной природы. В этом была, если так можно выразиться, мифо-историческая миссия Аполлона Гиперборейского, вобравшего в себя все традиционные солярные черты для установления внешней, централизованной, официальной власти посреди культурного хаоса. Этот агрессивный, всепроникающий свет Культуры, оформленный как политическая идеология, проявляет все качества классического тоталитаризма, свойственного, увы, не только античным империям. В культурно-религиозном понимании такое возвеличивание одного бога за счет умаления прочих также создало естественную историческую почву для возникновения монотеизма.
Архетипическая миссия Аполлона проявилась еще в его мифической юности, когда в качестве своего первого подвига он сразил чудовищного змея Пифона (Питона), порожденного землей Геей. Пифон сторожил древнее прорицалище Геи и Фемиды в окрестностях Дельф, отваживая посторонних различного рода дезинформацией. За свой интеллект и ораторские качества ему в свое время Герой было поручено воспитание Тифона, который своим монстрозным обликом в полной мере выразил все гадости, что у Пифона были “на языке”. Аполлон, убив Пифона, основал на месте древнего капища свой храм и учредил Пифийские игры, по своей роскоши и популярности уступавшие только играм Олимпийским. Это символизировало таким образом свержение суеверного хтонического архаизма новой олимпийской властью, торжеством света и разума. Именно в таком качестве образ Аполлона был переосмыслен в Ренессансе и радушно принят в эпоху Просвещения, по-прежнему оставаясь символом античного классицизма.
Но у каждого светоча есть своя тень, ибо нет света без тьмы. Традиционным антагонистом ясного и рационального Аполлона выступает его брат Дионис (Вакх), темный бог экстаза и инстинкта, чей неизменный атрибут — вино. Уже в новейшее время их онтологическая связь воспета ранними филологическими работами Ф. Ницше, который внес в дискурс европейской мысли понятия “аполлоническое” и “дионисийское”. Дионис занимает место своего брата, когда тот на запряженной лебедями колеснице отправляется на родину, в Гиперборею, чтобы в урочное время летней жары возвратиться в Дельфы и опять навести порядок после буйных вакханалий. Со временем противоположные образы Аполлона и Диониса начинают сближаться – после 7 в. до Р.Х. в Дельфах богам устраивали общие оргии на Парнасе, и сам Аполлон нередко почитался как Дионис и обладал его атрибутами – например, плющом. Однако в данном случае мы видим идейную противоположность Аполлона не в образе Диониса, ибо какой праздник может всерьез противостоять господствующей власти? Таковой является лишь ее обязательной частью, законным отдохновением от нее, и внятным поводом для ее водворения и даже ужесточения – об этом знали сами древние, перемешавшие детали Аполлона и Диониса воедино. Реальной оппозицией власти, и особенно власти явленной, официальной, может считаться только власть тайная, доступная лишь узкому кругу воистину избранных. Покровителем таковой традиционно считается Гермес, бог ловкости, красноречия и обмана, сопутствующий торговцам и ворам, чародеям и алхимикам.
Гермес, как и Аполлон, фигура знаковая, архетипическая. Это классический пример трикстера, который в среде простолюдинов отождествился с культурным героем. В рамках западной цивилизации, понимающей бытие как бесконечный процесс становления, где идеалом представляются ценности, не перенятые в соответствии с Традицией, но приобретенные как результат развития и продукт эволюции – это длинный ряд характерных персонажей от Прометея до Фауста. Шпенглер, к примеру, называл европейскую цивилизацию, балансирующую на грани заката, не иначе как фаустовской. Так Гермес, бог-посредник со всем спектром соответствующих функций — от почтальона богов до проводника душ на тот свет, – стал символом европейского духа. Если Аполлон — это власть господствующая, официальная, стремящаяся удержать время и потому обладающая качествами автоматизма, то Гермес с крылатыми сандалиями – это бунт, это власть темных переулков и туманных недомолвок, динамизирующая любой стазис.
Легенды гласят, что никто не мог превзойти Гермеса в ловкости, хитрости и воровстве. Первое воровство он совершил ещё, будучи в пелёнках — покинув свою колыбель, он отправился в Пиерию и угнал пятнадцать коров, которых пас никто иной, как Аполлон. Чтобы их не нашли по следам, он привязал к их ногам ветки (другой вариант — приспособил сандалии, которые впоследствии стали его атрибутом) и пригнал в Пилос, где укрыл в пещере. А сам тем временем из панциря большой черепахи и из тонких кишок убитых коров сделал лиру. Аполлон же в поисках коров прибыл в Пилос и, расспросив местных жителей, узнал, что коров угнал мальчик, но следов найти никто не смог. Догадавшись, кто это сделал, Аполлон пришёл к Майе, матери Гермеса, и обвинил последнего в краже. Мать показала ему ребёнка, лежащего в пелёнках. Тогда Аполлон отнёс его к Зевсу, и Гермес после расспросов отца показал Аполлону, где находятся коровы, а сам сел неподалёку и стал играть на лире. Аполлону игра на лире очень понравилась, и он предложил Гермесу обменять коров на этот дивный инструмент. Гермес согласился и стал пасти коров, играя уже на свирели. Аполлону захотелось иметь и этот инструмент, и он предложил свой жезл в обмен на неё.
Так у Гермеса появился традиционный крылатый жезл вестника — кадуцей, способный мирить врагов. В отличие от Аполлона Гермес использовал свой жезл для власти тайной — чтобы усыплять или будить людей для того, чтобы во сне передать послание от богов кому-нибудь из смертных. Именно в кадуцее кроется символика аполлонической внешней власти, присвоенной хитростью и мастерством Гермеса, Великого Вора, который просто ради забавы украл также скипетр у Зевса, трезубец у Посейдона, золотые стрелы и лук у того же Аполлона и меч у Ареса. Кадуцей представляет собой скипетр, увенчанный крыльями и обвитый двумя змеями — они обвили жезл в тот момент, когда Гермес решил испытать его, поместив между двумя борющимися змеями, да так и остались на нем, насытив ее глубокой символикой. Взаимодействие двух змей традиционно интерпретируется как вечное начало противоположностей — инь и ян. В оккультизме кадуцей считается символом ключа, отворяющего предел между тьмой и светом, добром и злом, жизнью и смертью. Именно поэтому традиционный символ медицины имеет только одну змею, то есть Белое (здоровье, жизнь), отделенное от Черного (болезнь, смерть). В христианстве кадуцей становится атрибутом Премудрости Божей Софии. Известна, например, икона Софии Новгородской — в правой руке она всегда держит скипетр (кадуцей), изображенный как длинное белое с заостренным концом древко.
Даже когда эра политеизма сдала свои позиции христианству, в своем агрессивном развитии всецело наследовавшему аполлонические традиции, Гермесу удалось избежать участи своих небесных собратьев быть выброшенным на задворки истории. В течение многих веков он был неизменным покровителем и символом всех начинаний разума, не вписывавшихся в официальную христианскую доктрину и потому называвшихся оккультными (от лат. “темный, скрытый”). Общий свод религиозно-философских течений эпохи эллинизма и поздней античности, носивших эзотерический характер и сочетавших элементы популярной греческой философии, халдейской астрологии, персидской магии и египетской алхимии, унаследовал имя Гермеса, и стал называться герметизм. Считается, что герметизм был предтечей того, что сегодня принято называть тайными обществами — движения иллюминатов, франкмасонства и розенкрейцеров. Даже если не исходить из современной теории мирового заговора, проблематика, поставленная в заглавие нашей статьи, остается открытой и актуальной. Аполлон и Гермес, власть явная и власть тайная – кто здесь царь и кто здесь вор? Согласно герметизму, мир – это Великое Колесо, воплощающее собой непреходящую смену противоположностей, что обнажает великую истину Тождества. Ничто не избегает трансформации, все готово лишиться своего мнимого статуса и поменяться местами в космическом карнавале, и образы Аполлона и Гермеса – яркий тому пример.
История полна подобных травестийных переворотов, и особенно история русская, где строгая централизованная власть всегда носила ярко выраженный аполлонический характер. Упорно сопротивлявшаяся официальной власти оппозиция в итоге создала целое обособленное сословие — офеней (афеней), странствующих по деревням мелочных торговцев с галантерейным и мануфактурным товаром, книгами, лубочными картинками. Спектр деятельностей офеней был поистине “герметическим” — торговцы были не только полупрофанными популяризаторами оккультных учений, но также искусными ворами, гадателями и шарлатанами, фокусниками-чародеями, шутами-скоморохами. Сословие офеней сформировало уникальную субкультуру, со своим собственным языком (феня, “блатная музыка”), инициатическими обрядами, традициями и понятиями. Однако многие века спустя это сословие из ордена рыцарей духа и свободных художников выросло в конце концов в строгую структуру с соответствующим уставом — Воровским Законом, по своему ригоризму намного превосходящий закон официального уголовного кодекса. В постмодернистском карнавале конца тысячелетия воины и воры, духовенство и торговцы перемешались, и, когда коммунистический Аполлон пал, тайное тут же заняло место явного, лишь сменив свои маски и атрибуты. Оккультные науки так же давно уже сбросили свой мистический флер и практикуются вполне открыто, но несколько своеобразно – в виде алхимии банковских операций, где поистине магическое переливание из пустого в порожнее и порождает величественный пузырь современной мировой экономики, доказывающий, что превращение грязи в золото – вполне реально.
Мир как макросоциум, как человеческий муравейник в прочных сетях коммуникации какого-то верховного паука, не может жить без тайны, ибо нет света без тьмы. Так и любая внешняя, солярная власть, независимо от исторического периода всегда пользовалась силами тайного для достижения собственных интересов — развиваются ведь только приемы и атрибуты, принцип неизменен и цикличен — как астрология, с которой началось наше познание мира и определение места в нем. Только вот сегодня это тайное уже неотличимо от мнимого, а реальность неотделима от иллюзии – власть прибегает к любым магическим спецэффектам, от терактов до искусственных войн, которые при всех высокотехнологических наворотах по-прежнему следуют древнему догмату: разделяй и властвуй, убивая своих, чтоб чужие боялись. Как и тысячелетия назад, Аполлон на время сходит со сцены и терпеливо выжидает подходящего момента, чтобы вернуться во всей красе и навести порядок после вакханалий. Напомним, что Аполлону изначально приписывались как благодетельные, так и губительные качества. Так и свет способен ослепить и задурманить в радужном мельтешении красок, если хотя бы на время не закрывать глаза – в нервном ли моргании, в блаженном ли сне, чтобы хоть как-то отделить свет от тьмы и сообразить, кто враг, а кто бог. Так и Аполлон с Гермесом по-прежнему продолжают незримый бой в ускользающих сумерках в безуспешной попытке определиться, кто воистину есть Царь, и кто есть Вор.