Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 9, 2005
Совсем недавно я встретился в Москве с одним французским журналистом, и, помимо литературных вопросов, мы как-то незаметно разговорились с ним о современной России. Размышляя вслух о новейшей истории моей страны, он неожиданно сравнил ее с архивированным файлом в компьютере. Он имел в виду тот факт, что за последние пятнадцать лет, то есть после начала горбачевской Перестройки, Россия с ураганной скоростью восприняла весь тот огромный культурный опыт, который Европа и остальной мир переживали на протяжении всего 20 века в режиме real-time.
Сгущение времени ощущается в России буквально во всем и на всех уровнях. Родившись в коммунистической стране и пройдя все стадии воспитания будущего коммуниста, в конце 80-х годов я неожиданно оказался накрыт гигантской волной западной интеллектуальной мысли. Я помню, как книга Ницше “Рождение трагедии из духа музыки” перевернула всю мою жизнь буквально за один летний день, который понадобился на ее прочтение.
В каком-то смысле это было нечестно. По отношению ко мне и ко всем тем двадцати- и тридцатилетним, кто страстно бросился тогда в книжные магазины. Во-первых, нам явно не хватало денег, чтобы купить все эти “новые” книги, но мы все равно их покупали, отказывая в игрушках своим только что народившимся детям, а во-вторых, весь этот внезапный читательский алкоголизм грозил серьезным интеллектуальным похмельем.
Потому что читали, в общем-то, всё подряд. Любой человек знает, что будет наутро, если во время дружеской вечеринки вас поведет так сильно, так весело и так бесповоротно, что вы вдруг начнете смешивать все подряд: шампанское с водкой, коньяк с пивом, вино с текилой – в общем, насколько у вас хватит фантазии и огня. Самое печальное, что отважившийся на такое, уже не слушает добрых советов друзей, которые догадываются, чем это всё закончится.
Я помню одного молодого человека, целыми днями просиживавшего в провинциальной библиотеке. Его стол напоминал неприступную крепость – он выглядывал из-за стопок книг, как сомнамбула из своих грез. Глаза его были полны нездешнего волшебства. Как-то раз я не справился с любопытством и подсмотрел, какие книги он заказывает у библиотекаря. Это было полное собрание американской фантастики — только что прорвавшейся через руины “железного занавеса” и унесшей этого человека, как ураган унес домик маленькой девочки в книге “Волшебник страны Оз”. Потом, уже много лет спустя, по странному стечению обстоятельств я снова увидел этого, теперь уже не совсем молодого человека. Он работал охранником в ночном продуктовом магазине. На нем была какая-то полувоенная униформа, а в руках – книжка с рисунками пришельцев со щупальцами и космических кораблей. Я смотрел на него и понимал, что передо мной целая жизнь. Этот человек сам выбрал свою судьбу, и, судя по всему, судьба отвечала ему странной взаимной любовью. Реальная жизнь со всеми общественными катаклизмами – с экономическим кризисом, переделом собственности, громкими политическими убийствами, террористическими актами и войнами почти на всех южных территориях бывшего СССР – прошла мимо него, и он явно не жалел об этом. Пятнадцать лет, которые изменили весь мир, сгустились для него в один бесконечный научно-фантастический роман.
Однако подобная концентрация времени – и на уровне одного частного человека, и на уровне всего государства – чревата тяжелыми последствиями. Время не может не отомстить за то, что его так безжалостно уплотнили. В отличие от компьютерной программы, оно обладает значительно большей плотностью. И в этом смысле оно скорее похоже на сжимаемую пружину, чем на архивируемый файл. У него есть предел сжатия, после которого наступает ответная реакция. И эта реакция может принять самые болезненные формы.
В январе этого года по России прокатилась волна возмущения со стороны пенсионеров. Из-за концентрации времени наши старики все еще не успели привыкнуть к мысли о том, что они не нужны собственному государству. Социальные льготы были заменены им денежными выплатами, которые явно не покрывали их расходов. Льготный проезд в муниципальном транспорте государство заменило на выплату 200 рублей в месяц, что соответствует примерно 6 евро.
Один из центральных телевизионных каналов показал тогда любительскую видеозапись, на которой толпа разгневанных стариков перекрыла проезжую часть и окружила случайно оказавшуюся там машину. Причина их агрессии по отношению к водителю этой машины состояла, очевидно, лишь в том, что это был автомобиль иностранного производства, и, значит, его владелец, по их мнению, был богат, а они крайне бедны, и, следовательно, он не имел права вот так вот цинично ездить рядом с ними, когда у них нет возможности воспользоваться даже обычным городским транспортом. На заднем сиденье этого автомобиля находились жена и ребенок водителя. Когда разъяренные старики и старухи облепили машину со всех сторон и начали бить кулаками и сумками по окнам, водитель вышел и попытался их успокоить. В ответ они тут же повалили его на землю и стали пинать ногами. Ему удалось вскочить с тротуара и убежать, но в машине оставалась его семья. Он несколько раз попытался вернуться в машину, но его встречал град ударов и, очевидно, ругательств. Наконец, ему удалось проскочить, и он снова заперся в своем автомобиле. Через минуту он начал потихоньку давать газ, обозначая свое намерение выехать из окружившей его толпы. Он как бы раскачивал весь этот облепивший его рассерженный муравейник. В какой-то момент, очевидно, ему показалось, что открылся проход, и он резко тронулся с места. Машина помчалась вперед, кто-то из окруживших ее не удержался на ногах и попал под колеса. По телевидению сказали, что пострадавший скончался на месте. Вся эта трагедия, которая началась как нелепый фарс, длилась около десяти минут. Как будто всем ее участникам специально давалось время, чтобы они остановились. Однако никто из них этого так и не понял.
После Беслана у нас в России вообще трудно хоть что-нибудь понять. В Беслане время сгустилось настолько плотно, что трех дней хватило на убийство трехсот детей. Если разделить, то получается по сто маленьких человек в день. И совсем не так, как в случае с ужасным цунами, где действовала слепая природная стихия, а напротив, обдуманно и целенаправленно – из пулеметов и автоматов в спину бегущим детям. Которые не ели и не пили три дня. А теперь убегают от смерти в маечках и трусиках. И им очень страшно.
Я не знаю, кто должен за это ответить, но есть Бог. И Он все видит.
Я вырос с твердой уверенностью, что войн больше не будет. Никаких. Их просто не может быть. Так нас воспитывали. Но теперь все оказалось по-другому. Я вхожу в вагон метро и вижу молодого лейтенанта. В общем, мальчишку. С открытым и понятным мне русским лицом. Из воротника его зимней военной формы торчит слишком тонкая шея. Он стесняется этой своей худобы и военной формы, потому что рядом хихикают о чем-то девчонки и потому что в России быть офицером не модно. Он вынимает неловко, совсем как подросток, дешевенький плейер и надевает наушники. Ему хочется хоть как-то походить на своих ровесников. Он слишком молод, чтобы быть на войне.
Но, судя по всему, он там будет.
19 февраля 2005 г.