(окончание)
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 8, 2005
Трубные звуки и бой в литавры. Знатные рыцари в шелку и бархате с колеблющимися на шляпах перьями, верхом на конях в золотом уборе, едут на Старую площадь. Зачем? На обычный турнир или карусель? – Туда же со всех сторон стекаются горожане и крестьяне в лучших своих нарядах. Какое зрелище привлекает их? Уж не костер ли, на котором будут жечь папские образа, или, быть может, сожгут кого-нибудь живьем, как Слагхёка[1]? Нет! То глава государства, король, стал лютеранином, и правительство оповещает об этом народ.
В высоких воротниках, с жемчугом на шляпах, сидят у открытых окон благородные жены и девушки и смотрят на пышное торжество. Близ королевского трона, на разостланном сукне, под небом из сукна, сидят в старинных одеяниях члены королевского совета. Король безмолвствует. Воля его, утвержденная советом, читается вслух на датском языке. К горожанам и крестьянам обращены упреки и угрозы за их сопротивление именитому дворянству. Горожане принижены, крестьяне закабалены. В свою очередь и епископы слышат строгую отповедь. Конец их могуществу! Церковные и монастырские имения становятся достоянием короля и дворян.
В стране взаимная ненависть и высокомерие, чванливая расточительность и нищета. Бедные подавлены, богатые не знают себе узды.
Тяжелые тучи нависли над этой мрачной порой, но сквозь них прорываются и солнечные лучи. Солнце светит в храме науки, в приют студентов, и озаряет там имена, которые продолжают сиять и до наших дней. Сияет имя Ханса Таусена[2]. Сын бедного фионийского кузнеца, он стал нашим Лютером и словом Христовым, как мечом, победил сердца датчан. Сияет латинское имя PetrusPaladius, по-датски PederPlade[3], то роскильдский епископ, родом из Ютландии, отец которого был также кузнецом. Из знатных имен блещет имя Ханса Фрииса[4], государственного канцлера, сажавшего за свой стол бедняков-студентов, принимавшего к сердцу их нужды и заботившегося даже о школьниках. Но самые восторженные клики, самые звонкие песни вызывает имя Кристиана (IV), и пока в Копенгагене останется хоть один студент, имя это будет встречаемо громким ура.
Сквозь тяжелые тучи эпохи преобразований пробиваются и солнечные лучи.
——————-
Перевернем страницу.
Что за лепет, что за песня слышится в Большом Бельте у берегов Самсё? То морская царевна с зелеными, как водоросли, волосами вышла из волн и ворожит поселянину: она возвещает ему рождение принца, который станет великим, могучим государем.
Принц этот родился в поле под сенью цветущего боярышника, и слава его поныне неувядаемо цветет в народных былинах и песнях, в рыцарских замках и дворцах. При нем выросла биржа со своею башней и шпилем, вознесся Розенборг и глянул далеко за крепостной вал; при нем построено особое здание для студентов[5], а возле встала Круглая башня, столпообразная обсерватория, до сих пор указывающая на небо. Она устремила взор на остров Вэн, где некогда стоял гордый замок Ураниенборг[6] с золотыми куполами, сверкавшими в месячном сиянии, и где морские царевны пели про его владельца, про высокородного гениального Тихо Браге, которого посещали короли и светила науки. Благодаря ему слава Дании вознеслась высоко-высоко до звездного неба, поведавшего просвещенному миру о нашем отечестве. А Дания отвергла великого мужа.
В своем горе изгнанник утешал себя песнью:
Где б я ни был, всюду небо
Распростерто надо мной.
И песня его также живуча, как народные песни, как песнь морской царевны о Кристиане Четвертом.
———————
«На эту страницу обрати особое внимание, — сказал крестный, — картинка следует на ней за картинкой, как в былине стих за стихом: это песня с самым веселым началом и с самым грустным концом».
В королевском дворце танцует ребенок. Что за прелестная девочка! Зовут ее Элеонорой – это любимая дочь Кристиана IV. Она часто сидит у него на коленях. Воспитывают ее в правилах строгой нравственности и женской добродетели. Знатнейший представитель могущественного дворянства, Корфиц Ульфельд, наречен ее женихом. Но она еще дитя. Строгая гувернантка наказывает ее розгами, Элеонора жалуется милому и в его глазах всегда остается права. Она изящна, умна, образованна, изучила греческий язык и латинский, поет итальянские песни под звуки лютни и здраво рассуждает о папе и о Лютере.
Но короля Кристиана поставили в могильную часовню Роскильдского собора, на престол сел Элеонорин брат. Блеск и роскошь царят при дворе, много там красавиц и умниц, а первая из них – сама королева София Амалия Люнебургская. Кто может сравниться с нею? Кто так искусно управляет конем? Кто танцует с такою величественною грацией? Кто в беседе выказывает столько ума и начитанности?
«Элеонора Ульфельд! – Красотой и умом она затмевает всех».
Слова эти сказал французский посланник. И зависть вырастает репейником на блестящем паркете дворцовой залы; репейник цепляется, рассеивает кругом насмешки и оскорбительные речи: «Она незаконная дочь! Пусть колесница ее останавливается у дворцового моста: где проезжает королева, там пускай простая женщина проходит пешком». Клевета, сплетни и ложь летят во все стороны, как поднятая вихрем пыль.
В глухую ночь Ульфельд уводит жену из дому. Ключи ото всех городских ворот у него. В поле ждут их оседланные лошади. Верхом скачут они по морскому берегу, затем садятся в лодку и плывут в Швецию.
Счастье покинуло их. Перевернем страницу.
——————
Поздняя осень – короткие дни, долгие ночи. Холодно, пасмурно, сыро. Ветер усиливается, шумит в ветвях деревьев на валу и гонит опадающие листья на двор Педера Оксе[7]: никого нет на этом дворе, хозяева давно выбрались. Гудит ветер и в Кристиансхавне вокруг бывшего дома Кая Люкке[8], обращенного теперь в тюрьму. Сам Кай Люкке бежал, его лишили дворянства, сломали его герб, а изображение повесили на самой высокой из виселиц. Так поплатился он за легкомысленный, непочтительный отзыв о королеве.
С ревом мчится ветер над пустырем, где когда-то стоял замок всесильного правителя. От замка остался всего один камень. «Тот камень занесен мною сюда на плавучих льдинах, — шумит ветер, — приткнулся он на мель, где позднее всплыл проклятый мною Воровской Островок, а оттуда попал в Ульфельдов двор, где бывало Элеонора пела песни под бряцание лютни, читала по-гречески и по-латыни и гордилась своим умом и красотой. Теперь здесь остался один этот камень с его надписью: «Изменнику Корфицу Ульфельду на вечное посмеяние, стыд и позор»[9].
А она где? Где знатная его жена?
«За дворцом, в Голубой башне», — шумит в ответ ветер. Много лет сидит она там. Печь ее не греет, только дымит, одинокое оконце пробито в вышине под потолком. Снаружи в осклизлые стены хлещет морская волна. Как унижена бывшая баловница Кристиана IV, изящнейшая из девушек, прелестнейшая из жен! Как убога ее обстановка! Воспоминание убирает ей закоптелые стены занавесами и штофными обоями. Воображение уносит ее в чудную пору детства. Снова видится ей доброе, вдохновенное лицо ее отца; приходят на память пышные торжества ее свадьбы и дни величия, и затем годы испытаний в Голландии, в Англии, на Борнхольме. Тогда ничего ей не казалось тяжелым, тогда с нею был он, теперь же она одна, одна на веки. Ей даже неизвестно, где его могила, да и никто этого не знает.
А все ее преступление заключалось в любви к мужу. Долгие годы сидит она в неволе, в то время как кругом по-прежнему кипит и волнуется жизнь; жизнь никогда не останавливается, но мы – мы остановимся здесь на мгновение, чтобы почтить ее память и повторить в уме слова песни:
Была я преданной женою
Во всех превратностях судьбы.
———————
А эта картинка как тебе нравится?
Земля покрыта снегом. Король Густав без удержу стремится вперед. Суровая зима сковала для него мост между Лолландом и Фюном. По всей Дании смятение и ужас, грабежи и поджоги.
Шведы подступили под Копенгаген. На дворе метет метель, жестокий мороз кусает лицо, но верны своему королю, верны самим себе, мужчины и женщины вышли на бой с врагом. Ремесленник, лавочник, студент и профессор стали рядом и защищают вал. Не страшны им шведские каленые ядра. Фредерик поклялся умереть в «родном гнезде». Вон он едет верхом вместе с королевой. В сердцах проснулась доблесть, создание долга и любовь к отечеству. Ночью шведы надевают белые рубахи – рубахи эти стали их саванами – крадутся по снегу к городу и бросаются на приступ, но сверху летят на них бревна и камни; женщины обливают их из пивных котлов кипящею смолой и дегтем.
В ту ночь король и горожане явились одною совокупною силой – и Копенгаген спасен, победа одержана! Гудят колокола, поются благодарственные молебны. Горожане, здесь заслужили вы себе дворянские шпоры!
——————-
А дальше что? Взгляни на следующую картинку. Жена епископа Сване едет по улице в закрытой колымаге. Но в закрытых возках могут ездить только лица благородного сословия, и надменная дворянская молодежь ломает возок. Она должна идти домой пешком.
Ты думаешь конец делу? Нет, погоди! Сейчас сломится нечто поважнее епископского возка, — сломится власть высокомерного дворянства.
Бургомистр Ханс Нансен и епископ Сване[10] протягивают друг другу руку. Город и церковь заключают союз, епископ и бургомистр действуют сообща во имя Господне. Их толковые разумные речи раздаются в церкви Божией и в доме горожанина. Заговор созрел. Жители закрыли гавань, заперли городские ворота, ударили в набат – и власть во всей ее полноте передается тому, который в минуту опасности не покинул родного гнезда: да правит он один, да царствует над сильными и слабыми!
Наступает пора самодержавия.
——————-
Переворачиваем лист и перед нами другое время.
Галло, галлой, галло! Плуг бездействует, поля зарастают вереском, зато охота хороша. Галло, галлой! Чу, трубят рога, заливаются гончие. Среди толпы охотников едет сам король Христиан V. Он молод и счастлив. При дворе и во всей столице веселье. В залах горят восковые свечи, во дворцах факелы, на улицах фонари. Все сияет каким-то новым блеском. Новая знать, призванная из Германии, бароны и графы, пользуются монаршим расположением и милостями; титулы, чины и немецкий язык в почете.
Но раздаются также звуки чистого датского языка, то епископ Кинго[11], сын простого ткача, поет свои чудные псалмы.
Вот и другой датчанин, Гриффенфельд[12]. Он прославился на поприще законодательства: его свод законов служит золотою оправой для имени Кристиана V. Простолюдин Гриффенфельд становится могущественным сановником, пожалован званием дворянина и вместе с ним приобретает себе врагов. Он уже на эшафоте, над головой его палач уже занес меч, но свыше раздаются слова помилования, и смертная казнь заменена вечною ссылкой: Гриффенфельда отвозят на скалистый остров близ Тронхейма – на датский остров св. Елены.
А по залам дворца, среди блеска и роскоши, проносятся легкие пары – придворные дамы и кавалеры танцуют под звуки оживленной музыки.
———————
На престоле Фредерик IV.
Плывут его гордые суда с победными флагами, море волнуется, многое могло бы оно рассказать о подвигах датчан, о датской славе. Нам памятны имена героев Сегестеда и Гюльденлёве; мы не забыли имени Витфельда[13], который, спасая датский флот, взорвал свой корабль и полетел к небу со знаменем Данеброга. Мы перебираем в уме битвы и победы Петра Торденскиольда[14], бросившего в детстве иглу портного и спустившегося с Норвежских утесов для защиты Дании. От края широкого бурного моря гремит его имя: он разбудил в потомках дух предков – викингов.
А с побережий Гренландии веет благоуханием, как из страны Вифлеемской, и ветерок приносит весть о свете евангельской истины, распространяемой Хансом Эгеде[15] и его женой.
Вот почему одна половина этой страницы имеет золотое поле. Другая же – траурная, пепельного цвета, с черными крапинами, точно прожжена искрами пожара, точно носит следы черной немочи…
В столице свирепствует чума: улицы пусты, дома заперты, на дверях – где мелом, где углем – начерчены кресты: белый крест значит, что в жилье зараза, черный – что все в нем вымерли. Без колокольного звона, ночью, выносятся тела умерших. По мостовой гремят тяжелые повозки, нагруженные трупами. И забирают на улицах полуживых. А в кабаках раздаются непристойные пьяные песни и дикие клики: несчастные хотят хмелем прогнать мысль об ужасной смерти, хотят позабыться и кончить жизнь в забытье. Все на свете должно кончиться – вот и страничке этой конец, но в конце ее новое бедствие, новое испытание для Копенгагена[16].
Король Фредерик IV еще жив, хотя давно поседел от лет. Он следит из окна за несущимися тучами. На дворе поздняя осень, собирается буря.
В одном маленьком доме близ Западных ворот ребенок играет мячом. Мяч взлетел на чердак, ребенок полез за ним с сальною свечкой, и в домике вспыхнул пожар, — занялась вся улица, сумерки осветились, тучи отражают зарево. Смотри, как быстро растекается пламя. Пищи для него вдоволь: много сена и соломы, сала и дегтя, много дров в саженях припасено на зиму. Все горит, кругом плач и вопли; люди мечутся, не зная, что делать. Старый король, верхом на коне, ободряет народ, отдает приказания, дома взрываются порохом. Но пожар уже перешел в северный квартал, горят церкви св. Петра и Богоматери, их колокола поют последнюю песню: «Боже милостивый, отврати от нас гнев твой!»
Остались только Круглая Башня да дворец, вокруг одни дымящиеся пустыри. Добрый король любит свой народ, он утешает погорельцев, раздает им помощь, и бездомные скитальцы находят в нем друга. Да благословит Бог Фредерика IV!
———————
Теперь взгляни на эту картинку. От дворца отъезжает золотая карета, окруженная гайдуками; спереди и сзади скачут всадники в доспехах. Вокруг дворца протянута железная цепь, чтобы народ не подступал к нему слишком близко. Простолюдины не смеют переходить через дворцовую площадь с покрытою головой: оттого-то их здесь и не видно, они идут в обход. Видишь на площади всего один человек; взор его опущен, шляпу он держит в руке. Это тот, чье имя составляет теперь нашу гордость.
Звуки лиры его, словно ветры с земли,
Пыль и сор с наших нравов сметали
И пороки, что к нам из чужбины зашли,
Все назад саранчой улетали.
Это Людвиг Хольберг[17] – олицетворение ума и юмора. Но чертог его славы, датский театр, закрыт, как приют соблазна; всякого рода веселье схоронено под спудом; танцы, музыка и пение упразднены. Суровое, ложно понятое христианство владычествует в Дании.
————————
Но вот новый король правит страной. В детстве мать называла его «derDänenprinz». Солнце сияет, птицы щебечут. Датский дух ожил; веселье и радость вернулись в наш край: на престоле сидит Фредерик V. Цепи с дворцовой площади убраны, датский театр снова открыт, зала его оживляется веселым смехом, и крестьяне играми встречают возвращение летних дней. После поста и измождения наступили радостные праздники. Красота разрастается ветвистым деревом и в звуках и красках приносит плоды. Слышишь ли музыку Гретри[18]? Видишь ли игру актера Лондеманна[19]? И королева Луиза, бывшая принцесса Английская, любит все датское. Всеблагая красавица, да наградит тебя Бог в царствии небесном! Солнечные лучи в радостном хоре поют о трех королевах Дании – о Филиппе, Елизавете и Луизе.
——————
Тела иных умерших давно уже покоятся в земле, но живы души их и имена. Англия снова дарит Данию царственной невестой, шлет к нам молодую принцессу Матильду. Несчастная, как скоро все отвернулись от тебя! Но придет время, поэты будут слагать песни о твоем бедном сердце, о твоей молодости, о твоих испытаниях. А песнь живет долгие века, и всесильна ее власть над людьми. Вот горит дворец Кристиансборг[20], народ спешит вынести ценнейшее добро. Несколько человек тащат корзину с серебром и иными драгоценностями: в ней целое состояние. Но вдруг сквозь растворенную дверь, за которою уже взвивается пламя, они увидали бронзовый бюст короля Кристиана IV, — и корзина брошена; его изображение для них дороже всех сокровищ в мире, бюст надо спасти во что бы то ни стало и как бы тяжел он ни был. А знают они о Кристиане IV только из песни Эвальда на чудный мотив Хартмана[21]. Есть несокрушимая мощь в словах и звуках! Придет время, прозвенит песня и о бедной королеве Матильде.
——————-
Перелистываем дальше.
На Ульфельдовой площади лежал позорный камень, — есть ли где-нибудь другой подобный памятник? Близ Западных ворот воздвигнут столб – много ли таких столбов на свете?
Солнечные лучи целуют обломок утеса, служащего подножием Столбу Свободы. В городе развеваются знамена, трезвонят в колокола, ликующий народ приветствует наследного принца Фредерика. У старого и малого в сердце и на устах имена Бернсторфа, Ревентлова, Кольбьёрнсена[22]. С сияющим взором, с душой, преисполненною благодарностью, всякий читает благословенную надпись на памятнике: «Король повелел отменить крепостное право. Отныне закон установит твердый порядок в отношениях между помещиком и свободным крестьянином, дабы последний мог стать на ноги и, воспользовавшись плодами просвещения, сделаться прилежным и честным, счастливым и уважаемым гражданином».
Вот они настоящие красные дни, настоящий светлый праздник!
«Красота и добро торжествуют, — поют светлые духи, — скоро уберут позорный камень с Ульфельдовой площади, а Столб Свободы будет стоять вечно, благословляемый Богом, правителями и народом».
——————-
От нас ведет старинный путь
Из края в край до края света….
Путь этот — широкое море, открытое для друга и недруга. И недруг пришел по нему в Данию, сильный английский флот подступил к Копенгагену: великая держава встала войной на малую. Упорен был бой, но датчане не потеряли мужества. Всякий бился без страха и упрека, принимая в объятия смерть; бойцы своею храбростью стяжали удивление врагов и вдохновили датских Скальдов. До сих пор каждое 2 апреля развеваются флаги, торжествуя годовщину славного «боя на рейде» в четверг на Светлой неделе.
———————-
Протекли годы; в Зунде снова показался флот. Против кого он шел – против России или против Дании? Никто этого не знал, не знали о том и на самих судах.
В народе ходит предание, что когда в Зунде был распечатан и прочтен приказ о нападении на датский флот, один доблестный английский капитан выступил перед своим начальником со смелою речью: «Я присягнул до последней капли крови сражаться за Англию, — сказал он, — но лишь в честном открытом бою, а не предательски, как изменник». И с этими словами бросился в море.
Флот направился к столице, а на дне морском, далеко от места боя остался холодный труп, схороненный холодными волнами. Когда его принесло течением к берегу, шведские рыбаки в звездную ночь случайно вытащили его сетью и стали метать жребий о его эполетах.
Между тем неприятель подошел к Копенгагену и сжег его. Мы потеряли флот, но мужество и упование на Бога не оставили нас. Если Господь порою и принижает нас, то подымает снова, и раны наши заживают, как раны Эйнгериев[23]. В истории Копенгагена много таких страниц. Народ верит, что Бог не оставляет датчан, когда они Его не забывают.
Вот солнце озарило возрожденную из пепла столицу, хлебородные нивы и создания духа человеческого, и в этот ясный мирный день, вставший над нашим отечеством, поэзия явила через Эленшлегера[24] свои величественные радужные fatamorgana.
С другой стороны наука нашла драгоценный клад, обрела золотой мост, по которому мысли человеческие с быстротою молнии могут перелетать из царства в царство, и Ханс Кристиан Эрстед[25] надписал на нем свое имя.
А вот рядом с Кристианборскою церковью сооружено здание, на постройку которого и бедняки с радостью отдавали последнюю лепту. «Помнишь одну из первых картинок? – спросил крестный. – Помнишь камни, что сорвались со скал Норвегии и занесены сюда на льдинах? Эти самые камни, поднявшиеся со дна морского, теперь, под волшебным резцом Торвальдсена, оделись мраморною красотой.
Помнишь, над поверхностью моря поднялась песчаная мель и образовала оплот для гавани; помнишь, на ней выросло сначала епископское подворье, так называемый «Акселев дом», а затем королевский дворец. Теперь на ней воздвигнут и храм Красоты[26]. Заклинания ветра остались без силы; сбылось, напротив, то, что в радостной песне предрекли дети солнечного сияния.
Промчалось немало бурь; быть может, налетит новая гроза, но и она пронесется мимо: победа останется за истиной, добром и красотой.
Тут кончается моя книжка, — заключил крестный, — но история Копенгагена далеко не кончена, и кто знает, что самому тебе суждено в ней пережить.
Часто сбирались у нас над головой тучи и разражались громом и молнией, но солнце светит по-прежнему и будет светить вовеки. И лучезарнее всякого солнца сияет Бог в славе своей, управляя всем миром – не одним только Копенгагеном!»
Сказав это, крестный передал мне тетрадку. Говорил он с убеждением, глаза его блестели, и я принял из его рук подарок с такою же радостью, с такою же гордостью и осторожностью, с какими в первый раз взял на руки свою маленькую сестру.
«Показывай книжку кому хочешь, — прибавил крестный, — я ничего против этого не имею; пожалуй, скажи, кто ее оклеил и разрисовал, только непременно объясни, откуда я заимствовал мысль. Ты ведь знаешь, — обязан я ею старым ворванным фонарям, которые в последнюю свою ночь являли газовым канделябрам марево всего, что им пришлось видеть, начиная с того времени, как у пристани зажжен был первый их праотец и до того вечера, когда Копенгаген осветился одновременно ворванью и газом.
Показывай книжку, кому хочешь, но все-таки выбирай людей снисходительных и добрых: если же явится конь трехногий, то поскорей закрой книжку своего крестного».
Перевод с датского Ю.Н. Щербачева
Примечания Ольги Ивановой к «Книжке крестного» Х.К.Андерсена
[1] Дидрик Слагхёк – немецкий авантюрист на службе у Кристиана II. На него король возложил вину за «Стокгольскую кровавую баню». 24 января 1522 г. Слагкёк был публично сожжен на Старой площади в Копенгагене.
2 Ханс Таусен (1494-1561) – проповедник лютеранства, перевел на датский несколько книг Ветхого завета и составил датскую книгу псалмов.
3 Педер Палладиус (1503-1560) — первый протестантский епископ Зеландии, сыграл большую роль а становлении новой датской церкви, автор одного из интереснейших сочинений эпохи — «Книги посещений», в которой он рассказывает о своих поездках по приходам и беседах с прихожанами.
4 Иохан Фриис (1494-1570) — государственный канцлер, видная фигура в политической жизни Дании при трех королях. Андерсен отдает здесь дань введенному им порядку поддержки образования, по которому студентам предоставлялось содержание, а также устанавливались легаты для продолжения учебы за границей.
5 Имеется в виду Regensen – существующее поныне студенческое общежитие в старом центре Копенгагена у Круглой башни.
6 Остров Вэн в проливе Эресунд Тихо Браге получил в лен от короля Фредерика II в 1576 г. На острове он построил замок с обсерваторией, посвященный музе астрономии — Ураниенборг. В этом замке Тихо Браге сделал многие свои научные открытия. В 1597 г. Кристиан IV и его окружение вынудили ученого покинуть Данию. Он умер и был похоронен в Праге в 1601 г.
7 Педер Оксе (1520-1575) – государственный деятель, державший в руках финансы страны. Из-за необоснованных преследований при Христиане III бежал из Дании и почти десять лет жил в изгнании. При Фредерике II Педер Оксе вернулся в страну по приглашению короля и получил высшую государственную должности ригсхофмейстера, которую он занимал до своей смерти.
8 Кай Люкке (ок. 1625-1699) — богатый вельможа и известный красавец, в одном из своих писем неуважительно отозвался о королеве Софии Амалии, за что был приговорен к смертной казни, но спасся бегством за границу. Тогда к нему была применена практика заочной казни (ineffigie), что и описывается у Андерсена. Вернулся в Данию при Кристиане V.
9 Корфиц Ульфельд построил себе в 1630-е годы огромный двор на территории бывшего монастыря серых братьев в центре Копенгагена. После его предательства дом был разрушен и на его месте поставлен камень позора. Камень этот простоял до 1841 г. Сейчас он находится во дворе Национального музея.
10 Епископ Зеландии Ханс Сване (1606-1668), представлявший духовенство, и бургомистр Копенгагена Ханс Нансен (1598-1667), представлявший бюргерство, были главной опорой короля в борьбе за отстранение аристократии от власти и установление неограниченной монархи в Дании в 1660 г.
11Томас Кинго (1634 -1703) – епископ в Оденсе, крупнейший поэт датского барокко, творчество которого включает любовную лирику, торжественно-патриотические стихи и религиозную поэзию. Сочиненные им и положенные на музыку псалмы из так называемой «Книги псалмов Кинго» считаются лучшими на датском языке.
12 Педер Шумахер, граф Гриффенфельд (1635-1699) – сын копенгагенского виноторговца, благодаря своему уму и образованности поднялся на вершины государственной власти при Фредерике III. По сути он является автором «Королевского закона», утвердившего в Дании неограниченную монархию. При Кристиане V Гриффенфельд был напрасно обвинен в предательстве и заточен в крепость Мункхольм в Норвегии, где и провел почти 20 лет.
13 Кристен Сехестед (1664 -1736) и Ульрик Кристиан Гюльденлёве (1678-1719) – герои морских сражений Великой Северной войны. Но особенно знаменит подвиг Ивара Витфельда (1665-1710). 4 октября 1710 г. датский флот, стоявший на якоре в Кёгской бухте, подвергся нападению шведов. Корабль Витфельда «Данеброг», принявший на себя удар, загорелся. Витфельд мог спасти корабль и команду, обрубив канат и дав ветру выбросить его на берег. Бесстрашный моряк продолжал вести бой, пока Данеброг не взлетел на воздух. Таким образом, он прикрыл остальной флот.
14 Петр Вессель (после получения дворянства — Торденскиольд) (1691-1720) родился в Норвегии, капитан, затем вице-адмирал датского флота, прославился своими победами над шведами в последние годы Великой Северной войны. Был чрезвычайно популярен в народе – о его дерзости и бесстрашии ходили легенды. Убит на дуэли всего 30-ти лет отроду, похоронен в морской церкви в Копенгагене (Holmenskirke).
15 Ханс Эгеде (1686-1758) – датско-норвежский миссионер, проповедовал евангельское учение среди эскимосов, адаптировал латинский алфавит к языку местного населения. С именем Эгеде связано основание первых датских поселений и присоединение Гренландии к Дании.
16 При Фредерике IV (1699-1730) Копенгаген поразили два больших несчастья – чума в 1711 г. и пожар в 1728 г., во время которого выгорел чуть ли не весь город.
17 Людвиг Хольберг (1684 -1754), великий датский писатель, подвергался гонениям и практически прекратил свою литературную деятельность при непопулярном в народе короле Кристиане VI. В период его правления в обществе установилась атмосфера показного религиозного благочестия, отвергались любые развлекательные мероприятия, был закрыт театр.
18 Андре Гретри (1741-1813) – популярный французский композитор, автор комических опер и народно-патриотических опер.
19 Герт Лондеманн (1718-1773) – датский актер, исполнитель характерных ролей в пьесах Хольберга и Мольера.
20 Имеется в виду пожар 1794 г., во время которого Кристиансборг, построенный в 1738 г. на месте снесенного Копенгагенского замка, сгорел почти полностью. Новый Кристиансборг был готов в 1833 г., но и он сгорел в 1884 г. Третий по счету, нынешний Кристиансборг, был возведен в 1928 г.
21 Имеется в виду знаменитая песня композитора И.П.Э. Хартмана на стихи Й. Эвальда «Король Кристиан стоял у высокой мачты…», которая стала королевским гимном.
22 Министр иностранных дел Андреас Петер Бернсторф, юрист Кристиан Кольбьернсен и граф Кристиан Дитлев Ревентлов – активные члены Большой «крестьянской» комиссии, подготовившей реформу 1788 г., которая освобождала крестьян от крепостной зависимости.
23 Эйнгерии – в скандинавской мифологии мертвые воины, живущие в небесной Вальхалле и составляющие дружину Одина. Они непрерывно сражаются, а затем пируют.
24 Адам Эленшлегер (1779-1850) — великий датский поэт и драматург, представитель романтической школы, оказал большое влияние на всю скандинавскую литературу.
25 Ханс Кристиан Эрстед (1777-1851) — датский ученый-физик, открывший электромагнетизм.
26 Музей Бертеля Торвальдсена был построен в 1848 г. на народные деньги, собранные по подписке. В музее представлены как собственные работы скульптора, так и собранная им коллекция картин. Кроме своего главного назначения здание служит также мавзолеем великому скульптору, который похоронен во внутреннем дворе музея.