Рассказ
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 5, 2004
Я сидел на радаре. Собственно, не делал ничего.
Мы поднялись на высоту 23 километра, полуденного кайфа для. Кажись, были еще в
Мексике на пути в Мирамар и, между прочим, на истребителе F-14. Хотя все неважно после того, как увидел выгиб земли. Тогда все прочее на некоторое время теряет смысл. У нас уже было три заката. Думаю, можно было сказать, что прожит день не зря.
Как вдруг…
— Джон, — сказал я, — самолет горит.
— Знаю, — сказал он.
Джон был отрывист и сердит поэтому.
— Какие-нибудь мысли напоследок? – сказал я.
— Угу, парочку прокрутил. Но как-то не вдохновили. Не отражают момента. Херовая проза, — сказал Джон.
— Ты имел преимущество. Знал ведь, — сказал я.
— Угу, — сказал он, — собирался тебя обскакать. Запудрить мозги. Тогда все, что бы ты ни сказал, оказалось бы недостаточно хорошо. Я выдал бы нечто гениальное, а все, что сказал бы ты, оказалось бы недостаточно хорошо.
— Но, — сказал я, — не вышло. Или?
Он сказал:
— Не-ка. Не озарило ничем.
Крылья стали красными. Думаю, можно назвать их красными. Тень зарева на темно-синем мистического фламинго, очень космический, словно живая кровь. Самолет истекал кровью?
— Хорошо провел время в Перу? — сказал я.
— Не особенно, — ответил Джон. – Должен сказать тебе вот что. Уже давно я не проводил времени хорошо. Что-то возникло между мной и «хорошим временем» с тех пор, как мне стукнуло двадцать восемь или вроде того. Многое повидал, но ты знаешь: ничего не увидел. Будто все уже было увидено кем-то. Свежести не было. Стерли чьи-то глаза.
— Даже в Мериде? — сказал я.
— Даже, — сказал Джон.
— Даже в Тибете, где ты встретил жену? Красавицу американку, забравшуюся туда чисто случайно? – сказал я.
— Даже, — сказал Джон.
— Даже в Гренландии? — сказал я.
Джон сказал:
— Да. Даже в Гренландии. Есть новизна, но не свежесть. Следы на снегу.
— Может быть, — сказал я, — ты думаешь про Миссисипи, когда идет снег, когда ты пацан. И ты первый встаешь, и никого на снегу не было, никаких там следов.
— Заткнись, — сказал Джон.
— Слушай, мы что будем драться здесь в момент смерти? Смешаем это с горящим самолетом?
— Заткнись! Заткнись! — сказал Джон. Прокричал Джон.
— В чем дело? – спросил я.
Он не суетился с джойстиком или контрольными. Может, мы и горели, но оставались на уровне. Держались на 15-ти тысячах. Землю отнюдь не искали.
— Так что, Джон? — сказал я.
Джон сказал:
— Сукин ты сын, это было мое – этот снег в Миссисипи. А сейчас все смешалось с говном.
Бумага из его планшета летала по всей кабине, и я видел, как яростно он размахивал карандашом.
— Это было мое, это было мое, ты, гнилой хуесос! — Листки бумаги присосались к радару. — Понимаешь, о чем я?
Странички свисали сверху, а за ними видно было большую луну.
— Катапультируйся! Спасай свою жопу! — сказал Джон.
Но я сказал:
— А ты, Джон?
Джон сказал:
— Остаюсь. Только отдай мне, отдай мне мое.
— Но ты не сможешь, — сказал я.
Но он смог.
Мы с Селестой выходим на выжженность среди блондинистого песка под одной из этих черных романтических и никому не нужных гор милях в пяти от базы Мирамар.
Я теперь капитан-лейтенант запаса. Но если откровенно, меня все еще слегка колотит, даже когда я перегоняю «Скайхок» в Малибу и обратно.
Селеста и я, мы сидим на песке и молча глядим на выжженность. Весь металл уже убран.
Я не знаю, о чем Селеста говорит или что она думает, настолько я ушел в себя — полный паралич.
Передо мною долбанный триумф этого Джона.
Его шедевр.
Пер. с английского С.Юрьенена.