Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 3, 2004
(Между эпосом и лирикой, между западом и востоком)
Рогожкин опять удивил. Взял и снял короткометражку. У нас мастера все больше любят крупные формы, масштабные полотна. А Рогожкин после всенародного успеха “Особенностей национальной охоты…” (и рыбалки тож), после фестивального успеха “Кукушки” (и прокатного, что уж вовсе неожиданно было) сделал вдруг коротенький фильм на 10 минут с хвостиком.
Сделал как бы из ничего. Словно реализовав ахматовскую метафору “когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда”, он создал фильм из того, что вообще наш взгляд не замечает. Из придорожного ветра. Из жестяной банки, выброшенной из окна джипа. Из окурка, втоптанного в грязь. Из пота и топота солдатских сапог. Из скрипа тормозов. Из серого холодного рассвета. Из профессиональной сноровки санитаров, укладывающих на носилки тех, кому сильно не повезло на трассе.
Собственно, не удивительно, что нам не до этих подробностей. Тем, кому не повезло, уже вообще не до подробностей. Тех, кто укладывает тех, кому не повезло, на носилки, вообще ничем не удивить. Они люди бывалые. Те, кто проезжают мимо тех, кому не повезло, невольно жмут на газ. Мимо, быстрее прочь! От неприятности чужой трагедии к неотложным делам, обеспечивающим светлое будущее отдельного человека…
Этот придорожный мир, обочина скоростной трассы — ничейная и одновременно всехняя полоса. Ее пересекают бомжи и легконогие одичавшие собаки, шмели и души погибших. Но ничейная полоса — знак границы. И впрямь, на этом клочке под проводами ЛЭПа встречается мир города, мир ревущих машин, в которых сидят люди, и мир шмелей, ворон, деревьев, собак. Природы, одним словом.
Рогожкина и интересует граница. Точнее, ее прозрачность. Может быть, все, что он хотел сказать в “Кукушке”, — это как раз то, что границы прозрачны. Разные границы — культурные, языковые, государственные. Они прозрачны для человека, который хочет понять другого человека. Неважно, говорит он на финском, на русском или на языке саами. В коротком метре, похоже, Александр Владимирович идет еще дальше. Он заставляет почувствовать если и не прозрачность, но проницаемость границы между природой и человеком. Человек гордо назвал себя homo sapiens. Но, в сущности, это такое же самоназвание, как слово “элита” в применении к денежным мешкам в первом поколении. Из отсутствия скромности у человеческого вида вовсе не следует, что все остальные живые существа на этой планете неразумны.
Поэтому пограничная ничейная полоса для Рогожкина — повод для того, чтобы сменить оптику. Точнее, направление взгляда. Не следовать за взглядом человека, который если и видит ничейное придорожное пространство, то только боковым зрением. А увидеть этот окраинный мир как единственный. Словно в первый раз. Сместить точку зрения от человека, ощущающего себя пупом земли, к существу, для которого эта забытая, скинутая со счетов земля — единственное место жизни. Тогда человек окажется не пупом земли, а прохожим на ней, таким же случайным, как шмель или собака. И таким же важным, как они. Он не мир, но лишь часть мира.
В 20-е годы “киноглаз” воспринимался как глаз машины, открывающий человеческому зрению новые ракурсы, новую динамику и глубину. Рогожкин движется прямо в противоположном направлении. “Киноглаз” его камеры не мчится на четырех колесах. Он статичен — все происходящее на придорожной полосе увидено фактически с одной точки зрения. Изменения ракурса определяется не движением “киноглаза” (разве что, в самые первые секунды фильма), а бегом, полетом, остановкой, приближением и удалением существ из окружающего мира. Более того, “киноглаз” в “Sapiens” не безличен. В отличие от анонимного “глаза” машины он обладает даром притягивать взгляды людей: мимолетные и равнодушные, любопытные или удивленные, и даже восхищенные…
Собственно, эти встречные взгляды людей в упор, в объектив, и создают почти детективную интригу 10-минутного фильма. Вопрос, согласитесь, интересный: кто же живет здесь, в двух шагах от трассы, которая грозит ежеминутной гибелью? кто привлекает взгляд и упавшего солдата, и водителя, остановившегося проверить колесо, и погибшего ребенка, и девушки из джипа? Кто с доверчивым вниманием и бесстрашным любопытством следит за этим шумным, страшным и прекрасным миром? Иначе говоря, чьими глазами мы видим мир homo sapiens?
Это умение создать интригу чисто визуальными средствами на клочке земли в границах 10 минут показывает виртуозное мастерство режиссера. Нетрудно догадаться, что из всех возможных точек зрения Рогожкин выбирает отнюдь не точку зрения инопланетянина или автоматического “Вояджера” марсиан, высадившегося на Землю для изучения атмосферы, а также возможной флоры и фауны. Рогожкин выбирает взгляд не механизма, а живого существа. Такого же обитателя планеты Земля, как мы с вами. Такого же любопытного, нежного, как мы. И такого же смертного, как люди. А если сегодня взгляд этого существа так же удивителен, как взгляд инопланетянина, то это не вина режиссера. Так уж получается, что в суровом мире машин & людей старинные обитатели Земли выглядят все более странными маргиналами на обочине скоростных трасс. Хотя они, возможно, ничуть не менее sapiens, чем те, кто считает себя таковыми.
Это предложение зрителю идентифицироваться с природой в нынешнем веке выглядит не только радикальным, но и на редкость актуальным. Не случайно, короткометражка “Sapiens” едет на Берлинский фестиваль, кажется, пока единственная из российских фильмов. Впрочем, когда-то такая самоидентификация человека была вполне традиционной. Стихи Басё, звучащие в конце фильма, подтверждают еще раз, что все границы прозрачны. В том числе между западом и востоком. В том числе между эпосом и лирикой.