Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2015
Александр Сорока
* * *
За окошком умершие до нее
Димка и Лешка с котенком играют.
Она глупый мотивчик тихонько поет.
Голос крепнет, растет, льется песня без краю,
прям средь лета метель заметает поля,
вмерзли в реку рыбацкие сети.
Димка с Лешкой, взяв санки, уходят туда,
где играют соседские дети.
Их везут в домовинах за Псков, за Тобольск,
и за Угличем плач ярославн раздается.
А по санному следу котенок идет,
и зрачки его в хмари – два солнца.
Он играет клубком. Она вяжет носки.
Санным следом бежит шерстяная дорога.
Коль не вмерзнет ямщик в ледяные огни,
то доедут они до порога.
Там гонимый котенком клубок шерстяной
паутиной опутает крепко,
чтобы им не замерзнуть внезапной зимой,
пока глупый мотивчик плывет над страной
изо рта, где дрожит сигаретка.
Геннадий Прашкевич
DE PROFUNDIS
(рыбный ресторан)
«Из глубин взываю к тебе, о Господи!»
Рыба плачет. Аквариум полон слез.
Покупатели, нежась в распадах роз,
нежной сладости лотосов и олеандров,
в клубах дыма, как в гибких, размытых меандрах,
в берегах, как в обвалах тяжелых мимоз,
выбирают…
еще не меня,
о Господи!
Рафаэль Мовсесян
* * *
…Бог докурил этот день.
сколько там, в пачке, осталось?
ЕВТЕРПА
такая тихая вода,
что закричать в нее нет силы.
оттуда, кажется, всегда
поэты музу выносили.
потом уже на берегу
она болтает и хохочет.
и для спасителя к утру
стихи, конечно, набормочет.
* * *
одеяло запахло травой.
я не сплю. я иду за тобой.
но закрыты глаза. и не слышно,
как цветет и качается вишня.
* * *
Иосиф Бродский падает в ручей.
и там, на дне, он тушит сигарету.
и ждет белохалаточных врачей.
«а где больной?» – «больной? такого нету».
Вера Зубарева
* * *
Час пик накатывает на Бродвей.
Яблоко солнца с червяком самолета в срезе
Плавит мобильники у шизофреников в голове,
Вызывая перебои в сервисе.
Каждый разговаривает сам с собой.
Спутник-стукач все разносит поспешно.
Монологи, звучащие наперебой,
Складываются в диалог городских сумасшедших.
Костюмы движутся по направлению к метро.
Мыши со звоном бросаются врассыпную.
Их потертое серебро
Боязливо закатывается под стулья.
Салфетка парусника пересекает канал.
Огрызок солнца уносится водами.
Рестораны ожили. Где—то маяк заикал,
И аист откликнулся:
– Кушать подано!
* * *
Океан после шторма – скомканная скатерть
С объедками рыб, мидий треснутыми тарелками,
Чайки, не переставая плакать,
Закусывают после опохмелки
Вчерашними устрицами. Океанские галереи
Закрыты на ремонт, и уже не увидишь
Юрких рыбешек пятнистые акварели.
Голуби переругиваются на идише.
Город спит вниз фонарями
На развороченной набережной. У него депрессия.
Только маяк да крест упрямый
Сохраняют исконное равновесие.
Из разгромленных ювелирных гротов с жемчужницами
Инвалиды кальмаров выползают в испуге,
А прилив агитирует всех поднатужиться
И вернуть достояние океанской республики.
Мария Игнатьева
* * *
Точно в клетку заключенная,
В четырех стенах жилья
Жизнь проходит, облегченная
Суетой небытия.
Дни размыты и расхристаны,
А ночами я боюсь,
Что на грани сна и истины
Без любви к Тебе проснусь.