Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2014
ЖЕНЩИНЫ
В роддоме научили не стесняться
Голого тела
Смертного пота, родильной крови.
В роддоме все женщины знают,
Из чего сделан мир
И как добывается соль земли.
Нерожавшие студенточки
Моют рожениц в родзале.
Пожилые нянечки
Вытирают залитый кровью
Пол от кровати до туалета
И меняют залитые кровью пеленки.
Женщины ухаживают друг за другом.
И невидимые голуби порхают
Между пластиковыми детскими люльками.
* * *
Придти домой — это переступить порог
и в темной прихожей повесить себя на гвоздике.
Затемно, как не спавшие, ватные дворники
шаркнут лопатами (так заводской гудок
вынимал из квартир маленький городок),
цапнут спины измученных зимних дорог.
Сердце задев кошкиным языком,
мокрый снег шлепает босиком.
ворóны
* * *
Художникам проще, без слов, вообще легко.
Уйти далеко берегом над рекой.
Колос мой травяной, вытянутой рукой
если коснусь, вспомню ли ваш покой?
Ветер, коснись волос травяных моих.
Если босой по полю, а смотришь вдаль,
песней умолкшей в грудь оседает — от поля до неба — жизнь.
Трав головной поклон, травам — земной поклон,
Ангеле, помолись,
хранителю, святый мой,
моли Бога о мне.
Стелется по земле,
ветер стелется по земле,
только что-то в силу не разойтись.
Человек со страниц учебника анатомии.
Как тело содержит душу, боль наполняет плоть.
В городах вода серебрит берега бетонные,
жалеет, целует: «Спи, — говорит, — скоро снег, — говорит, — видишь: небо белым-бело».
Когда становишься камнем, голуби перестают бояться, взлетая, задевают крылом.
Прикосновенье небес — новая жизнь, трудная, как любовь.
И если босиком идешь по полю,
не смотри по́д ноги,
и тогда плоть поля выступит под подошвами
теплым войлоком,
живое насквозь, тропы вытоптанные, травы некошеные.
Идешь и знаешь: дорожки в лесу замшевые
небо у края облаком белым стелется
где-то внутри тебя белое спит озеро
травы над рекой белому свету кланяются
* * *
Здесь был пустырь. Семнадцатиэтажку
На нем поставили потом.
В ней чьи-то дети выросли. Она же
Стоит еще все будто на пустом.
Не заросло. И край остался краем.
Его я чувствую, хотя меня
Здесь не было, когда пугали лаем
Собачьи стаи воздух пустыря.
Здесь забивают сваи строящихся башен
(Торговый центр, может, новый дом),
И звук за отдаленностью не страшен.
Он мерой гулкости исследует объем
Пространства. Он слетает на поверхность
Пруда, вокруг которого с тобой
По воскресеньям ходим и, наверно,
Не раз пройдем и летом, и зимой.
Здесь, перед тем как в храм нести к причастью,
Катаем сына мы в коляске не спеша.
Здесь мы врастем неповторимой жизни частью,
Здесь наша жизнь уже почти прошла.
* * *
Человек, которого не было,
Грызет грушу, улыбается, смотрит в окно.
Человек, которого не было, мой сын,
Играет со мной в прятки:
Закрывает глаза ладонями,
Говорит: смотри, мама, меня нет.
Отрывает ладони, и мы вместе смеемся:
Вот он ты!
Человек, которого не было год назад,
Дает мне предметы и забирает все из моих рук.
Связанные судьбой и кровью,
Мы свидетели друг о друге:
Человек, которого не было,
Однажды подумает обо мне —
Человеке, которого больше нет.