Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2014
* * *
Хата с краю — это не хула.
Бабушка моя в такой жила.
Старенькая — еле-еле шла,
ела мякиш, чай пустой пила
и стояла в комнатке своей
вечерами, прячась от детей,
на коленях, не включая свет.
— Бабушка, — я, строго, — Бога нет,
ты про это книжку почитай!
— Ну, хай будэ ни, унучка, хай…
— Ба, а надо говорить «пускай»!
Улыбалась: — Хай будэ «пускай»…
Мазанка в растресканной земле.
Зной июльский плавится в стекле.
Горизонт, двугорбый террикон.
Неба вечный зов и вечный сон.
Степь, за далью — даль, за гарью — гать.
Я б не знала, как ее забрать
в тесную Москву, где я живу.
Наши дали разошлись по шву.
* * *
я стану на открытом балконе
часа за полтора до рассвета
пока не привязалась забота
найти себе достойное дело
и все ищу какое-то слово
которое как будто забыла
однажды перестав удивляться
как много говорят остальные
внизу цветет какая-то травка
которой не припомню названья
в естественности речи чужого
а запах у нее обалденный
* * *
Тело хочет уже обложиться жирком
и лежать неглиже, ни о чем, ни о ком
не грустя, не жалея, не плача,
отрешенного взгляда не пряча
на ладонь тишины с отраженьем луны,
на гуляющие под ресницами сны,
что сбрелись к окончательной ночи
в кинозале вечернего Сочи
и целуются там на последнем ряду,
дожидаясь, когда наконец я уйду.
* * *
Большие собаки
похожи на людей,
ползающих на четвереньках по снегу,
в который провалились ключи.