Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2013
«Ариону» — 20 лет. Срок
немалый.
Двадцать лет назад, открывая журнал, мы обещали
«отразить в лучших образцах все многообразие современной русской поэзии,
запечатлеть ее движение» — не связывая себя ни с какой поэтической группой и не
отдавая безоговорочного предпочтения той или иной творческой манере.
Слово мы сдержали. Судя по тому, что все эти годы
журнал поругивают кто за «авангардизм», кто за «консерватизм», — свой
независимый курс и широкий взгляд он сохранил в неизменности.
А вот поэзия изменилась.
Ушел круг важных для журнала и для поэзии авторов, и
не только из числа самых старших. Пришли новые, тоже
из разных поколений. Некоторые из них на страницах «Ариона»
впервые предстали широкому читателю.
Ушла последняя волна поэтического авангарда, его
«барачная» ветвь. В образовавшуюся пустоту устремилось, мимикрируя
под него, плодовитое «актуальное искусство».
Не стало поэтических «школ». Последним по времени
оказался «московский концептуализм», как к нему ни относись.
Но поэзия, как и была, осталась живой и
разнообразной.
На смену иронической барочности 80-х — 90-х неожиданно расцвела краткая,
упирающая не на «лучшие», а на верные слова, пародоксальная
и философичная «новая миниатюра» (в пределе лаконизма доходящая до «русских хайку»).
А как бы в дополнение — не то в противовес — уже в
последнее время вдруг наметилось возвращение больших форм. Хотя иных, чем вымершие еще в минувшем веке.
Верлибр не сделался вполне обыденным, нейтрально воспринимаемым
способом поэтической речи, но перестал быть совсем уж экзотикой. И даже породил
многочисленных дилетантов — верный знак признания.
Сам поэтический цех расширился: в нем оказалось
небывало много женских имен. Уже два поколения они в ней не уникумы, а на
равных. Причем обошлось без феминизма: просто — поэты. Да еще и нередко задающие тон.
Сейчас в поэзии сообща, хотя и ссорясь, работают как
минимум три поколения.
Лучшие из старших не дописывают прежнее, но
демонстрируют подчас завидную смелость.
Состоялось поколение «тридцатилетних» (теперь уже —
сорокалетних), частью объявившее себя как раз в «Арионе».
Уже и «новые тридцатилетние» пришли и, по многим
признакам, стали литературным фактом.
Им и тем, кто следом, выпало обретать себя в новых
условиях.
Сузился до минимума круг вдумчивых читателей: едва
ли не до размеров собственно цеха. Зато поэзия, оставшись наедине с собой,
обрела невиданную свободу. И множество соблазнов.
Деление на поэтов и стихотворцев стало как никогда
очевидным. Армия пишущих зримо распалась на две неравных части — немноголюдную
профессиональную поэзию и массу тех, кто радостно участвует в поэтическом
действе как в «ролевой игре».
«Одинокой» поэзии особенно нужна и важна критика.
Это больной вопрос. Критика сделалась почти столь же малооплачиваемым
и героическим служением, как и предмет ее забот. Тем удивительней, что в
пополнение старой гвардии народилась, пусть небольшая, плеяда азартных и умных
молодых, на которых вся надежда.
В условиях, когда подлинной поэзии приходится, по предсказанию
Ходасевича, «стать достоянием единиц», а Интернет, вопреки ожиданиям, оказался
инструментом не столько объединения, сколько разобщения: у всякой группки свои
шесть соток, — еще нужнее прежнего образующий единое литературное пространство
поэтический журнал.
«Арион» — старейший, но
теперь уже не единственный из них. Для младших собратьев он послужил очевидной
моделью, и структурно, и даже внешне. И слава Богу.
На сломе эпох поэзия остается одним из немногих
противоядий культурному и даже цивилизационному
кризису. И дело журнала собрать все лучшее. Предложить взыскательную шкалу
художественных ценностей. Предоставить место для споров и обмена эстетическими
идеями. Поддержать новичков.
Мы будем и дальше это делать.
Направление у журнала прежнее и круг интересов тот
же: поэзия как искусство.