Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2013
Надя Делаланд
летают молча, клювы в ножны пряча,
я — весь июнь, но это до поры,
а там посмотрим, что все это значит.
Бывает так: оглохнешь и лежишь,
прислушиваясь к запаху и свету.
И все тогда двоится. Жизнь и жизнь.
Приподнимая свой посмертный слепок,
ты смотришь и смеешься мне в лицо,
а я считаю зубы — сорок. Плачу —
и пальцы покажи, и то кольцо.
Ломаться и паясничать, артачиться
и балагурить — пол-но-те! Как встарь
бежим к реке, припоминай, как было:
вода и лес в воде, в воде алтарь
кувшинковый, и дождь, и изобильный
зеленый свет повсюду. Можно, да,
что ни помысли. Маленькую Землю
возьмем с собой — тут все-таки вода,
сосноры, комары и мы сквозь зелень.
сонное дерево, ветрюган,
все, что упало к его ногам,
умерло — листья, собака, мяч.
Вот оно — я отвожу глаза,
дичь распростерло ветвей и над
ужасом смотрит, как сходит в ад
осень, собаку на руки взяв,
в землю, под землю, слегка дрожа,
листьями походя шевеля.
Вот оно: примет меня земля,
буду и я колоски рожать.
морщится трогает лапкой кусочек неба
маленький март — заснежен еще зернист
полупрозрачен — видны на просвет все нервы
темные ветки полны тишины весны
если кусать их медленно и небольно
пульс пробужденья жизненных сил лесных
ритм оживанья мертвого и рябого
вникнет и отзовется на все лады
ветка предчувствий — листьев чесотка почек
тянущих клювы — смерть принимают льды
молча уходят молча уходят молча
толщею ожиданья прикрыт и спит
скоро начнется — вот уже гул подземный
эхом тоннелем входит в мои виски
и сквозь меня на вечный приход глазеет