Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2011
* * * Вот я на пожелтевшей фотке,
Дитя осьми с немногим лет,
Со вкусом не знакомый водки
И мерзким дымом сигарет,
У стенки серого сарая
В едином ангельском строю,
Еще не изгнанный из рая,
С красивым яблоком стою.
Простой советский октябренок,
Каких не встретишь в наши дни,
Заботливой семьи ребенок,
Надежда трепетной родни.
Еще не искалечен школой,
С пустой и ясной головой,
Еще практически бесполый,
Невинности пример живой.
И вера пламенная в чудо
Меня пока еще влечет,
Я в списки не внесен покуда
И не поставлен на учет.
Пока не согнут в рог бараний,
Еще не ткнутый мордой в слизь.
Продлись, продлись очарованье,
Порвись же связь времен, порвись.
* * * Буквально каждый день и каждый час
И в каждую отдельную минуту
Какая жизнь проходит мимо нас
И падает в объятия кому-то,
О ком еще вчера не ведал мир.
И попеченьем обойден Господним,
Он как Башмачкин был убог и сир
И по утрам в одном ходил исподнем.
А вот уж, глядь, под юбку лезет к ней,
Той, что во сне лишь робко мы касались,
Хотя он нас не больно-то умней
И не сказать, что писаный красавец.
Ах, господа, как эта жизнь пошла,
Нам предпочтя бездарного дебила,
И что она такого в нем нашла,
Чего доселе в нас не находила?
Но он летит с ней в “бентли” по шоссе,
С безумной страстью ею обожаем,
А мы, при всем уме, при всей красе,
Их только взглядом молча провожаем.
И месим волглый этот глинозем,
Повозку дней бессмысленных толкая,
И ногти лишь завистливо грызем.
Да что ж ты, жизнь, за сука за такая!
* * * Когда-то в молодости ранней,
Душой невинен, сердцем чист,
Я был типичный левый крайний
И социальный экстремист
С лицом изрядно прыщеватым,
Нырнуть готовый с головой,
Обуреваем пубертатом,
В пучину жизни половой.
То было время непростое.
Определенные круги
Застоя варево густое
Залить пытались мне в мозги.
Не помню кто, но точно очень
Об этой написал поре:
“В те дни общественная осень
Стояла долго на дворе”.
Но рамки жизни этой серой
Узки мне были и тесны,
И верил я глубокой верой
В приход общественной весны.
Мечтал, как вольные народы,
Партийной догмы сбросив гнет,
Пешком под знаменем свободы
Пойдут куда-нибудь вперед,
Как в правовое чисто поле
Войдя однажды, род людской
Там обретет покой и волю
Своей мозолистой рукой.
Мечты остались лишь мечтами,
Что с грустью должен я признать,
Хоть где-то и сбылись местами
Процентов максимум на пять,
Да хоть бы даже и на восемь,
Но я и этому не рад,
Ведь за окном все та же осень,
Ну, разве, минус пубертат.
* * * Когда закончится война,
Которая вот-вот начнется,
Обратно маятник качнется.
И, как в былые времена,
К теплу родного очага
Герои возвратятся снова,
Опять скрутив очередного
По счету лютого врага
В очередной бараний рог,
За что им крысы тыловые
Вручат награды боевые,
Поначеканенные впрок.
Под лавку скинув прахоря,
Одевшись в чистое к обеду,
Махнут герои за победу,
Отчизну, веру и царя.
И захлебнутся враз слюной
Все федеральные каналы,
Когда в державные анналы
Нам впишут новый выходной,
И слезы радости прольют,
Поверив собственной параше,
Когда над родиною нашей
Взметнется траурный салют.
* * * Поэт как скотина последняя пьет,
Забывши про совесть и честь,
По рылу жену безответную бьет,
И баб у поэта не счесть.
Поэт не всегда возвращает долги,
А чаще всего — никогда,
Но тронуть его все равно не моги,
Питомца Господня гнезда.
Ведь он с мирозданьем при этом на “ты”,
Печатью провидца клеймен,
И мысленным взором пронзает пласты
Туманных грядущих времен.
В заношенной майке, в дырявых штанах,
О мыле забывший давно,
И что прозревает он в тех временах,
То смертным понять не дано.
И нам, если честно, давно уже пох,
Довольным убогой судьбой,
Чего он нароет там в толще эпох,
Спускаясь в свой черный забой,
На ощупь пером по бумаге водя,
Уснуть не давая уму.
А если с цепи вдруг сорвется бадья —
Туда и дорога ему.