Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2010
Марина Бирюкова
* * *
снегопад в огромном парке,
невдомек дозорной галке,
что была я лишена
тишины — тому назад
много лет, а в этот вечер
получила… Снегопад
сносит ветром. День помечен
чудом. Слов не надо — вслух,
про себя ли — слов не надо,
вот — косого снегопада
по листу сухому стук.
* * *
на грязный наст ложится с ночи…
Зарубцевался мой ожог,
и не спешу я день рабочий
начать, и так хочу сама
сказать зиме: прощай. Спасибо:
врачом была ты мне, зима,
теперь уж выписала, либо
передала меня весне —
а я смотрю, бродя кругами,
как мельтешит последний снег,
и как он мокнет под ногами.
* * *
день весенний размерила звоном
птаха-часики. Ведаешь сам:
время дорого. Влага по кронам
тихо двинулась… чудные дни!
Если время так дорого стоит —
почему же огромны они?
А синицыно дело простое:
на рассвете начать и звенеть,
интервал золотой отбивая.
Тополь высохший ожил на треть —
вышла каплями смолка живая.
Время за полдень. Вечер далек,
день велик. А синица — подмога
в измерении щедрости Бога,
хоть совсем это ей невдомек.
* * *
в холодной капле на коре,
весенней сохнущею бочкой
немного пахнет во дворе:
ее отмыли и надели
на крепкий серый частокол,
и я участвовала в деле —
несла и ставила на стол
тарелку с кислою капустой —
последней, собранной со дна, —
к хорошей жизни той невкусной
капустою приобщена —
к суровой жизни и смиренной…
Брожу, круша вечерний лед,
а наша бочка во Вселенной
как тело странное плывет.