Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2010
Александр Шерстюк
САМАЯ МАЛЕНЬКАЯ ПТИЧКА
В.П.Лаврищеву
“Крылышкуя золотописьмом тончайших жил…”
Как хорошо ты, Велимир, сложил!
Письмо твое, конечно, золотое —
но не для случая, когда летит иное
крылатое —
не твой кузнечик с кузовом пузатым…
А вот вращается моторчик у колибри,
у птички самого ничтожного калибра,
зато невиданной раскраски, яркой,
зависла птичка над цветком нектарным,
свой клювик-хоботок пуская в дело,
в приливы чрев, в глубины орхидейные —
и воздух ее перьев словно пенится,
и радужно сияет ее тельце.
Но вот и отдых. На сучок присела
и сразу стала наша птичка… серая.
Ну не узнать! Куда исчезла райскость,
и изумрудность крыл, и буйство красок?
Поверить трудно, и сказать боюсь я:
где истина здесь? где иллюзия?
Но тут подсказку шлют нам с конференций:
“Не верьте краскам — то… интер-фе-рен-ция!”
Но как не верить, если это — близко.
Пусть выверт физики. А мы разве не физика?
(Еще вопрос: да только ли мы физика?)
И глаз сиянье — разве формул иго?
И то не правда ль — про “детей индиго”?
Да, знаем мы, что в красках завихряться
есть восприятье только лишь вибраций,
а атомов иль крыл — какая разница,
ведь мир таков — не будем завираться.
И может, прав Есенин, что однажды,
навряд ли зная о преображенье пташьем,
воскликнул над подбитыми орлами:
“О Русь, взмахни крылами!”
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН, 1916—1917,
СКАЗ О ЧУДЕСНОМ СПАСЕНИИ
Захотели отрока Сергуню построить,
призвали Сергуню в строю постоять
за Россию-матушку, за Царя-батюшку.
Привезли Сергуню
в Царское Село,
присвоили высокое воинское звание “ефрейтор”,
дали номер учетный: 9999.
Чтобы знал, что стоять
надо браво, как эти девятки —
голова к голове, грудь колесом.
Оцифрованный поэт
Царскосельского военно-санитарного поезда
носилками переносил
стоны раненых, ругань, бред.
А в редкие часы отдыха
круглым почерком,
как в стручках горошек,
писал в тетрадку
зарифмованные с грустью
отчаянно русские
пейзажи.
Но командовал поэтом
полковник Ломан,
говорящая, но всамделишная фамилия.
Он убедительно просил Есенина
перейти на формат “ода”,
ведь слушать-внимать
будут Царица-мать
и прекрасные царевны.
От такого пожелания
пейзажист был сломан —
у него случился
приступ аппендицита.
Вырезали. Дали зарубцеваться.
Снова вызвали на ковры.
И снова намека не понял деревенщина…
Так попал в штрафбат —
из Царского села под Могилев
(тоже неслабое название),
закодированный
непробиваемо счастливыми девятками,
как в Новой вите у Данте,
солдат.
Но тут в Петрограде
учинилася буча,
боевая, кипучая,
бунтовщики — ба-бах! —
взяли мосты и телеграф.
…и Их Императорское Величество
от Есенина отреклись.
ГДЕ Я РОДИЛСЯ…
Когда мне приходится объяснять дамам,
где я родился,
я называю Стародубье.
Ах, это непонятно где?!
Тогда я говорю, что этот райский уголок
моей родины России
находится на стыке Белоруссии и Украины.
Ну вот представьте себе, говорю я очередной непонятливой даме:
представьте себе, что ваше левое бедро — это Белоруссия
(и я провожу рукой от колена дамы вверх и немного внутрь до
впадины),
а правое бедро — это Украина
(и я провожу рукой от другого колена дамы опять-таки вверх до
впадины),
а вот этот треугольник на стыке, если бедра немного раздвинуть
(я символически показываю, как надо раздвинуть),
и есть уголок России —
место, где я родился.
