Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2004
. . .
Деление приводит к умножению, так всякой живностью кишмя кишит река, но склонность мотыльков к самосожжению по-прежнему довольно велика. Достаточно обзавестись фонариком, по саду полуночному пройтись, заметить все же, будучи очкариком, и, близоруко вглядываясь в высь, что мотыльки на землю так и валятся, на землю с шумом сыплются с небес. Мирьяды звезд при этом глупо скалятся. Горит костер. Вдали темнеет лес.. . .
Как основание скульптуры, как проволочный каркас, останками мускулатуры лес на ветру осеннем тряс. Руину сада городского скорее он напоминал, но отвращенья никакого он у меня не вызывал. Напротив, я с умильным взором нередко по лесу бродил и не покрыл себя позором - его не хаял, не бранил.. . .
Сумерки всего важней. На изломе дня и ночи в обиталище теней, верно, нет пути короче. Лишь на несколько минут задержался я у входа, потому что солнце вдруг засияло с небосвода. Я увидел речку, луг, голубую кромку леса и почувствовал, что вдруг пала с глаз моих завеса.. . .
Пара-тройка тварей злобных, вот тебе уже и стая - понял я, себе подобных с беспокойством наблюдая. И на станции товарной, и на пристани паромной, между публики шикарной и среди прослойки скромной. Грай вороний спозаранку вырывается наружу. Лай собачий наизнанку выворачивает душу.. . .
Нынче времена тяжелые, и однажды мы увидели, на ветру осинки голые как согнулись в три погибели, колокольню в землю вросшую, башенку водонапорную, глядучи во тьму полнощную, точно взяв трубу подзорную.. . .
Тревогу бьет воронья стая, поскольку вертолетик низко, по осени хвостом виляя, приумножает степень риска. Пилот спешит поставить свечку, в штурвал вцепившись что есть мочи, чтоб на дыбы поставить речку, быть может, нет пути короче. С ног на голову, с боку на бок барахтается вся округа, и множество румяных яблок в сердцах побилось друг о друга.. . .
Начало осени раздел имущества предполагает. Образовавшийся пробел снег понемногу заполняет. Но остается виден след, со временем едва заметный, как между елками просвет - в лесу дремучем сумрак бледный.. . .
Мне более нечем себя оправдать, как непротивленьем насилию, и в сумерках ранних забравшись в кровать, я радуюсь снега обилию. Зима долгожданная нынче щедра, но, чтобы картины не портили, приблудных собак я не гнал со двора, мол, хватит выкидывать фортели. И ржавые ведра в сарай занести я вовремя не удосужился. Я снегу дал волю следы замести. Снег падал, кружился и вьюжился.. . .
Ворона жирная настолько, что кажется, провалит крышу. Как с треском шаткая постройка за землю валится, я слышу. Как будто остов корабельный, изъеденный водой соленой, как будто это бред похмельный среди пустыни раскаленной. Среди кустов чертополоха, заглохших огородных грядок уж новая грядет эпоха, а здесь - забвенье и упадок.. . .
Паузы промеж словами, как просветы меж стволами, а без них наш разговор хуже, чем глухой забор. Умной мысли не пробиться. Не поможет заграница. Вот уж правда - темный лес: звук остался, смысл исчез.. . .
Еще немного постареет и без того уж Старый Свет и наконец окаменеет, как древних ящеров скелет. Занятно будет сопоставить с объемом черепа длину хвоста, детишек позабавить я лишний раз не премину. Я укажу на несуразный размер гигантских челюстей, оскал эпохи безобразный, пожравшей всех своих детей.. . .
Пусть тяжелей небесный свод и ниже тучи грозовые, но чувствую весны приход я много раньше, чем другие. Так, услыхавши вдалеке шум проходящей электрички, упрямо стрелочник в руке флажок сжимает по привычке. Что в этом больше нет нужды, его нисколько не смущает - живет, не ведая беды, и первым поезда встречает.. . .
Изображение нечеткое: край леса и реки излучина, и я не знаю, сколь короткое на сборы время мне отпущено. Во всяком случае особенно не стоит поддаваться панике. Тут за колдобиной колдобина. Кругом болота и торфяники. В вечерних сумерках застрявшая у птицы в горле песня звонкая, как будто зиму простоявшая у нас в саду соломка ломкая.