Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2003
ОДА РАДОСТИ И оживая опять с утреца славлю день кофейным глотком кипящий славлю солнце пьющее воду с лица вслед ночным затяжным обложным косящим в каждой Божьей капле и каждой луже ранний свет с московским его блеском навостренных трав зеленые уши гром колец трамвайных на Павелецком сладкий дым над крепостью пития славлю радость: радуйся радость моя! И взвилась радость и закрутила поднимая листья камни слова все на свете вещи и существа - у меня воздушная перспектива ПЯТИГОРСК Оглянусь - оглянусь резко - как раз и в воду там гора должна быть - Фудзи - нет Арарат треугольная тень вильнет и воздух воздух виноградный ранний медлителен и покат И в толпе коровок божьих в фуникулере с Машука разгляжу каникулы дедов дом с головой накрытый мелким зеленым огнем круговой лозой повязанное подворье Во дворе воскресный "Варяг" за самогоном кум Армен на соседском цокает языке плюс грузинское восьмиголосье вверх по склонам и раскрыт антикварный "Демон" в пустом гамаке Так закручена так замучена памяти пленка так забыть боюсь так за воздух этот держусь этот воздух блестящий острый как сам Эльбрус словно я - враг варяжий - какая-нибудь японка оборванка незрелой грозди внучка-чертовка треск лозы зеленой растет обращаясь в миф дед вопит хор двора гогочет вслед и - обрыв дальше шелест и тьма цвета божьей коровки Пленка мутная как Подкумок-речка змеится точки вспышки склейки на ней шипят горят дед крушит кулаком этот воздух и он крошится этот воздух воздух кислый как виноград ПЕРВОЕ ЯНВАРЯ В окне блестит фрагмент случайной ветки. Так, попадая в крестный переплет, качаясь и шалея от засветки, она перерастает в Новый год. Отряхивая снег над спящим Шаром, отбеливая этим снегом свет, в хруст выгибая ледяной хребет, дыша в стекло отчаяньем и паром, почти паря, светясь от фонаря, за первые минуты января взрывая почки, как бы перед взлетом, развязывая новые листы, и раскрываясь там - за переплетом зеленым негативом и оплотом глухой невразумительной среды, - она окно прочеркивает наискось и зацветает в полной мерзлоте мгновенно, как прижизненная надпись, открытая на титульном листе. . . .
Долго-долго по Москве замерзлой я несла тебе в подарок бусы и кружила и в парадных грелась и под каждым фонарем волнуясь я в последний раз их открывала не дыша на пальцы - чтоб запомнить как насмешливо они блистают Чтоб когда лихой квартальный ветер налетит и перекусит леску и усвищет хлопая газетой и дома как милиционеры будут не отличны друг от друга и совсем совсем я потеряюсь в белой темноте на снежном свете Позвонить в любую дверь восьмую и в любом подъезде ты откроешь и на черном свитере у горла заиграют мелким блеском бусы те что я рассыпала в сугробе а из-за стола рванутся гости со стеклянным воплем Нарру Вirthday. . .
в шестом вагоне холодно как в Польше но дымно состав запшикает и содрогнется длинно но позже меняя страстные согласные колеса на водку и окна блюзовая тьма облапит кротко и чай - заносит и пан кондуктор пан качельный пан коверный округлый пар летящий накось на подносе снег заоконный бурный черный свинг рессорный мелькнет костер костеловидный на откосе удар - хоп-стоп - рывок - мятель ай пан Варшава пан Варрава пан таможный шмональный пан оральный пан и всевозможный и просто Пан и коридорная свирель метель частят и в стороны шарахаются елки и сна готического сна плывет кусок длиной в страну - плывет себе на средней полке домой плывет - ногами на восток. . .
Всё как всегда - я вышла из подъезда в живую жизнь в любое вдруг в ноябрь в растоптанную серость сырость слякоть в однажды-в-среду где помойный голубь с лицом ощипанного херувима стоял у входа Шел четвертый час по набережной жесткий смог стелился и школьный двор в решетчатом бетоне толкался голосил жужжал кружил И розовая стайка семиклассниц покуривая зябко у забора чирикала привычно матерясь И наша почтальонша тетя Таня опухшая в малиновом берете в оранжевом жилете на фуфайку с визгливой толстой сумкой на колесах везла стога бесплатные газет (о счастье о покой о скрипка лет) Но - левый мой сосед Наиль Гароев примученный сосед чадобогатый с капустной белой головой подмышкой угрюмо семеня по тротуару вдруг вспомнил - что забыл и - оступился и о вдруг споткнулся Так огненный небесный слон трубя из тучи выскочил и в пляс пустился в асфальт вонзая хобот свой горящий (о солнцеслон о вдруг животворящий) И мелкий мусор у помойных баков зацвел мерцая и переливаясь рой семиклассниц кинув косячок ликуя взмыл над школою районной и радугой построившись запел гимн семицветный радости и солнцу Все вспомнило на миг само себя вот главное (во блин!) вот суть вот смысл вот Божий мир вот я вот тетя Таня И тетя Таня руки разжимая уже плывет в луче вся золотая и нимб зияет штемпелем почтовым над съехавшей береткою ее (о - ё!) А слон трубит и топает по небу и вышибает искры между строк так наезжает световой каток Так - выронив кочан - Наиль Гароев поднялся на носки расправил плечи почти не удивляясь сам себе все позабыл все вспомнил забывая и закачался в солнечном столпе и вспыхнул вдруг исполненный любовью великою любовью ко всему И я как дура ринулась к нему и - оступилась и о вдруг споткнулась (о солнечных осколков легион дымящийся бычок в померкшей луже газетный лист планирующий вкось) Исчезло солнце все перевернулось и бедный мой сосед забормотал ссутулился помедлил оглянулся и головой потерянной тряхнул и сердце содрогнулось в нем и снова до спичечного сжалось коробка (о спички лет о жалость о тоска) И дальше затрусил по тротуару сварливо сам с собою говоря что можно и совсэм вот так свихнуться от жизни этой А кочан белел на тротуаре - а дежурный голубь шагнул к нему два раза клюнул строго и на меня безмолвно поглядел КЛИМОВУ-ЮЖИНУ стихи на всякий случай Это кто там рыщет в окрестных кустах? - Ау! Это наш Языков прочесывает траву, раздвигает ветки в поисках языка и берет языка живьем и наверняка. Желтоватым листом присыпан, болезнен, дик под кустом рябины трепещет родной язык, отбивается, хнычет, связки его дрожат, а потом, расколовшись, все выдает подряд. И Языков, брат мой, треплет его слегка и готовит самое вкусное из языка. Дабы стольным пиром да честь оказать нам, дабы красной речью - наливочка по усам, дабы всем язы╢кам стечься опять в одно - нам, язычникам, развяжет язык вино, ай, рябиновка - развяжет и заплетет: заливай, дорогой, трави, мы и есть народ. Но пока, растекаясь, мы вдохновенно пьем, в темный лес обратно чешет язык живьем. Хлесткой веткой машет, ехидно каплет с листа и язык нам кажет ядреный из-за куста.