Untitled
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 1998
Олеся Николаева В ДЕТСКОЙ Буду тетю мою расспрашивать, а вы все — спите: «Тетечка, про любовь свою расскажите!» И незамужняя тетя начинает: «Он был капитаном дальнего плаванья…» На самой высокой ноте ветер свистит, качает корабль, обрывает снасти: замирает сердце от этой беды и страсти. Полыхают солнца, молнии и созвездья: море требует жертвы, небо жаждет возмездья. Словно содвинулись разом две роковые чаши. Пьющие из обеих: «Спасите наши души!» — кричат. Вокруг так много тумана, где можно искать всю жизнь далекого капитана… Капитан обессилен. Но смотрит весело. Он оброс бородою. Он тоскует по тете, когда она молодою провожала его и за семью морями вышивала ему кисет витиеватыми якорями. … Это дальнее плавание затянулось. Но все — спасутся. В этих огненных водах очистятся, обернутся ночи — любовью вечной, а дни — блаженной страною… Это дальнее плаванье всего лишь величиною в какой-нибудь век земной, но ведь — не дальше рая… — «Удалась вам жизнь, дорогая тетя!» — «И тебе удастся, родная!» ИМЯ Н. Кононову Лучше б, Коля, ты остался Татаренко: там и тетерев тебе, там и татарник, тетива, натянутая туго, тайна, Коля, на губах — роса и горечь… Да и я б себе — по мужу — имя выбрала б — ходящее волнами, как тростник колеблемое — Ольга Вигилянская: и роскошь, и аскеза. Там — за именем — судьба совсем иная открывается, лицо совсем иное. Даже время по-другому ходит, даже мир — и тот идет иначе. О, как жаль небывшего — и Ольги Вигилянской: у нее изящней получился б этот праздник жизни, этот выход в сапожке испанском!..... Ты теперь еретик и раскольник и, пройдя роковую черту, рассыпаешь мой дактиль, мой дольник, мой анапест в опальном скиту. Это — птицам на корм, это — трели бегства в небо, когда дотемна лжепророками Иезавели дух измучен, душа стеснена. Это — близко последняя битва: буря, клекот, биение крыл. Это — бдение, это — молитва, это — то же, что ты говорил: «Проведи меня полем до спуска, по оврагу и дальше — средь тьмы, проводи до Козельска, до Курска, до Колязина, до Костромы. До чертога, плывущего мимо, где стоят херувимы, грозя. До небесного Ерусалима…» Дальше — некуда. Поздно. Нельзя.
