Татьяна Бек
Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 1996
Татьяна Бек
. . . Под хлопьями русского снега,
Где логос неверен, как брод,
Разлуки жестокая нега
Таится, противится, мрет.
Под струями страшного ливня,
Короткого, как благодать, —
Потешнее древнего бивня
Попытка судьбу обуздать.
Продолжу: под западным ветром
Крошатся характер и слог…
Не в этом ли (может, и в этом)
Души сокровенный исток?
. . . Зое
Нас всех размазала история…
Но посреди чумы и блуда
«Я выживу!», как пела Глория,
Я выживу легко и люто,
Вернув любовь в одно касание
И пряча в черепной коробке
Полубольное подсознание,
Которое зажато в скобки.
Во мне Европу косит Азия,
Свобода плачет по бесправью…
И дикая моя фантазия
Бледнеет перед нашей явью, —
Но я клянусь по счету высшему
В ночах пророческих и длинных,
Что выживу (о, да!),
что выживу.
…Как мох могучий на руинах.
. . . Надевала цветную рубаху,
И колючки ласкала ступнёй,
И любила, как любят собаку,
Непокладистый воздух степной;
И стихи приносила в подоле,
И ночами впадала в озноб,
И наощупь гадала по Торе,
И гвоздики роняла на гроб;
И в кофейне пила капуччино,
И на ветер кидала гроши,
И рыдала: «Какая кручина!»
Архаическим слоем души.
Можно множить и множить глаголы,
Как на сваях, рассказ возводя.
Но глаголят не буквы, а горы,
И обвалы, и струи дождя,
И расщелины, и бездорожье…
Этот нищенский воздух богат
Перекличкою дрожи и дрожи.
…Как и мы, мой возлюбленный брат.
. . . И.В.
Участь угрюмо глядит, как уходят ступени
В небо… А сердце овчаркою спит на цепи…
Русских вещей факультет — лепота и забвенье
На кукурузном ветру в американской степи.
Этот отрезок отмечен порядком и волей,
Как бы, на прерии глядя, Господь ни стенал…
Знаки здоровья: цветение мощных магнолий
И огненно-красная птица — в миру «кардинал».
Дух мой болезный и здесь обмирал или несс
Гоголем (Боже, пошли мне размеренный лад!).
…Соевый полдень и беличья ночь Иллинойса —
Знаю — вернее, чую, — что чужестью не обозлят, —
Как и не соблазнят:
чересчур пуповина упряма,
Нехороша, узловата, шершава, груба.
…Маленький город Урбана,
ан грозная рама:
Всепланетарное небо — неделимая наша судьба.
. . . Жук заморский, и гусь, и олень,
Провожая меня,
не корите…
Я соскучилась: дома — сирень
У порога, как пена в корыте!
…И, взрезая небесную твердь
(Точно в санках летя по морозу),
Я почую грядующую смерть
Как отраду, а не как угрозу,
Ибо столь этот хаос широк,
Что и мы, умирая, не канем —
Лишь особостью быть перестанем…
Вот и весь, как ни странно, урок,
Продиктованный
дальним
скитаньем.…Вот и села на милый порог.
